Русский полицейский рассказ (сборник)

Там царил полумрак, поддерживаемый лампадою перед образом, которая кротко сияла, освещая лик Богоматери.

Положив бледное личико на сложенные вместе по-детски руки, крепко спала его Верочка. Она так тихо лежала, что казалось, и не дышала, а возле нее, в люльке, смешно посапывало крохотное существо – его сын. Эта мирная картина сразу же самым успокаивающим образом подействовала на Яхонтова. Он перекрестил малютку, русую головку жены и, нагнувшись, осторожно поцеловал ее в голову…

Когда он вошел в кабинет, старший городовой уже покашливал в прихожей.

– Ну что, Лещ, готово? – спросил Яхонтов, понижая голос.

– Так точно – все собрались.

Яхонтов надел пальто, сверх которого перекинул шашку, осмотрел браунинг, поставил его на предохранитель и вышел из кабинета.

Все были готовы и тихо двинулись по спавшим улицам города. Впереди шли Яхонтов с Обломовым, а сзади попарно городовые.

Когда они приблизились к месту назначения, к ним подошел переодетый в статское городовой и доложил, что за время в калитку вошли два каких-то человека, но никто не выходил.

Тихо ступая, вошел отряд в калитку дома, и, пройдя к нижнему полуподвальному помещению, Яхонтов расставил кругом караульных, а сам постучался. Никто не откликался. Наконец, после нескольких повторений, за дверью послышалось шмыганье туфель, и встревоженный старческий голос спросил:

– А и кто там?

– Отворите – полиция.

За дверью послышалось тихое шушуканье, и, наконец, она открылась. На пороге стоял старый, заспанный еврей со свечою в руках.

– Здравствуйте, хозяин.

– И ждравствуйте вам. И чиво вам треба?

– А вот пойдемте – скажу, – и Яхонтов пошел в квартиру с околоточным надзирателем и двумя городовыми.

– Кто у вас живет?

– У на-а-с? Ну и кто у нас живет? Ми шебе с жинкою, да вот тута уф комнате два шебе еврейчика и больше никого.

Яхонтов проверил – все было в порядке.

Он послал Обломова получше осмотреть квартиру, пока осматривал комнату и вещи квартирантов.

– Ну что?

– Да нет, как я вам и докладывал, ничего, – говорил очевидно довольный результатом розыска Обломов.

«Что за штука, – думал между тем Яхонтов, – откуда же у полицмейстера эти сведения? Нет, тут что-нибудь, да не так – пойду, сам еще раз осмотрю».

И он пошел. Пройдя узеньким коридором, он вошел в помещение хозяев – большую бедно обставленную комнату, где на широкой кровати ворочалась старая еврейка, кряхтя и приговаривая что-то на своем жаргоне.

Яхонтов осмотрел комнату – нет, положительно ничего. Он уже хотел уходить, как вдруг его внимание остановил на себе большой старый ковер, висевший на стене до самого пола. Он отдернул его и увидел за ним небольшую одностворчатую дверь.

– Эге – вот оно что! – И он толкнул дверь, которая оказалась незапертою. Дверь отворилась, и он чуть было не упал от облака дыма, захватившего у него дыхание: коридор был полон дыма.

Схватив свечу из рук еврея, Яхонтов, слегка нагибаясь, быстро пошел по обнаруженному за дверью узенькому коридору, приведшему его снова к двери, которая оказалась запертою.

«Вот оно где!» молнией пронеслось у него в голове. Он постучал.

– Отворите!

За дверью послышались торопливые шаги и топот.

– Слышите – отворите!

– А вы кто такой? – раздался грубый взволнованный голос.

– Я – пристав!

– А, пристав – ну получай! – И в то же время, вместе с грохотом выстрела, там, за дверью, что-то больно и сильно ударило Яхонтова в грудь, да с такою силою, что он сразу откинулся назад и, кем-то поддержанный, свалился на холодный кирпичный пол. Он терял сознание, но его слух улавливал трескотню выстрелов, треск сломанной двери, озлобленные, бешеные крики, а потом все заволокло каким-то красным туманом…

Когда он пришел в себя, то первое, что бросилось ему в глаза, было тревожное, осунувшееся личико Веры, склонявшейся над ним. Оно вспыхнуло такою радостью, таким счастьем, что Яхонтов и сам улыбнулся, хотел что-то сказать, но маленькая горячая ручка легла ему на губы, и он услыхал:

– Молчи, молчи! Ни одного словечка, тебе нельзя совсем говорить! Молчи, молчи!

И она радостно прильнула губами к его горячему лбу.

Надо ли говорить, что молодые силы взяли верх и выздоровление Степана Ивановича пошло быстро вперед.

Прошло два года. И снова Святая ночь, Рождественская, накинула свой звездный покров на застывшую землю. Отдыхает она, кормилица, под теплым, пушистым белым одеялом, и не страшен ей Старик Мороз со своими жгучими ласками. Бродит Старина по полям да лесам, забирается то в трущобы невылазные, то в города веселые, каменные, и везде себе старик дело находит…

На большой улице одного из уездных городов ярко светятся два окна в одном из домов, несмотря на поздний час. На дверях этого дома имеется дощечка с надписью: «Степан Иванович Яхонтов», а если вы спросите у обывателей – где живет исправник, то вам укажут на этот домик.

А вот и он, наш старый знакомец. Правда, он сильно возмужал за это время, и печать утомления положило на него пережитое тяжелое время, но он все-таки бодро и весело глядит вперед.

Он сидит за столом и просматривает газеты. Тут же и жена, превратившаяся из худощавой бледной фигурки в красивую полную женщину.

Она что-то вяжет.

Но вот она оставляет работу и долго, ласково смотрит на мужа.

– Степа?

– А? – отзывается тот.

– А ты помнишь, какой сегодня день?

– Помню, Верочка – разве такие дни забываются, – укоризненно говорит он.

– А что он тебе напоминает?

– Он мне напоминает русскую пословицу, – шутливо говорит Яхонтов.

– Какую?

– «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Лев Хорват Страшная ночь Из воспоминаний уездного исправника

Решив переменить службу, я перешел в полицию и был назначен становым приставом в один из уездов Х-й губернии.