Русский прорыв за Южный полярный круг. Жил отважный адмирал
Шрифт:
После полудня флагманский шлюп навестил английский миссионер мистер Нот, живший на острове уже более 20 лет и преуспевший в приобщении туземцев к христианской вере; он объявил о скором приезде короля со свитой. Помаре, король острова, не замедлил приплыть на большой двойной лодке. Он сидел на помосте и был облачён в кусок белой ткани с прорезью для головы, надетый поверх белых же коленкоровой рубашки и материи, обёртывавшей тело от пояса до пят; на глазах монарха были синие очки, а волосы, гладкие и остриженные спереди, сзади были завиты в один висевший локон. Позади помоста под навесом сидели члены королевской семьи и придворные дамы. Моряки рассмотрели их получше, когда они, следом за королём, поднялись на борт судна. Королева Тире-Вагине – невысокая, стройная, с маленькими живыми глазами, на вид лет двадцати пяти, была одета в белую ткань от груди донизу, а сверху – в некое подобие шали того же цвета; голову покрывала чем-то вроде зонтика из свежих кокосовых листьев. Дочь короля Аймата, девочка лет десяти, была в цветном ситцевом платьице европейского покроя; её тётка, одетая, подобно королеве, держала на руках грудного сына короля (впоследствии,
В каюте капитана, куда пригласили гостей и где состоялся обед, король часто повторял слово «Рушень» («Русские»), произнёс имя «Александр», затем «Наполеон» и рассмеялся; присутствовавшие офицеры поняли, что и на Таити кое-что слышали о войнах в Европе. Когда приступили к трапезе, Фаддей Фаддеевич извинился за небольшое количество свежей еды на столе, на что Помаре ответил: «Знаю, что рыбу ловят при береге, а не в глубине моря!». Шутки короля подчёркивали его гостеприимство и готовность к дружескому общению: «Я думал делать дорогу от дворца до пристани, теперь это не нужно: надеюсь, что русские её протопчут!». Хозяева заметили, что высокий гость ел с большим аппетитом и очень часто наливал себе вина. Несвежая вода ему не понравилась, и он приказал своему слуге принести кокосовых орехов, сок которых тоже смешал с вином. П.Н.Михайлов нарисовал Помаре держащим в руке медаль с изображением императора Александра I: король был весьма доволен как собственным портретом, так и портретом жены.
Рисунок 52. Таитянка в праздничном одеянии. Фото 1906 г.
После обеда островному монарху показали пушки на нижней палубе и произвели в его честь салют из 15 выстрелов. Помаре был в восторге, но, как свидетельствовал капитан, «при каждом выстреле, держа мою руку, прятался за меня».
Потом пришлось одаривать и поить грогом новых гостей – главного королевского секретаря с братом-военачальником и некоего хранителя собираемого в пользу Библейского общества кокосового масла. В 5 часов прибыла лодка с подарками от короля: 4 свиньи, плоды хлебного дерева, в том числе печёные, коренья, сахарный тростник и всевозможные фрукты. Матросы, привыкшие к скудной, да и то с трудом получаемой, продукции посещённых ими ранее островов, смотрели на всё это с радостным изумлением.
Отправив своё семейство домой в 6 часов вечера, Помаре остался на шлюпе до темноты, а потом мичман Демидов доставил его на берег (как выяснилось позже, почти к дверям дома) на корабельном катере.
Так закончился первый из нескольких поистине счастливых дней. Уже на следующее утро оба командира навестили на берегу мистера Нота, потом – в компании проповедника – и самого короля, позавтракав вместе с Помаре во дворе его дома. После еды король улучил момент и увлёк Беллинсгаузена за собой в маленький домик, причём, как только они вошли, сразу же закрыл дверь. Сделано это было, как понял потом капитан, для того, чтобы мистер Нот не застал их врасплох. В домике было 2 комнаты, и та, в которой они оказались, представляла собой что-то вроде кабинета: двуспальная кровать, полки с английскими книгами и свёрнутой картой мира, под полками – подаренные английским Библейским обществом сундук с замком и шкатулка из красного дерева. Из этой шкатулки Помаре вынул чернильницу с пером и листок бумаги и попросил Фаддея Фадеевича написать по-русски записку с просьбой отпустить её предъявителю бутылку рому (капитан распорядился дать 3 таких бутылки и 6 – тенерифского вина). Тут пришли Нот с Лазаревым; король сильно смутился и спрятал бумагу с чернилами.
Рисунок 53. Завтрак у короля острова Таити. Художник П.Н.Михайлов.
Беллинсгаузену не надо было растолковывать суть дела. Ещё накануне вернувшийся с берега Демидов передал ему слова короля: мол, на Таити когда-то делали и сейчас могут делать ром, «но как отаитяне, употребляя крепкий напиток, беспокойны, то он вовсе запретил приуготовлять ром, невзирая, что сам принадлежит к числу первых охотников до сего напитка». Последствия этого, введённого, очевидно, по настоянию мистера Нота запрета сам Помаре выдерживал с трудом и изыскивал возможности втайне от своих подданных и от миссионера приобретать для себя лично алкогольные напитки.
Приближённые короля и члены его семьи в этом отношении не отличались от него и тоже пытались «разжиться» спиртным при каждом удобном случае. Когда Помаре со своим семейством посетил «Мирный», королева, оставшись на какое-то время наедине с Лазаревым, попросила дать ей бутылку рома, а когда тот упомянул посланное королю, пожаловалась: «Он всё выпьет один и мне не даст ни капли». Михаил Петрович велел выдать ей две бутылки.
Путешественники, побывавшие на Таити до русской экспедиции, сообщали не только о «кротком нраве» и гостеприимстве местных жителей, но и о том, что туземки хладнокровно убивали своих нежеланных, рождённых от мимолётных связей детей 63 , а жрецы приносили человеческие жертвы уродливым языческим идолам. Так было при Уоллисе, Бугенвиле, Куке. Но ко времени посещения острова
Беллинсгаузеном и Лазаревым очень многое здесь изменилось – главным образом потому, что аборигены были усилиями английских миссионеров обращены в христианство.63
Уточняю, что речь идёт не об абортах, а именно об умерщвлениях уже родившихся младенцев.
Христианизация Таити, бесспорно, имела благотворные последствия: исчезла зверская практика детоубийств и религиозные ритуалы с человеческими жертвоприношениями, перестало быть нормой так досаждавшее экипажам посещавших острова Полинезии судов воровство… Но для изголодавшихся в дальних океанских переходах по женскому обществу моряков смена религии таитянами означала ещё и другое: ведь остров раньше привлекал европейцев, не в последнюю очередь, свободными нравами его жителей. Здесь было можно «снять» вполне симпатичную девушку, и даже не одну, за подарки вроде дешёвых браслетов или бус; притом и мужчины-аборигены не были ревнивы и не отличались агрессивностью. Теперь же, хотя, как мы уже знаем, «стыдливость» европейских женщин была туземкам по-прежнему чужда, Таити больше не был прежним местом «безграничной сексуальной свободы».
27 июля (8 августа), простившись с королём Помаре, мистером Нотом и другими своими новыми знакомыми, русские опять, как тогда говорили, «вступили под паруса». Мальчиков, взятых на острове Матеа, оставили по их просьбе на Таити на попечение главного королевского секретаря, его брата и ещё двух «чиновников». У Беллинсгаузена сказано, что по выходу из Матавайского залива, убрав в хранилище арбузы, тыквы, бананы, хлебные фрукты и таро, «развесили за кормою и над русленями 64 апельсины, которые ежедневно раздавали служителям… Кокосовые орехи также хранили развешанными на борту и на марсах 65 и раздавали ежедневно, а лимоны обмывали в пресной воде и укладывали в бочки, прибавляя в каждую несколько свежих стручков красного перцу, потом наполняли рассолом, который обыкновенно употребляют при солении огурцов. Часть апельсинов и лимонов обратили в сок. Как солёные лимоны, так и сок, я приказал беречь до прибытия в южные широты».
64
См. главу 8.
65
Марс – первая снизу площадка на мачте парусного судна.
Уже 30-го, пройдя проливом между островами Денса и Крузенштерна (см. о нём выше), открыли покрытый лесом необитаемый атолл и назвали его островом Лазарева, а 3 августа – совсем маленький коралловый островок, названный Востоком. Единственными обитателями его были птицы: над атоллом во множестве летали фрегаты, бакланы, ласточки и другие пернатые…
7 (19) августа (по записям Беллинсгаузена; у Новосильского указано 8-е, т.е. 20-е) в 14.30 со шлюпа «Мирный» условным сигналом (убранный фор-брамсель и пушечный выстрел) оповестили флагмана, что видят сушу. Подойдя к южной оконечности этой земли, моряки увидели на взморье множество аборигенов и аборигенок, которые бежали вдоль берега вслед за движущимися судами. Островитяне были вооружены пиками и палицами; мужчины почти совсем наги (за исключением набедренных повязок), а женщины от поясницы до колен «обёрнуты» в ткани или маты. Вскоре к шлюпам направились лодки разной величины: в ожидании их легли в дрейф и подняли кормовые флаги. Островитяне окружили суда, не приближаясь более чем на полкабельтова (92,6 м) к «Востоку»; к «Мирному» же подошли под самую корму и держались за спущенные оттуда верёвки. Лодки их, как и виденные на прочих островах, имели противовесы и были сработаны довольно хорошо: нос и корма чисто отделаны и основательно подняты над водой, имелись украшения из правильно врезанных жемчужных раковин; в каждой сидело от 6 до 10 человек
Дикари показались Фаддею Фаддеевичу похожими внешне на таитян: он отметил, что «волосы у них распущенные, длинные, изгибисто висели по плечам и спине, а у некоторых головы были убраны как у перуанцев, красными лентами из морского пороста или листьев; на шее и ушах искусно выделанные жемчужные раковины…». На шеях островитян были ещё и забрала, «сплетённые из волокон кокосовой коры круглыми обручиками, наподобие хлыстика, … в 21 ряд, сзади одна треть связана в 4-х местах тонкими плетёнками». Когда такое приспособление «приподнято на лице, передняя часть расширяется и покрывает всё лицо: спереди некоторые части украшены искусно выделанными из раковин и черепах четырёхугольничками; забрало упруго и тем более защищает от ударов». Наличие забрал, а также пик, булав и коралловых глыб в лодках заставляло наблюдавших за визитёрами с бортов шлюпов быть настороже, несмотря на символизирующие миролюбие кокосовые ветви в руках островитян. Те знаками зазывали моряков к себе в гости, но сами так и не поднялись на корабли и даже не взяли вещей, которые им бросали с «Востока»; правда, Лазарев с «Мирного» раздал-таки несколько подарков и медалей с портретом императора.
Утром 8-го островитяне рискнули подойти вплотную к «Востоку», и обмен пошёл немного лучше. Беллинсгаузен подарил аборигенам несколько серебряных и бронзовых медалей, а вот топоры не производили на дикарей особого впечатления, пока им наглядно не продемонстрировали их действие (плотник на глазах гостей разрубил кусок дерева). Нашим морякам удалось выменять некоторое количество палиц, красных лент для украшения головы, топориков из раковин, матов и забрал, но ничего съестного, кроме оказавшихся испорченными кокосовых орехов, туземцы не привезли. Не заметив у островитян никаких изделий из звериных или птичьих костей, Беллинсгаузен посчитал, что наземные животные здесь – редкость, и подарил одному казавшемуся вождём аборигену петуха и курицу: тот обещал их сберечь.