Русский город Севастополь

Старика наняли в Бахчисарае, чтобы не сбиться с пути. Тощий, сутулый, в старом выцветшем халате. Когда-то зелёная феска выгорела на солнце до серо-жёлтой.

Денщик, сидевший на месте кучера, натянул вожжи. Пролётка встала.

– Привал! – объявил он. Спрыгнул на землю размять ноги. Достал мешок с овсом, намереваясь покормить лошадей.

– В чем дело? – спросил Тотлебен, приоткрыв дверцу.

– А, вон, ваше высокоблагородие, – указал денщик кивком на дорогу. – С час проторчим.

Чуть ниже четвёрка волов медленно тащила огромную телегу в которой лежал чёрный ствол большого корабельного орудия. Перед этой телегой ещё несколько таких же упряжек с орудиями. Они запрудили всю дорогу. По обочине не объехать: с одной стороны скала, с другой овраг. Столпилось множество повозок. Телеги, груженные мешками, сеном, дровами, пролётки, все больше с офицерами. В сторонке лежали штук пять верблюдов. Погонщик снял с них поклажу, чтобы дать животным передохнуть.

– А город далеко? – спросил Павел у проводника.

– Нет, – ответил тот, подтягивая засаленные шаровары. – На бугорок взберитесь – увидите.

– Пойдёмте, Павел Аркадьевич, взглянем на Севастополь, – предложил Тотлебен, с кряхтением вылезая из пролётки.

– А я, пожалуй, подремлю, – сонным голосом отозвался поручик Жернов. – Высплюсь, пока не трясёт.

– Какой красивый город! – воскликнул Павел.

С холма открылся вид на бухту. На изумрудной глади величественно стояли линейные корабли с убранными парусами. Пыхтели пароходики. Море под ясным куполом неба казалось вылитое из стекла. Где-то в дымке призрачно обрисовывались далёкий скалистый утёсы с башней маяка. Сам город раскинулся на гористом берегу. Местность вся изрезана балками и оврагами. Обыкновенных улиц, похожих на улицы в равнинных городах, таких, как в Москве или Петербурге, немного: пять – шесть. Остальное – холмы и косогоры, покрытые домиками, как пеньки опятами. Между ними идут кривые переулки без мостовых и тротуаров. Были даже очень крутые косогоры. Домики стоят один над другим, а улочки сбегали вниз, словно промытые дождевыми потоками. Где-то улица прерывалась широкой площадкой, даже деревца какие-то на ней росли, а где-то стремительно спускалась узким коридорчиком между каменных заборов. Среди мелких домиков, разбросанных по горам, выделялись своим величием верфи, казармы и батареи. К бухте вели ровные широкие бульвары с белокаменными красивыми домами. Аллеи утопали в зелени.

– Как же здесь здорово! – восторгался Павел. – А море какое чистое! И небо, словно умытое.

– Что ж вы хотели, Павел Аркадьевич? – снисходительно усмехнулся Тотлебен. – Крым – это вам не хмурое балтийское побережье. Не Италия, конечно…..

– Да, ну её, эту Италию! Боже, как же здесь здорово! – все никак не мог успокоиться Павел. – Что там за форты у входа в Бухту?

– Вот эти форты вам надо будет хорошенько изучить и промерить, – серьёзно сказал Тотлебен. – В виде подковы – Константиновская батарея, глубже в бухту – Михайловская. Константиновскую заложил ещё при адмирале Ушакове. Франц Павлович де Воллан. Знаете такого фортификатора?

– Конечно! Мы изучали его план обходного канала Онежского и Ладожского озера. Но не знал, что он ещё и Севастополь строил.

– Франц Павлович Одессу проектировал, здесь – только форты. Константиновскую батарею размечал. Потом Карл Иванович Брюно казематы возвёл.

– Карл Иванович у нас в инженерном училище читал лекции, – с гордостью вспомнил Павел.

– Так вот, ваш учитель и вторую батарею строил. Названа она в честь сына царя, Михаила. Отличное казематированное сооружение.

– Разрешите сделать замечание? Есть один недостаток в расположении Константиновской батареи.

– Вот, так, так! – удивлённо вскинул брови Тотлебен. – Докладывайте, прапорщик Кречен.

– Константиновская батарея уязвима с тыла. Ей необходимо прикрытие.

– И как же вы намеренны её брать? – заинтересовался Тотлебен. – Поведайте ваш план.

– Под прикрытием корабельной артиллерией я бы за батареей высадил десант с лёгкими полевыми пушками и овладел штурмом с тыльной части.

Тотлебен повнимательней вгляделся в узкую полоску берега, соединяющую батарею с материком.

– Согласен, – вынужден был признать он. – Вас хорошо подготовили, прапорщик Кречен. Ага, вижу, Северную сторону начали укреплять, да так и бросили. Видите, форт в виде звезды? По моему мнению: неудачно расположен. Я бы дальше от берега поставил.

– А на той стороне бухты, что за здание стоит выше всех?

– Морская библиотека. Говорят, офицеры вскладчину покупают книги. Из разных стран привозят. Севастополь – горд морской. Кто тут только не бывает. Так что, можете встретить на полках в библиотеке весьма редкие экземпляры.

– Книги – моя страсть! – обрадовался Павел.

– Да, город красивый, – произнёс мечтательно Тотлебен. – Белый, чистый. Но, посмотрите, Кречен, улиц прямых и широких, как в Петербурге, и десятка не наберётся.

– Но взгляните за Константиновскую батарею. В балке много красивых домиков, – возразил Павел. – Все в садах так и тонут.

– Однако, вы глазастый, Кречен. То – дачи знатных горожан. Вы, лучше обратите внимание на ту горку, что возвышается над Корабельной стороной. Видите, на ней башенка построена. Эта горка – важная стратегическая высота. Поставь на ней батарею – и весь город простреливается. Мало того, вся гавань под огнём. Запомните: Малахов курган.

Большая белая чайка с криком пронеслась над их головами. Павел сорвал фуражку и закричал ей:

– Привет, белая птица! Меня зовут Павел!

Проводник татарин поглядел на него с ухмылкой, покачал недовольно головой и на татарском произнёс:

– Глупый мальчик разговаривает с глупой птицей.

– А знаете, молодой человек, какое поверие ходит у местных моряков? Чайки – это души погибших матросов, – сказал Тотлебен, снял фуражку и вытер пот со лба.

– Вот это – да! Красивая легенда. А откуда она родилась? – заинтересовался Павел.

– А представьте себе, попал корабль в шторм. Все снасти переломало. В бортах течь. Команда умирает от жажды. Берега нигде не видать. Все готовятся к смерти, молятся о спасении души…. И вдруг – чайка.

– Не совсем понял, – помотал головой Павел.

– Ну, как же? Чайка! Птицы не улетают далеко от берега. Чайка – это символ надежды. Коль она появилась, значит рядом земля. Это вестник, посланный Богом.

– Ах, вот оно что! – кивнул Павел и на татарском окликнул проводника: – Понял, отец? А ты говоришь – глупая птица.

Татарин с изумлением открыл рот, пробормотал что-то невнятное.

– Вы, Кречен, откуда научились так лихо говорить на татарском? – удивился Тотлебен.

– Дед мой служил на Кавказе ещё с Ермоловым, – объяснил Павел.

– Да, да, что-то такое ваш отец рассказывал.

– Влюбился без памяти в местную княжну. Всеми правдами и неправдами вымолил родителей отдать её в жены. Занял у генерала Ермолова денег на выкуп. Генерал Ермолов, вы же знаете, сам жён покупал в горах.

– Да, что-то слышал, – кивнул Тотлебен.