Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
С речки потянуло холодком. Воскресный день пошел на убыль, в воздухе голодно зазвенели комары. «Скурю последнюю да пойду», – решил Егор. По селу стали зажигаться окна. Егор курил и думал, что домой-то его не тянет. Изба – старая, уютная, обжитая, для одного просторный пятистенок, но не тянуло. Была б книжка какая душевная, Шукшин там или еще кто, почитал бы на софе, даже перечитал бы, но все книги забрала жена. Для чего забрала, неизвестно, сама-то не интересовалась. Из принципа, наверное. Была библиотека в селе, да закрыли давно – денег у властей на содержание не хватало. Не ездить же в город за книжками, не торговля, чай, засмеют. «Грустно, хоть опять женись», – усмехнулся про себя Егор.
У калитки его
– Закурить есть?
– Папиросы.
– Давай. – Макар продул гильзу, замял зубами кончик, затянулся. – Тут вот какое дело, Егор. Твоя сестра, моя жена, ну Алевтина, в общем…
– Ну?
– Не приехала сегодня.
– А чего?
– Да бес ее знает, чего. Первый раз такое.
– Может, на электричку опоздала?
– Чтоб Алевтина да опоздала? Ты чего, шурин?
Действительно, Алевтина представляла собой образец порядка до дотошности. Сбить ее с панталыка, заставить потерять голову хоть на минуту не могли никакие обстоятельства. Даже когда умирали родители, Алевтина рассудочно хлопотала по всем принятым в таких случаях делах – и справка от доктора, и кладбище, и заупокойная служба, когда Егор пребывал в каком-то ступоре и больше мешался Алевтине, чем помогал. Единственное, в чем Алевтина была бессильна, – не дал им Бог детей с Макаром. Но и этот недогляд Всевышнего Алевтина упорно исправляла – как-то нашла необходимые связи, ездила по докторам, даже в Москву. Потому и Егору с обследованием смогла помочь.
– Чего-то на сердце скользко. – Макар в задумчивости покачал головой.
– Да не журись, может, зашла к моей бывшей, задержалась там, завтра приедет.
– Чего ей у Ленки делать?
– Нда…
Закурили еще по одной. Домой Макару тоже идти не хотелось. Вечерялось бы невесело.
– Не случилось ли чего? – Макар задумчиво смотрел в землю.
– Да чего с ней может случиться, – возразил без уверенности Егор.
– Всякое бывает.
– Приедет завтра, куда денется.
Алевтина не приехала ни в понедельник, ни во вторник. В среду Макар с Егором поехали в город на поиски. Пока Макар поднимался к Лене, Егор сидел в палисаднике у подъезда и смолил одну сигарету за другой. Он очень хотел повидать детей да и Лену, признаться, тоже, но в последний момент заробел. Егор представил себе Ленкин сухой ревнивый взгляд за спиной, когда он подойдет к детишкам. Что она им рассказывала про него, неизвестно. Для них он уже, наверное, не папа, а дядя Егор. Только душу травить. Да и подарков никаких для детишек не взял – не до подарков было. Егор представлял, как за два года подросли Машенька и Никитка. У Машутки небось уже коса – русая, тугая, а Никита Егорыч – в школу ходит с большим и важным ранцем. Егор вздыхал и затягивался глубже обычного.
Макар вышел мрачнее тучи – Алевтина у Лены не останавливалась и вообще не объявлялась. На рынке Алевтину знали, но тоже ничем помочь не могли – закрыла торговлю в восресенье вечером и попрощалась. В милиции заявление о пропаже человека принимать не хотели, срок, мол, не вышел, да и заявление нужно было подавать в сельском отделении. Макар было вспылил, но Егор вмешался. Еще не хватало – загреметь в кутузку на пятнадцать суток. Молоденький лейтенант так и пригрозил – если не вышвырнетесь отсюда, оформлю, мол, за хулиганку.
– Куда теперь? – спросил Егор на крыльце.
– Нет, ну ты понял, какие менты у нас – лишь бы ничего не делать, сволочи. – Макар оглянулся на дверь. – Надо ж сказать такое мужу, что его жена загуляла.
– Сам-то, поди, не женатый, вот и брякнул.
– У него не жены нет, у него совести нет. Если б у этого козла кто-нибудь из близких пропал, он небось бумажки-то свои бросил
бы ко всем чертям, с огнем искал, – не унимался Макар.– Нда… наша милиция нас стережет.
– Молодой, а душой зажирел уже. Начальство надо ждать. Может, и выйдет что.
– Может, и выйдет.
Макар оказался прав. Начальство в лице испитого майора подкатило где-то через полчаса на милицейском уазике. Опытный майор не стал отмахиваться от сбивчиво рассказывавшего Макара, пригласил в кабинет. По сводкам в городе за эти дни было совершено три убийства, одно – женщины Алевтининых лет. Личность женщины не установили – ни документов, ни сумочки при ней не оказалось. Обычное дело при разбое, как сказал майор. На опознание в морг их повез тот самый лейтенант, который отказался брать заявление. Ехали молча, Макар без разрешения закурил. Лейтенанту, впрочем, было все равно.
Когда с трупа снимали простыню, Егор хотел отвернуться – он уже понял. Убитой оказалась Алевтина. Макар, не мигая, смотрел на пожелтевшее лицо со следами кровоподтеков. Глаза были не закрытыми, а какими-то заплывшими. Егор стер ладонью слезу.
– Она? – полуутвердительно спросил лейтенант.
Ему никто не ответил. Макар затрясся и сжал кулаки.
– Кто это сделал?
На это раз промолчал лейтенант.
– Кто это сделал? Убью подонков, разорву, своими руками разорву… – Макар сжимал и разжимал пальцы.
Егор стоял, как окаменевший. Слез больше не было. Если слезы – из сердца, то сердце у Егора сразу затвердело, оплавившись, как стекло после взрыва.
Лейтенант, стараясь не показывать равнодушие, накрыл тело простыней.
– Протокол опознания надо подписать, граждане. Кто из вас родственник? Родственник кто, граждане? Он? – Лейтенант кивнул на Макара.
– И он, и я – родственники, – услышал себя Егор как бы со стороны.
– Тогда пройдемте… пожалуйста.
На отпевание собралось все село. Даже Ленка приехала из города, узнала как-то. Отец Савватий пел красиво, даже величественно, все исправно крестились, кто-то перешептывался. Егор стоял со свечкой в левой руке, правой неумело клал кресты. Воск стекал по руке, но Егор ничего не чувствовал. Небритый, почерневший Макар стоял у самого гроба, на обострившихся скулах ходили желваки. Отпевание кончилось. Перед какой иконой надо ставить свечку за упокой, Егор не знал. Какая-то бабушка понятливо указала на Голгофу, Егор опалил свечку снизу, поставил. Свечей было много – Егор почему-то их посчитал. Выходило – двадцать три. Чьи-то двадцать три души горели в этих свечках, а теперь к ним присоединялась сеструхина – двадцать четвертая. Егор взял еще свечей, поставил за родителей. Теперь их было двадцать шесть.
«Когда за меня поставят, сколько их тут будет гореть?» – почему-то подумалось Егору.
Поминки были богатые – все село столы строило. Сидели на улице – погода была ласковой. Макар внимательно слушал каждого говорившего, бабы после слов комкали платками глаза, потом продолжали негромко лопотать о чем-то своем.
– Пойду покурю, – ни к кому отдельно не обращаясь, сказал Егор.
Курили и за столом, но Егора никто не удерживал. Только Макар понимающе посмотрел, как бы оставаясь за столом и за него тоже.Егор сел на свое место на клеверном лужку, закурил папиросу и стал глядеть на церковь. Теперь в ней было что-то еще, чего раньше Егор не замечал. Так же купались в пронзительном небе купола, так же сверкали, но что-то было и новое. Только когда солнце зарделось к вечеру, Егор понял – что. Это был свет от свечек, особенно от тех двадцати шести свечек, что горели сейчас там, на кануне. Купола не только блестели отраженными лучами, но и светились изнутри от маленьких огоньков надежды, любви и печали, из чего, в сущности, и состоит наша короткая жизнь. От сердца чуть отлегло, и Егор первый раз за последние дни улыбнулся.