Русский Берлин
Шрифт:
После смерти в 1851 г. матери Глинки Евгении Андреевны, которую он нежно и горячо любил, последовали еще несколько длительных поездок за границу.
В Берлине Глинка оказался в следующий раз через шесть лет, в июне 1852 г., опять по дороге в Испанию. Затем он побывал в прусской столице в апреле 1854 г. Оба визита оказались недолгими, не более двух недель. Снова были дружеские и взаимно обогащающие встречи с Деном и музыкантами, новые музыкальные впечатления от творений Бетховена, Гайдна, Баха, прогулки по любимому городу. Прусский король Фридрих Вильгельм IV, чья сестра была женой Николая I, на Пасху 1854 г. сделал Глинке, очень любившему музыку композитора Кристофа Глюка, замечательный подарок. Король был просвещенным монархом, он неплохо знал русскую культуру, был знаком с творчеством многих писателей, поэтов, художников из России, дружил с Василием Андреевичем Жуковским. В ответ на просьбу Глинки Фридрих Вильгельм повелел дать в Королевском оперном театре внеочередной оперный спекталь Глюка «Армида».
В последний раз Глинка направился за границу весной 1856 г. К этому времени он уже написал знаменитые биографические «Записки», восстановил многие свои романсы, разбросанные по разным изданиям, записал по памяти утраченные, готовя их по просьбе Дена к передаче в Королевскую библиотеку в Берлине. Готовил новое издание партитуры «Жизнь за царя», переаранжировал для оркестра целый ряд своих фортепианных произведений и написал блестящий «Полонез» («Польский на тему испанского болеро»). Начал писать новую оперу, главным стало стремление гармонизировать древние русские церковные мелодии с учетом опыта великих европейских композиторов. В Петербурге такой возможности не было, к тому же этот город по ряду причин стал его раздражать, и он решил заняться новым для себя направлением музыкального творчества со своим прежним учителем Деном.
В любимый им Берлин композитор приехал в мае 1856 г. Сначала он поселился сравнительно недалеко от нынешней Глинкаштрассе — на улице Мариенштрассе (Marienstrasse) в доме № 6. Напротив него, в доме № 28, жил позаботившийся об этой квартире верный друг Зигфрид Вильгельм Ден. (Нумерация большинства берлинских улиц идет по нарастающей, начинаясь на одной стороне улицы и заканчиваясь на другой. По принципу четных и нечетных номеров пронумерованы лишь несколько улиц города.)
Большая часть Берлина во время Второй мировой войны была разрушена, но улица Мариенштрассе почти не пострадала. Дома Глинки и Дена сохранились до наших дней. По инициативе Общества им. М. И. Глинки и при поддержке русско-немецкого клуба «Диалог» здесь 11 апреля 2008 г. появилась памятная доска, извещающая о том, что «Теоретик музыки и издатель, член Академии искусств (отделение музыки), хранитель Музыкального собрания Королевской библиотеки Зигфрид Вильгельм Ден (25.2.1799–12.4.1858) жил в этом доме с 1855 по 1858 г. Одаренный педагог, он был учителем и преданным другом «отца русской музыки» Михаила Глинки, который летом 1856 г. жил визави по улице Мариенштрассе, 6».
В Берлине Глинке было хорошо. Он с детства знал немецкий язык, чувствовал себя здесь своим, любил хозяйственных и аккуратных немцев. Летом и осенью 1856 г. он часто бывал в Королевской опере и в Певческом обществе (Singverein), наслаждался, как и прежде, музыкой любимых композиторов, на опере Глюка «Ифигения в Авлиде» «просто рыдал от глубокого восторга». В одном из писем этого времени в Россию он писал: «Мне здесь в Берлине приходится так по душе, что и высказать не могу». Композитор побывал в недавно построенном Новом музее на так называемом Острове музеев, ездил с Деном в парк Тиргартен или сам бродил по его тенистым аллеям.
На Мариенштрассе Глинка прожил все лето, а в начале сентября переехал на другую, более теплую квартиру на упомянутой уже улице Францёзишештрассе, 8.
Вместе с Деном Глинка изучал возможности сочетания западной фуги и русских церковных напевов в области богослужебного пения. Он усердно занимался теорией церковных тонов и полифоничной техники «строгого» музыкального письма западноевропейского Средневековья и эпохи Возрождения, определявшего особенности благозвучного сочетания нескольких мелодий. Для него было очевидным сходство ладовой организации древнерусских напевов с церковными ладами западноевропейской средневековой музыки при естественной национальной специфике. Он писал своему другу в Москву, что «почти убежден, что можно связать Фугу (так, с большой буквы, написано в оригинале письма. — Авт.) западную с условиями нашей музыки узами законного брака». Глинка с помощью Дена очень внимательно изучал особенности хоровых сочинений Иоганна Себастьяна Баха и итальянца Джованни Пьерлуиджи да Палестрины, одного из величайших композиторов духовной музыки. К декабрю были готовы две фуги. Многое сделанное в Берлине стало основой для последующего развития духовной музыки в произведениях П. И. Чайковского, С. И. Танеева, Н. А. Римского-Корсакова, А. Д. Кастальского и других композиторов той эпохи.
Глинка имел основания надеяться, что он сможет «дебютировать как композитор в Берлине», где будут исполнены некоторые его сочинения или фрагменты из оперы «Жизнь за царя». И это свершилось! Знаменитая ария «Ах, не мне, бедному сиротинушке» из Эпилога оперы с большим успехом прозвучала 21 января 1857 г. на единственном в году гала-концерте в Королевском дворце на Шпрее. Вдохновленный этим Глинка писал сестре, что он, по-видимому, «первый из русских, достигший подобной чести».
Этот концерт стал, к несчастью, и невольной причиной скорого ухода Глинки из жизни. В день концерта в Берлине было холодно. Покинув в радостном воодушевлении хорошо протопленные помещения дворца, Глинка по дороге домой простудился. Он не отличался крепким здоровьем и в этот раз заболел особенно
сильно, а по причине простуды резко обострились другие хронические заболевания. Ранним утром 15 февраля 1857 г. на 53-м году жизни Михаил Иванович Глинка скончался. Похоронами озаботился Ден. Депешей он вызвал из Веймара протоиерея православной церкви Стефана Карповича Сабинина, так как священник посольской церкви был в это время в отъезде. Послал сообщение о смерти брата сестре композитора Л. И. Шестаковой. Погребение состоялось 18 февраля в присутствии композитора Джакомо Мейербера, дирижера Бейера, скрипача Грюнвальда, В. Н. Кашперова и некоего «чиновника» из русского посольства, имени которого Ден в письме сестре покойного сообщить не смог (предполагается, что это был второй секретарь посольства граф Петр Шувалов). Присутствовали также квартирохозяева Глинки и жены обоих русских священников. Ден пережил своего друга и ученика всего на год.Поначалу Глинка был похоронен на одном из лютеранских кладбищ Берлина. Через три месяца по именному повелению императора Александра II, удовлетворившего просьбу сестры Михаила Ивановича, гроб извлекли из могилы и отправили в Петербург, где 5 июня 1857 г. Глинка был перезахоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Все хлопоты по этому делу, как писала Л. И. Шестакова, правительство взяло на себя.
Иногда можно прочитать или услышать, что могила Глинки находится в Берлине, на Русском православном кладбище при храме Святых равноапостольных и бого-венчанных царей Константина и Елены в районе Тегель (Берлин-Райникендорф). Но здесь в конце широкой аллеи у самой ограды кладбища расположен только памятный ансамбль, состоящий из стелы с текстом, колонны с бюстом М. И. Глинки и старинной надгробной плиты из потемневшего силезского мрамора. Надпись на стеле сообщает, что этот «Памятник великому русскому композитору М. И. Глинке сооружен военной комендатурой советского сектора г. Берлина в 1947 г.» к 90-летию со дня кончины М. И. Глинки в Берлине. К тому времени на кладбище уже находилась упомянутая плита с первоначального места захоронения Глинки. Ее перенесли сюда благодаря предпринятому опять-таки по инициативе отца Мальцева поиску старых русских надгробий с разных кладбищ Берлина и сбору их в одном месте. Так появилась здесь и эта надгробная плита, изготовленная в 1857 г. по заказу Зигфрида Дена. Бюст на колонне создан в 1947 г. скульптором Масютиным на основе последней прижизненной фотографии Глинки, сделанной в Санкт-Петербурге 25 апреля / 7 мая 1856 г., за день до отъезда композитора из России.
Внимательный посетитель может обнаружить ошибку в дате рождения Михаила Ивановича на металлической плите у колонны, где указано 2 июня (н. ст.) 1804 г., хотя он родился на день раньше.
…Приезжая в Берлин, многие соотечественники устремляются на улицу Фридрихштрассе, где находятся многочисленные магазины, включая огромный универмаг Galeries Lafayette («Галери Лафайет»). Параллельно Фридрихштрассе проходит Глинкаштрассе. Их соединяет короткий отрезок Францёзишештрассе, которая идет от «Галери Лафайет» и заканчивается на перекрестке, где до Второй мировой войны стоял дом, в котором полтора века назад жил русский композитор. Надо пройти всего несколько минут пешком, дойти до угла со знакомым именем, а там оглядеться, взглянуть в вечное небо над иными уже домами и вздохнуть «украдкой».
В начале XX в. русскую колонию в Берлине составляли 7–8 тысяч человек: русские интеллигенты, писатели, художники. К тому времени Берлин на волне возвышения Пруссии был уже не только ее столицей, но и главным городом Второго рейха — Германской империи, образованной в начале 1871 г. в результате объединения двадцати одного государства и трех ганзейских городов, расположенных на немецкой территории. Это был уже не тот сонный город, о котором писал Тургенев, а крупный индустриальный центр, где бил пульс новой жизни. Отто Лилиенталь рвался отсюда в небо на летательных аппаратах, которые делал на построенном в Берлине заводе. Из России к нему приезжал Николай Егорович Жуковский, наблюдал полеты, беседовал с отважным инженером и испытателем. В знак благодарности Лилиенталь подарил русскому ученому один из своих планеров, который хранится в московском Научно-мемериальном музее Н. Е. Жуковского.
В конце XIX в. в Берлине начинают строиться первые линии будущей городской электрички S-Bahn, по воле «железного канцлера» Отто фон Бисмарка преображается улица Курфюрстендамм, будущее место прогулок русских эмигрантов после революционной волны.
Вечером 3 октября 1870 г. в квартиру знаменитого немецкого профессора математики Карла Вейерштрасса (1815–1897) постучали. На пороге стояла миловидная девушка с умными глазами. Было видно, что она очень смущена, но голос ее звучал твердо. Она просила профессора о частных уроках.