Русский Берлин

К началу Первой мировой войны в берлинских учебных заведениях училось около 500 студентов из России, в основном в университете. Предвоенное обострение германо-российских отношений резонировало и в академической сфере. В 1913 г. вслед за мощной антироссийской кампанией в прессе вышло решение имперского министра просвещения, которым запрещалось впредь принимать русских студентов в германские университеты. Впрочем, русскими многих можно было назвать лишь условно. Еще в 1901 г., как отмечает историк А. Е. Иванов в своей работе «Российское студенческое зарубежье. Конец XIX — начало XX вв.», антироссийски настроенные студенты-корпоранты Берлинского политехникума, выступая против засилья в нем выходцев из России, с иронией называли свой институт «полакиум» (вместо «политехникум»), возмущаясь по поводу избытка студентов польского происхождения — тогда официально подданных Российской империи и, следовательно, «русских». Точно так же в Западной Европе через сто лет называли русскими всех выходцев из стран СНГ.

Приезжие из России были лишены сословной спеси, и члены немецких корпоративных студенческих организаций негодовали, что русские «низводят университет с его аристократической традицией с высокого пьедестала и стремятся сблизить его с грязными представителями рабочих кварталов». Кроме того, как отмечает также А. Е. Иванов, «нелюбовь к «русским» коллегам со стороны немецкого студенчества выражалась в антисемитизме — неприятии «русских» студентов-евреев, составлявших большинство в академических колониях российскоподданной молодежи». Еще в 1890 г. немецкие студенты Шарлоттенбургского политехникума подавали ректору петицию с требованием «удалить русско-еврейских студентов и не принимать более ни одного из них». Не добившись своего от ректора, они переправили петицию в Министерство просвещения, правда, также безрезультатно. В последующие годы эти шовинистические настроения заметно усилились. В феврале 1913 г. состоявшийся в Берлине съезд российского студенчества констатировал, что «враждебность немецких студентов к «русским», особенно учившимся на медицинских факультетах университетов, имеет откровенно антисемитскую подоплеку».

Вместе с тем студенты-корпоранты отнюдь не представляли настроения всего немецкого студенчества в целом. Они «не были свойственны, — пишет А. Е. Иванов, — той части немецких студентов, которые не входили в корпорации… Это была демократическая по своему происхождению и материальному достатку молодежь, которая поддерживала дружественные отношения со своими товарищами по учебе из других стран. Однако ее влияние на академическую жизнь было неизмеримо меньшим, чем корпорантов».

Среди студентов было немало таких, которые весьма нуждались в средствах, некоторые реально вели полуголодное существование. Это было характерно не только для Берлина. «…Русскиев большинстве своем бедствуют здесь. Многие живут в скверных и холодных комнатах у рабочих», — писал один российский студент немецкого происхождения, прибывший на учебу в Германию. «В предвоенные годы русское студенческое объединение «Помощь» предлагало русским студентам в Берлине материальную помощь. Студенческое объединение снимало лекционный зал на улице Линиенштрассе. Читальня «Салтыков» недалеко от Бранденбургских ворот имела большую библиотеку. Здесь был центр встреч и контактов русских студентов в Берлине. Рядом с читальными залами располагалась студенческая столовая. Обед из трех блюд стоил 70 пфеннигов, неимущие студенты получали еду бесплатно». [6]

6

Русские в Германии. Берлин, 2008.

БОМБИСТЫ-СОЦИАЛИСТЫ

В конце XIX в. Берлин стал своего рода столицей российской политической эмиграции. Здесь находили убежище представители всех оппозиционных партий России: эсеры, большевики, меньшевики, анархисты, бундовцы, либералы… Одни жили подолгу, другие бывали наездами. В Берлине проводились невозможные в России партийные мероприятия, печатались запрещенные на родине газеты, брошюры, книги. В Берлине выходил, например, «орган петербургских рабочих» газета «Рабочая мысль».

В немецкой столице российские революционеры хранили закупленное в Европе оружие, которое потом тайно вывозилось в Россию. Между 1895-м и 1917 г. в Берлин десять раз приезжал Владимир Ильич Ленин (1870–1924), не менее двух раз в немецкой столице был Иосиф Виссарионович Сталин (1878–1953). Многие российские революционеры останавливались в доме Карла Либкнехта и его гражданской жены Розы Люксембург, основателей Коммунистической партии Германии. Далеко не все связанное с пребыванием российских революционеров в Берлине известно, поскольку во времена подпольной работы огласка не требовалась, да и потом оставалось такое, о чем не стоило распространяться.

Одним из мест, где часто встречались российские эмигранты, был дом Александра Парвуса — «купца революции», через которого проходили огромные партийные суммы, поступавшие из разных источников. Ряд историков утверждает, что через него РСДРП финансировалась немецкими спецслужбами. Судя по всему, революция была для него глобальным коммерческим проектом. Часть полученных средств уходила в партийную кассу, остальное он присваивал. Ко времени Октябрьской революции на его счетах в разных странах находилось несколько миллионов марок. В Берлине он жил под именем господина Ваверки, подданного Австро-Венгрии. В его доме бывала, например, Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952), которая в 1908 г. эмигрировала из России и жила в немецкой столице в фешенебельном пансионе недалеко от Унтер-ден-Линден. Она была хорошим оратором, прекрасно знала немецкий язык и нередко выступала на рабочих собраниях. «Блестящий вид светской дамы, — писал один из видевших ее в Берлине старых революционеров, — и нарядный костюм странно контрастировали с ее пролетарским кредо». С Берлином у Коллонтай оказались связаны два романа. Сначала с Петром Масловым, степенным экономистом, состоявшим в законном браке, но потерявшим голову от любви и последовавшим в Берлин за своей возлюбленной, прихватив туда и свою семью. Ее вторым избранником стал революционер-пролетарий Александр Шляпников, с которым Коллонтай познакомилась на похоронах видного марксистского теоретика Поля Лафарга во Франции. С обоими она поддерживала отношения до самого конца. Шляпников был расстрелян в 1937 г., Маслов умер своей смертью в 1946 г.

Немецкая полиция весьма внимательно следила за российскими эмигрантами и при случае не отказывала себе в удовольствии дать им острастку. Один из них, Е. Л. Ананьин, был, например, арестован по совокупности обстоятельств как подписчик немецкой социал-демократической газеты «Форвертс», за частые посещения рабочих собраний и переписку с «группами содействия» с целью выступления в разных городах Германии с литературным докладом. Отсидев некоторое время в «Полицей-Гефэнгнис» (своего рода СИЗО) на Александерплац, он был выслан из Пруссии, получив на сборы всего 24 часа. В своих воспоминаниях он писал:

«Полицейский режим в «свободной» Германии мало чем отличался от нашего отечественного (особенно в отношении к иностранцам). «Полицей-Гефэнгнис» была местом временного заключения, и там сидели по большей части уголовные. Внутренний распорядок в этой тюрьме меня особенно поразил по сравнению с Домом предварительного заключения в Петербурге. Помню одну подробность: стола не полагалось и пищу заключенный должен был вкушать на полу (!). В сравнении с этим Дом предварительного заключения казался Эдемом!»

Иногда русские эмигранты, оказавшись под арестом немецкой полицией, пытались объяснить ее служащим, что являются врагами царского правительства, но не Германского государства. На немцев это впечатление не производило.

Господин Ульянов-Ленин

В августе 1895 г. в Берлинской Королевской библиотеке появился приехавший из России новый читатель — герр Ульянов, 25 лет. Хотя, возможно, он был записан под одним из своих партийных псевдонимов. Это была первая поездка будущего вождя Октябрьской революции за границу. Он выехал из России в мае. Сначала побывал в Швейцарии, потом во Франции, почти весь август провел в Берлине. Главной политической целью заезда сюда были встречи в Вильгельмом Либкнехтом и его сыном Карлом, который занимался организацией юношеского социалистического движения в Германии. Он знакомится здесь с другими деятелями немецкого рабочего движения, почти сразу после приезда участвует в открытом собрании в одном из берлинских рабочих клубов.

^{В. И. Ульянов в 1895 г. Фото из полицейского архива}

Из Берлина молодой русский революционер собирался в Лондон к Энгельсу, но, уже находясь в немецкой столице, он узнает, что 5 августа Энгельс ушел в мир иной.

Под впечатлением горестного известия Владимир Ульянов пишет:

«После своего друга Карла Маркса (умершего в 1883 г.) Энгельс был самым замечательным ученым и учителем современного пролетариата во всем цивилизованном мире. С тех пор, как судьба столкнула Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом, жизненный труд обоих друзей сделался их общим делом»…