Русский полицейский рассказ (сборник)

Взглянув на карманные часы, Ковальчук увидал, что прошло всего десять минут, как он стоит на посту за товарища, а ему казалось, что прошло уже более получаса. Обыкновенно последние полчаса шестичасового напряженного пребывания на посту бывали особенно тяжелы, чувствовалось сильное утомление, какое-то одеревенение ног и потребность свободно пошагать хоть с четверть часа, а потом лечь и по крайней мере с час неподвижно лежать; это все обыкновенно и проделывал Ковальчук после каждой смены с поста; сегодня же приходилось простоять лишних полчаса, и они казались необыкновенно длинными, а постовая служба очень тяжелою, сказывалась привычка вовремя смениться после стойки навытяжку и напряженного внимания в течение шести часов.

Ковальчук повернулся по линии улицы, чтобы сделать обычные несколько шагов взад и вперед, и вдруг остановился; его зоркий глаз увидел на большом расстоянии, несмотря на сильное движение, какой-то необычный беспорядок в конце улицы: с панелей сбегали люди, махали зонтиками, палками и убегали назад; экипажи бросались врассыпную от какой-то массы, быстро продвигающейся вперед; ей бросился было навстречу соседний городовой, но потом почему-то отскочил в сторону. Ковальчук наконец увидал, что мчавшаяся масса – запряженная в дышло, взбесившаяся пара лошадей; был виден уже и кучер, безрезультатно пытавшийся сдержать их. В нескольких десятках шагов от Ковальчука одна из вожжей лопнула, кучер свалился с козел и, запутавшись ногами в конце вожжей, тянулся за экипажем, в котором сидела, или, вернее, лежала в обмороке богато одетая дама, около нее плакали в отчаянии две девочки лет 7 и 10.

Ковальчук смерил глазами расстояние между собой и несущимся навстречу экипажем и храбро стал ждать его приближения. Расстояние быстро уменьшалось, еще момент, и Ковальчук, перекрестившись, при крике ужаса, вырвавшегося у многочисленной публики, остановившейся на обеих панелях, повис на дышле между голов взбесившихся лошадей, последние взвились на дыбы, подмяли под себя сорвавшегося городового, протащили небольшое расстояние, стали уменьшать шаг и были, наконец, остановлены сбежавшимися городовыми из соседних постов с публикой. Кучер, который скоро после падения с козел умудрился освободить ноги, отделался легкими ушибами, дама и дети были невредимы. Ковальчука вытащили из-под экипажа без чувств, была вызвана карета скорой помощи, врач которой обнаружил сильные ушибы на теле и перелом левой руки и ноги.

На другой день во всех газетах и в приказе по полиции было отмечено о самоотверженном поступке городового Ковальчука. Через неделю полицмейстер вручил ему в больнице денежную награду, переданную мужем и отцом спасенных городовым; кроме того, Ковальчук получил поощрение от своего непосредственного начальства, отметившего геройский поступок незаметного исполнителя служебного долга.

Вс. Попов На волосок от смерти Из воспоминаний пристава

I

Это было в ужасные октябрьские дни 1905 года, насколько помню, 23 числа.

Около 12 час. дня начался погром, который дружным усилием чинов полиции и подоспевшими войсками удалось остановить. Пострадало сравнительно небольшое количество мелких лавок на базаре да несколько еврейских квартир.

Эти два-три часа, в течение которых продолжался погром, казались мне тогда целою вечностью, не хотелось верить, что происходит это наяву, и много раз, чтобы увериться, не сон ли видишь, приходилось щипать себя.

Я помню, и во время погрома, и после него, да и теперь приходится слышать от известной части населения о том, что погромы организовала полиция. Сколько наглой лжи в этом! Лгущие хорошо знают, что лгут, но продолжали, иногда продолжают и теперь делать это с известною целью.

Через полчаса-час после начала разгрома я с взводом терских казаков (их больше и не было тогда в Ч., где я служил приставом), оцепив большую толпу громил-крестьян соседних деревень, гнал ее с базара. Нам лежала на пути улица, заселенная преимущественно евреями. Едва мы показались на ней, как по нам была открыта стрельба из револьверов еврейской молодежью, предусмотрительно скрывавшейся за воротами усадеб этой улицы. Пули свистали около нас, все мы были верхом и представляли из себя прекрасную мишень, помню, казаку сзади меня была пробита папаха, другому – пола черкески. К счастью, еврейчики оказались плохими стрелками, из нас никто даже не был ранен, пострадал только оказавшийся на дороге русский извозчик, которому пуля угодила прямо в лоб.

II

В тот же день 23 октября около двенадцати часов ночи, когда базары в городе были оцеплены войсками, по улицам, в предупреждение могущего возникнуть вновь погрома, ходили патрули. Я с помощником пристава пошел проверить посты городовых. На базаре мы остановились поговорить с прапорщиком Д., занимавшим здесь с полуротой одну сторону оцепления. Темнота, помню, была ужасная, мы едва различали друг друга. Город как-то зловеще замер, не слышно было обычных прохожих, дребезжания извозчичьих дрожек. Едва мы успели перекинуться несколькими словами, как насторожились, нам показалось, что кто-то из-за угла подкрадывается. Вслед за этим прожужжала пуля, и около нас что-то грузно упало. Мы бросились туда – оказывается, человек. Раздобыли огня и с удивлением видим, что в двух шагах от нас убит молодой еврей, видный революционный деятель в городе. Пуля угодила ему в висок, около него валяется револьвер, заряженный на все патроны, и запас последних в карманах.

По-видимому, убитый, в лучшем случае, подходил послушать, что мы говорим, хотя для этого не нужно было держать в руках заряженный револьвер, и неожиданно был сражен пулей единомышленника, который направлял ее на нас, на свет папирос, которые мы курили.

III

16 декабря 1907 года меня экстренно вызвали в охранное отделение города К., где я тогда служил, и поручили произвести обыск в квартире местных анархистов-коммунистов.

Со мною отправился один из помощников охранного отделения У., интересующийся результатом обыска

Захватили мы с собою двух городовых и отправились. Дело было в пятом часу вечера, было уже темно. Пригласив дворника и швейцара, мы все вместе взобрались на третий этаж огромного дома, в квартиру, где от жильцов снимал комнату руководитель местных анархистов.

Квартиру, по-видимому, занимали мирные обыватели, не подозревавшие, кого они у себя приютили.

Мы поставили с черного хода городового, другого и дворника – в комнатах хозяев квартиры, а со швейцаром и хозяйкой отправились в комнату ее жильца, выходившую в парадную переднюю.

Первое, что бросилось в глаза, – записка на столе, как сейчас помню, такого содержания: «Просидели у вас с часу дня. Пошли обедать, сейчас придем. Не уходите никуда, ждите нас, теперь три часа, придем в четыре». Едва мы успели прочесть ее, как в передней раздался звонок. У. бросился туда и сейчас же стал звать меня на помощь. Я побежал к нему. Навстречу У. толкнул мне молодую еврейку, а сам схватил бывшего с ней в передней молодого еврея. Все это было делом нескольких секунд. Я с еврейкой, с силой вырывавшейся от меня, незаметно очутился уже в комнате обыскиваемого, причем обратил внимание на то, что еврейка усиленно возится с муфтой, прижатой ко мне. Не успел я еще ничего предпринять, как из передней раздались крики У. Я передал вырывавшуюся еврейку растерянно стоявшему здесь швейцару и бросился на помощь к У. Было как раз вовремя. У., одетый в тяжелую шубу, попал как-то в узкий проход между дверью и шкафом и едва сдерживал сильного еврея, который успел уже освободить одну руку и вытаскивал револьвер. Вдвоем мы обезоружили его и сдали прибежавшим на шум из внутренних комнат городовым. У еврейки в муфте оказался заряженный браунинг. Уже после того, как он был у нее отобран, она заявила, что искренно жалеет о своей растерянности: оказывается, забыв о предохранителе, она все время нажимала собачку для выстрела, рассчитывая выпустить все пули обоймы мне в живот, и только случайность спасла меня от смерти. Парочка эта – опасные анархисты, приехали для совершения террористических актов. В квартире у них был найден большой запас оружия и патронов. Еврей оказался уже осужденным за покушение на убийство полицейского чиновника к смертной казни, замененной бессрочною каторгой, и скрывшимся из тюрьмы. Все это были члены отряда анархистов, который в ту же ночь полицией был ликвидирован, к счастью, очень удачно, без кровопролития. Все эти «деятели» были приговорены военно-окружным судом к каторге на разные сроки.

Вс. Попов Лукавый попутал Набросок из жизни

– А что, генерал дома? – спросил околоточный надзиратель Кротов открывшую ему дверь бойкую горничную.

– Барин дома, сейчас доложу, – ответила та, насмешливо осматривая не первой свежести пальто надзирателя.

– Скажите генералу, что его желает видеть по делу местный околоточный надзиратель, – добавил Кротов, входя в просторную переднюю.

Минут двадцать надзирателю пришлось ждать в передней, и, не будучи уверен, что генерал примет его, он не снимал пальто.