Русский характер

А Лариса, внучка Христиньи Ивановны, наоборот, решила податься в город, окончательно порвав все связи с Никитой, гражданским мужем. По словам бабы Христи, тот скурвился совсем. В деревне постоянной работы нет, времени свободного уйма, вот и запивается молодежь. Пивной алкоголизм резко возрос, этого добра завались в магазинах и ларьках. Парням все кажется, что пиво – это только жажду утолить, но это далеко не так, глядишь, уже с одной кружки языки начинают заплетаться. Так и Никита, дружки-приятели есть в наличии, теперь он без пива не может и дня прожить. Стал без повода обижаться, гадости говорить, а то вдруг беспричинно развеселится – не остановить.

– Ты не поднимешь его наверх, а сама скатишься с ним на дно, – вздохнув, сказала бабушка Христинья внучке, – может, и к лучшему, что не расписалася с ним, окаянным.

Родители отправили дочку в город, где тетка устроила ее на работу, к себе в магазин, и заставила учиться в торговом техникуме. В другой раз бабка заскучала бы без Ларисы, но сейчас Толик заменил ее. Он оказался хорошим человеком, похожим по характеру на отца. Глава поселения предложил ему пустующий домик на краю деревни, сказав, что все отремонтирует, покрасит, побелит и через недельку можно будет переехать на жительство. Это бабу Христю совсем не устроило, она твердо сказала, что Анатолий Афанасьевич будет жить у нее, в центре села, недалеко от клуба. Ему удобно, и ей нескучно, а ремонтную бригаду пусть он отправит в клуб и приведет его в надлежащее состояние, ведь теперь у них снова хор запоет, концерты давать будет. Так и порешили.

Как создавался хор – это уже другая история. Анатолию Афанасьевичу пришлось уйму времени, сил и энергии потратить, чтоб голосистых привлечь. Почему-то охотно шли те, кто совсем не умел петь или пел мимо нот. Мужики отказались наотрез, хотя по глазам многих было видно, что петь хочется, но обывательская мораль: «Мало ли чего хочется, да не все сможется!» – крепко сидела в них. Долго пришлось уламывать некоторых. Администрация села очень радовалась этому случаю и, как могла, старалась помочь Анатолию: кого кнутом, кого пряником заставляла идти в хор. Его верные помощницы: Полина, Павла и Христинья – тоже приложили немало усилий, чтобы сельчане всерьез отнеслись к их идее. И вот наконец хор «Багульник» из четырнадцати-пятнадцати человек состоялся. Известно, что аппетит приходит во время еды, народ искренне увлекся пением, стал без опоздания ходить на репетиции, всем нравилось, что у них настоящий, образованный художественный руководитель, а главное – ни одна репетиция не проходила без зрителей. Почему-то сельчане, которые непоющие, сочли своим долгом в обязательном порядке присутствовать при этом и из зала громко давать советы и выкрикивать замечания:

– Зинка, в конце песни долго рявешь! – выкрикивал из зала кто-нибудь со знанием дела. – Все уже закончили, а ты хвоста тянешь.

– Мишк, чего твово голоса не слыхать? – вопрошал очередной критик. – Не халтурь! Нам тута все видно. Пришел петь – пой с душой! На хрена тогда ходить вообче?!

Старушки-веселушки помолодели, похорошели, стали щеки румянами натирать, друг перед дружкой янтарными бусами, шелковыми шалями хвастаться. А троица наша очень ревновала Анатолия Афанасьевича к другим, они считали, что только благодаря им возобновился хор, и шибко этим гордились.

Особливо была довольна бабушка Христя. Так уж случилось, что и дочка Лена с мужем Димкой Большаковым решили уехать из села вслед за дочкой Лариской. Продали дом, скотину, купили на окраине города домик. Зять Димка тут же работу нашел по специальности, сварщик он знатный. В деревне торкался от случая к случаю, а в городе – нарасхват. Лену взяла к себе кладовщиком сестра старшая, она их и зазвала туда.

– Мама, у тебя теперь сын есть, не в одиночестве оставляем, – убеждала Лена. Надо сказать, что дочерям Анатолий дюже понравился. И то, что он заведующий клубом, руководитель хора, заслуженный человек, добавляло значимости их родне, потому мать доверили старшему брату со спокойным сердцем и укатили в город за красивой жизнью. Анатолий Афанасьевич называл Христину Ивановну исключительно мамой и на «вы», а она его – сынком. Так на старости лет нежданно-негаданно муж Афонька подарил ей сына. А через три года бабушка Христя, отписав дом с подворьем на Анатолия, ушла в мир иной, к своему Афоньке-гармонисту. Никто из дочерей претендовать на родительский дом не стал, посчитав, что это справедливое решение, ведь Толик рос без отца.

Дай-то Боже, чтоб все было гоже.

Есть только миг

– Эвгения! – послышался тенорок соседа Володьки. – Эвгения! Выдь, чё скажу!

– Чего тебе? – отозвалась Женя, недовольная, что отрывают от дела.

– Ты куда запрятала свово благоверного? – входя во двор, спросил сосед.

– Куда, куда? В санаторий отправила, вот куда! – домывая последнюю ступеньку крыльца, ответила женщина.

Женя насильно отправила Михаила в санаторий. В последнее время он шибко страдал от болей в ногах. Колени болели. Своим нытьем довел жену до истерической нервозности. Та приняла решение потратиться на лечение мужика, хотя была бабой скуповатой. «Мишку подлечить стоит. В хозяйстве еще пригодится, – решила она. – На будущий год надо не трех, а пяток свиней откормить, мясо продать и построить флигелек во дворе для сына Лёньки. Парню уже тридцать пятый год пошел, а он все холостякует. Появится свой уголок, может, девок каких будет приводить, возможно, они и сами попрут к нему. Парень-то что надо! И ростом, и лицом вышел, только вот вялый какой-то, мягкий чересчур, будто из воска вылепленный. А ведь, с другой стороны, упрется, заупрямится, как соседский козел, с места не сдвинешь. Вот паразиты, сели на мою шею! Один тугодум из хворей не вылазит, другой тугодум никак семьей не обзаведется. Но, опять-таки, они роднее родных, любит она их, как же без них-то?»

– Мужшина круглосуточно находился под бдением жены, а тут такая вольница! Голова не закружится от крамольных мыслей, а, Эвгения? – опустился сосед на корточки возле крыльца и закурил, готовясь к долгой беседе.

– Не можешь правильно выговорить мое имя, нечего его трепать! – отрезала Женя.

– Не кипятись, сударыня. Это же красивее, чем просто Евгения. Прислушайся только: Эв-гения! Звучит? Звучит.

– Володька, уйди подобру, а? Не до тебя мне!

– Ну, во-первых, не Володька, а Вольдемар, – смачно сплюнул сквозь щербинку сосед, – во-вторых, амбицию мою не тронь, не люблю.

– Иди ты, какой из тебя Вольдемар! – замахнулась тряпкой на него Женя.

– И пошто вы, женщины, такие мелкотравчатые, а? Не можете поддержать беседу, пофилософствовать про жизть нашу бренную. С таким именем, как Эвгения, ты должна думать только высоким слогом, так сказать, русского романса.

– Опять с утра пораньше надрался? Ишь, потянуло его на философию!

– Я не пьяный, а хмельной. Хмельной – не больной: проспится, протрезвеет.

– Тебе только бы пить да гулять, да дела не знать.

– Эвгения, ты на харю-то мою не гляди, ты в мою душу загляни, – хмыкнул мужик. – Душа – она завсегда загадочна, и, как бы это ловчее выразиться, много чего есть в ней.

– И чего такое там увижу? – смахнула прядь со лба женщина.

– Утонченные мысли.

– Утонченные мозги! Они у тебя давно расплавились от натуги.

– Женщины никогда не понимали нас, особей мужского пола, и вообче красоту бытия, – вздохнул Володька. – Сообрази маленько мозгой-то: внутри у каждого индивида должна быть своя шкала ценностей. Конкретно.

– Где уж нам, бабам, красоту-то разглядывать, когда хлопот невпроворот. Это ты у нас пожизненно освобожденный от дел мирских.

Володя, мужичок под хмельком, непонятно какой масти, очень любил вести разговоры на разные темы, за что бывал не единожды и прогнан, и бит, но душа его жаждала общения. Он любил философствовать, видимо, и сам тащился от собственных мыслей. А тумаки и шишки воспринимал как что-то неизбежное, особливо от баб. Но при этом себя очень уважал и считал, что весь остальной люд-народ не дорос до его умственных размышлений, потому он всех великодушно прощал и не обижался. Жил по принципу: если нечего делать, лучше погулять. С полной и несомненной верой доказывал человеку, что тот всю жизнь пахал и фигу заслужил, а он, не напрягаясь, сумел-таки удержать бытие рутинное в его самых основных ценностях. На вопрос, что это за ценности, разводил такую бодягу, что никто не мог въехать в его мозги, чем повергал собеседника в состояние легкой комы, а то и клинической смерти.

– Может, мне за тобой приударить, пока Михаэла дома нету, а? А чё, я мужшина хошь куды! Не смотри, что ростом не вышел, зато в корень ушел по самое пожалте.

– Ха! Осчастливил! За такие предложения Мишка мой даст в торец, три дня тебя со стены соскабливать будут.

– Суетно живете, от того и злые все. Про душу забыли, про Бога…

– Кто б говорил-то! Душа… Где ж она, интересно, расположена у тебя? В каком таком месте? – усмехнулась женщина.

– Понимашь чё, Эвгения, широта восприятия прекрасного зависит от качества души человека, чуешь? В данный момент моя душа витает во Вселенной. Вот ты, женщина, кажный день драишь крыльцо, вместо того чтоб хотя бы иногда полюбоваться облаками кучевыми на небесах, а то и звездами на небосклоне. Какое удовольствие получаешь от этих бессмысленных телодвижений, уткнувшись носом в доски? Мне это очень интересно знать. Оттого что крыльцо неделю простоит немытым, рухнет под тяжестью грязи? Что изменится в твоей жизни? Вообче в стране, в мире? Надо смотреть не под ноги, а за горизонт! Так я думаю.