Русский прорыв за Южный полярный круг. Жил отважный адмирал
Шрифт:
Рисунок 46. Татуированный вождь маори. Изображение 1784 г.
Об одежде туземцев сказано следующее: «… покрывают тело, начиная из-под грудей до половины ляжек, куском белой ткани, которую перевязывают узким поясом; чрез плечо набрасывают кусок белой или красной ткани, весьма искусно сделанной, с тёмным вокруг узором, и на грудях зашпиливают шпильками… из зелёного базальта и костей, вероятно, человеческих или собачьих, ибо, кромке собак, других зверей никто из путешествовавших здесь не встречал. Сии шпильки висят на тонких верёвочках, чтоб не потерялись. Когда прохладно, сверх всего
Внимание путешественников привлекли «пету» – кистени маори из нефрита или костей морских животных, с резьбой длиной 38,1 – 45,7 см, шириной в 10,16 и толщиной в 5 см и с дырой в рукоятке – для верёвочки, за которую кистень обычно держат. Также новозеландцы изготовляли три вида оружия из крепкого тёмного дерева – пику длиной примерно 9 м; нечто, напоминающее алебарду длиной 2,44 м с резным изображением отвратительного лица, в глазницы которого вставлялись раковины отражающего зелёного цвета; наконец, некое подобие топора длиной в половину второго из перечисленных предметов. Последние два были замечены у вождей и предположительно служили знаками их статуса.
Предостерегая мореходов, могущих впоследствии посетить Новую Зеландию, Фаддей Фаддеевич подчёркивает следующие особенности маорийского менталитета:
«От привычки с юных лет не обуздывать своего нрава и следовать всем худым и добрым движениям сердца, жители Новой Зеландии хотя и горячи в дружбе, но непостоянны, за малейшую причину доходят до ссоры, которая производит пагубные последствия… Когда старый начальник у меня обедал, я спросил его, ест ли он человеческое мясо, и показал на руку. Он объяснил, что очень охотно ест, и кажется в том нет никакого сомнения, ибо капитан Кук был сам очевидцем, как зеландцы с удовольствием ели мясо своих неприятелей, убитых в сражении».
Рисунок 47. Ф.Ф.Беллинсгаузен и М.П.Лазарев с отрядом вооружённых матросов наблюдают пляску маори на берегу залива Королевы Шарлотты. Художник П.Н.Михайлов.
Понятно, что, несмотря на великолепие местной природы (Беллинсгаузен описывает пение птиц в Корабельной бухте, где запасались водой, как «отзывавшееся подобно фортепианам с флейтами и обвораживающее слух») и отсутствие видимых признаков враждебности со стороны обитателей побережья, нервы у участников экспедиции были напряжены до крайности, и в глубине души каждый мечтал поскорее покинуть эту имевшую столь чудовищную репутацию землю.
«Во время семидневного пребывания нашего близ берегов острова… мы были в всегдашнем согласии с его жителями, но это потому только, что они боялись наших пушек и ружей, – писал астроном И.М.Симонов. – При первом посещении своём на шлюп «Восток» они показали нам, что знают действие нашей артиллерии, и, показывая на пушки, с некоторым страхом произносили «пу». Однако ж, при всей уверенности их в превосходстве сил наших, мы никогда не решались посещать места, ими обитаемые, без оружия и достаточного прикрытия».
Поэтому когда 4 (16) июня туземцы, видя приготовления к отходу шлюпов, выражали своё сожаление и просили русских остаться в бухте ещё ненадолго, для моряков их вздохи и просьбы звучали скорее настораживающее, чем трогательно. Впрочем, ни Беллинсгаузен, ни Симонов не сомневались, что огорчение, например, старого вождя было искренним, «потому что, – как иронически заметил учёный, – он (вождь – А.Л.) ещё надеялся за свои безделки выменять у нас много необходимых для него вещей». Некоторые аборигены, в основном юноши, и вовсе просили взять их с собой в Россию, и один добился-таки согласия командира «Востока»,
но старейшины, поняв намерение парня, почти силой заставили того вернуться к соплеменникам.Зная, как маори непостоянны в своих привязанностях и непоследовательны в поступках, Фаддей Фаддеевич и Иван Михайлович с не меньшим, чем все остальные на шлюпах, облегчением смотрели на удаляющийся берег.
Но оказалось, что это чувство было преждевременным. Не успели суда покинуть гавань, как тучи закрыли небо, и сильный противный ветер с юга стал сносить их обратно, в залив Королевы Шарлотты. В полночь ветер, по словам Беллинсгаузена, «скрепчал и дул сильными порывами с дождём, снегом и градом; по временам молния, сопровождаемая громом, освещая берег, показывала нам близость оного и опасность. Порывы ветра наносили ужасные густые облака, и кроме водяных насосов (смерчей – А.Л.), мы в сию ночь испытали всё, что производит атмосфера Южного полушария».
5-го июня лучше не стало: ветер всё усиливался, дождь чередовался с градом и снегом, видимость даже днём оставалась нулевой – с «Востока» не было видно «Мирного», и наоборот. К ночи шторм бушевал уже вовсю; на зажигаемые на «Востоке» фальшфейеры «Мирный» не отвечал. 6-го, когда ветер, оставаясь противным, слегка сбавил силу, на каждом судне по-прежнему безуспешно пытались разглядеть в море корабль-спутник; и только утром 7-го шлюпы, наконец, обнаружили друг друга.
В течение, в общей сложности, шести дней суда лавировали в проливе, рискуя быть разбитыми о прибрежные скалы. По свидетельству Симонова, «капитан Беллинсгаузен беспрестанно пытался выйти из Кукового пролива, но всякий раз при выходе в открытое море встречал сильный противный ветер … Сильные порывы ветра преобразовывались иногда в совершенную бурю, иногда в штиль, а это в тесных морях не лучше бури, потому что зыбь несравненно беспокойнее волнения при ветре; а когда, при безветрии, течение повлечёт корабль к таким берегам, где нельзя бросить якорь, тогда надобно готовиться к кораблекрушению. Это шестидневное плавание взад и вперёд в Куковом проливе мы почитали одним из самых опасных случаев нашего путешествия…»
Действительно, крушение у берегов Новой Зеландии означало для мореплавателей в то далёкое время одно из двух: в лучшем случае – гибель в волнах вместе со своим разбитым судном, а в худшем – встречу на суше с каннибалами, давно наблюдавшими за их агонией в море и теперь ожидающими их, обессилевших, безоружных и лишённых поддержки корабельной артиллерии…
К счастью, 10 (22) июня слабый, но попутный ветерок позволил русским шлюпам миновать мыс Пализер у восточного выхода из ставшего для них проклятым пролива. В тот день путешественникам казалось, что они удаляются от адских врат. А ведь им предстояло ещё много чего пережить и узнать…
Глава 10. Сюрпризы сердитых морей и опасных архипелагов
Теперь путь «Востока» и «Мирного» лежал к известному с 1791 г острову Опаро (сегодня – Рапа-Ити). Остров получил такое странное название потому, что, как утверждал открывший его капитан Ванкувер, местные жители, которых он встретил, часто повторяли это слово.
С борта «Востока» Опаро увидели на рассвете 29 июня (9 июля), и не успел шлюп приблизиться к берегу, как появились лодки, в каждой из которых сидело по 5, 6 или 7 туземцев. В «Памятнике» (дневнике) матроса 1-й статьи Егора Киселёва находим в связи с этим следующую запись:
«29-го. Пришли ко острову Опаро. На оном острову народу дикого премножество и народ преразбойный, того глядит, где бы гвоздик украсть. Тут приехали к нам 22 лодки, одеяния никакого нет, как рыба по воде плавают, так они питаются земляным хлебом, и народ прездоровый собой».
С моря, на расстоянии 8 с небольшим километров (подойти ближе шлюпам мешал слабый, но встречный ветер), остров выглядел как несколько довольно высоких островершинных горных хребтов, тянувшихся на восток и на запад. «На некоторых из вершин гор видны некие устроения, как будто бы укрепления, куда токмо по тропинкам входить можно», – указывал Ф.Ф.Беллинсгаузен; увиденное навело его на мысль, «что островитяне разделены на разные общества, имеют также свои причины к прерыванию взаимных дружественных сношений, и в таком случае укрепления служат им убежищем и защитою».