Русский мир. Часть 1

Вот каким видится Солженицыну образ настоящего интеллигента: «Каждый из нас лично знает хотя бы несколько людей, твердо поднявшихся и над этой ложью и над хлопотливой суетой о6разованщины. И я вполне согласен с теми, кто хочет видеть, верить, что уже видит некое интеллигентное ядро – нашу надежду на духовное обновление. Только по другим бы признакам я узнавал и отграничивал это ядро: не по достигнутым научным званиям, не по числу выпущенных книг, не по высоте образованности “привыкших и любящих думать, а не пахать землю”… не по отчужденности от государства и от народа, не по принадлежности к духовной диаспоре (“всюду не совсем свои”). Но – по чистоте устремлений, по душевной самоотверженности – во имя правды и, прежде всего, – для этой страны, где живешь. Ядро, воспитанное не столько в библиотеках, сколько в душевных испытаниях»¹³⁰. Как и когда-то понятие «интеллигенция» идеализируется, в него вкладываются некие идеалы, которые, как и любые идеалы, всегда далеки от реальной жизни.

Схожая позиция у еще одного видного деятеля русской культуры, известного ученого, литературоведа, историка и культуролога Д. С. Лихачева. В сложный для России (как его называют «переходный») период он выступил в защиту русской интеллигенции. Главным для него, вполне в духе времени, является понятие «свобода» и «умственная порядочность». «К интеллигенции, по моему жизненному опыту, – писал Лихачев, – принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам… Основной принцип интеллигентности – интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли». И далее: «Я бы сказал еще и так: интеллигентность в России – это прежде всего независимость мысли при европейском образовании». Сложность эпохи определила и некоторые уступки в определении уровня «свободы» и «независимости». «Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка»¹³¹, – отмечал Лихачев, давая таким образом индульгенцию тем интеллигентам, которые за короткий период времени несколько раз поменяли свои убеждения.

Поисками определения понятия «интеллигенция» занимались и западные ученые. Один из наиболее крупных специалистов по проблемам освободительного движения в России британец Е. Ламперт писал в 1957 г.: «Изгнанные из существовавшего русского мира, они стали изгнанниками из мира вообще, ведя дома и заграницей жизнь полную одиночества, неприятия чужого, преданности своему, что предполагает скорее сравнение с религиозным орденом, чем с социологически объяснимым явлением. Они не вели себя как представители политической группировки или партии, защищая свои законные интересы, а как индивидуалисты и новаторы, не связанные ни с кем традицией, стоящие одиноко и изолировано»¹³².

Из других западных историков следует упомянуть и американца Р. Пайпса. Сборник «Русская интеллигенция», посвященный памяти Е. Ламперта, дает следующее определение: «…общественное объединение, которое в силу своего образования было отделено от «народа», а в силу своего просвещенного, ориентированного на Запад мировоззрения – от монархии и ее бюрократического аппарата»¹³³.

В советском обществе (и это вторая точка зрения на то, что понимается под словом «интеллигенция») господствовало более общее представление об интеллигенции, которое включало в это понятие всю образованную часть общества. Еще В. И. Ленин сформулировал его следующим образом: «Интеллигенция – все образованные люди, представители свободных профессий вообще, представители умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представителей физического труда». При этом интеллигенцию не признавали классом, а только некоей «прослойкой» общества.

Подобного рода определение представляется слишком общим и универсальным. Оно совершенно не объясняет, что же делало русскую интеллигенцию столь уникальной, что вызывало жаркие споры о месте интеллигенции в русской истории в начале XX в., почему это слово вошло в мировые языки и чем она отличается от intellectuals и educated society. Однако именно в этом значении – образованная часть общества – оно закрепилось не только в специальной литературе, но и в повседневном обиходе в советский период и в значительной мере сохранилось по сей день.

Именно его придерживаются все основные словари, справочники и энциклопедии советского периода. «Историческая энциклопедия»: «Общественная прослойка, в которую входят лица, профессионально занимающиеся умственным трудом. Интеллигенция играет большую роль в развитии общества, с ее деятельностью в первую очередь связано развитие науки, техники, искусства, народного образования и т. д.»¹³⁴. «Толковый словарь» Ожегова (середина XX в.): «Люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом».

Наконец, современные российские издания пытаются объединить две позиции – как сложную дореволюционную и эмигрантскую, так и упрощенную советскую. «Большой энциклопедический словарь» (2-е изд., 1998): «Общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Понятию интеллигенция придают нередко и моральный смысл, считая ее воплощением высокой нравственности и демократизма. Термин “интеллигенция” введен писателем П. Д. Боборыкиным и из русского перешел в другие языки». «Российская цивилизация. Энциклопедический словарь»: «Интеллигенция – социальная группа, отличающаяся занятием умственным трудом, высоким образовательным уровнем и творческим характером своей деятельности, сохраняющая и несущая в другие социальные группы ценности и достижения мировой культуры, а также характеризующаяся специфическими психологическими чертами и позитивными нравственно-эстетическими качествами»¹³⁵.

Многообразие определений показывает сложность проблемы и ее важность, ибо, по словам уже упоминавшегося философа Г. Федотова, «мы имеем здесь дело с одной из роковых тем, в которых ключ к пониманию России и ее будущего»¹³⁶. Постараемся выделить основные отличительные признаки русской интеллигенции, объединяющие самых разных ее представителей и делающие ее важной частью русского мира.

1. Вне всякого сомнения, в понятие «интеллигенция» всегда включались люди образованные. Вопрос об образовании в России всегда был связан с проблемой духовности и веры (подробнее об этом см. главу «Традиции образования в России»). Не вредит ли одно другому? Не подрывает ли светское образование не только религию, но и государственные устои? Эти вопросы всегда очень остро стояли для страны, в которой слишком многое поддерживалось верой в Бога, государя, отечество. В каком-то смысле русская интеллигенция оправдывала своим существованием подобного рода опасения.

2. Русская интеллигенция – это всегда оппозиция правительству, причем любому. В случае если власть меняется, оппозиционное отношение переносится на новое правительство. Так, посвятивший большую часть своей жизни борьбе с советским режимом А. И. Солженицын хотя и вернулся на родину после развала советского строя, но и новую власть не признал. В частности, в 1998 г. он отказался от ордена Андрея Первозванного, мотивируя это невозможностью принять его от верховной власти, доведшей Россию до гибельного состояния.

Не только оппозиция правительству, но протест против русской действительности и критика существующего режима стали основой формирования русской интеллигенции, ее своеобразным кредо. Эта критика, принимавшая часто форму отрицания и полного неприятия существующего общества, в середине XIX в. вылившаяся в нигилизм, является определяющей чертой интеллигенции. Литературный критик и один из наиболее ярких представителей русской интеллигенции Н. А. Добролюбов считал критику одной из основных задач русской интеллигенции: «Нам следует группировать факты русской жизни… Надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыха – до того, чтобы противно стало читателю это царство грязи»¹³⁷.

Критическое отношение к себе вообще характерно для русского народа, тем более что в России во все времена было что критиковать. Русская литература вскрывала язвы и смеялась сквозь слезы над русской жизнью. Пресса без устали привлекала внимание к порокам и недостаткам окружавшей действительности. Интересно замечание князя В. П. Мещерского, представившего в 1861 г. во вполне официальную (во всяком случае, в этот период) газету «Санкт-Петербургские Ведомости» статью о визите императорской четы в монастырь. Статью, к его большому удивлению, печатать отказались. А на вопрос о причинах ответили: «Уж очень вы поэтизируете монастырь, а затем, по правде сказать, не такое теперь время, чтобы восхищаться Царскими поездками»¹³⁸. Позитивную статью об императорском семействе в проправительственную газету поместить было нельзя, а вот критическую – пожалуйста.