Русский романс. Неизвестное об известном

Вот где сошлись пути потомков двух «турецкоподданных»! Елизавета Соковнина, племянница друзей Грибоедова Бегичевых, вспоминала: «Часто оживлял общество весельчак А. Н. Верстовский, который написал знаменитый романс “Чёрная шаль” и певал его с особенным выражением своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым». «Чёрная шаль», впервые исполнил которую знаменитый тенор Пётр Булахов, отец будущего автора популярнейших русских романсов.

Надежда Васильевна Репина-Верстовская

Дело было, конечно, не только в успехе «Чёрной шали», хотя и её распевали не только в Москве, но и по всей России. В русской вокальной лирике Верстовский сумел создать новый жанр – балладу, или «драматические кантаты», как он сам и называл такие сочинения. Лучшие из них – «Чёрная шаль», «Три песни», «Бедный певец» – сочинены как раз в год переезда в Москву.

По сути эти баллады – повествовательно-драматические произведения для одного или нескольких (как «Певцы во стане русских воинов») солистов с инструментальным сопровождением, написанные в свободной форме. Исполнялись они часто в инсценированном виде – с декорациями, в костюмах и с оркестровым сопровождением. «Они не имеют приторной итальянской водянистости, не заглушены ни руладами, ни трелями, ниже какими-нибудь другими фиглярствами, которыми тщетно хочет прикрыть себя безвкусие», – писал об этих балладах Владимир Одоевский.

Особняк Верстовского в Москве (перестроен) – Хлебный переулок, 28

Я обожаю «Цыганскую песнь – Старый муж» и считаю, что по силе драматического высказывания он ничуть не уступает лучшим романсам Петра Ильича Чайковского. Эти нисходящие цыганские ноты Верстовский взял из настоящих попевок этого народа. Весь интонационный ряд этого произведения настолько разнообразен, настолько приятен, завораживающ и красив, что если певец – не просто певец, а хотя бы в небольшой степени артист, то тут для него открываются просторы поистине необозримые.

А. Н. Верстовский «Цыганская песня»

Тут такой тонкий цыганский акцент. В нём нет ни малейшей пошлости или сусальности. Есть действительное, настоящее проникновение в эту невероятную мощную фактуру пушкинского стиха. Это один из шедевров Верстовского, поэтому я часто включала его в свои концерты, в этой мощной драматургической стихии мне было так вольготно и так интересно существовать! Но, к сожалению, это единственный романс Верстовского, который я пела.

Надежда – мой компас земной

Яркий романтик в творчестве, Верстовский оказался романтиком и, что называется, по судьбе. В первые годы своей службы в Москве он познакомился с актрисой Надеждой Репиной. Говорят, она просто потрясла его исполнением написанной им песни Земфиры из пушкинских «Цыган». Репина была не только певицей, обладательницей редкостного по красоте и обширного по диапазону меццо-сопрано, но и одарённой драматической актрисой.

Сохранившиеся изображения Репиной дают, увы, весьма скудное представление о её внешности, которой единодушно восторгались даже её недоброжелатели. «Её необыкновенно выразительное лицо, чёрные блестящие глаза и избыток чувств – все это вместе, при её таланте, помогло ей в совершенстве олицетворить дочь пламенного юга… Надо было слышать, как пропета эта песня», – писал один из работавших с ней режиссёров.

Вполне естественно, что Верстовский влюбился в Репину раз и навсегда. Но о том, чтобы родовитый дворянин женился на дочери крепостного, да ещё и актрисе, в то время не могло быть и речи. Именно из-за своих чувств к Репиной Верстовский насмерть разругался с отцом и со всем своим семейством. Только представьте себе ситуацию. Представьте молодого, но уже очень влиятельного в московском театральном мире Верстовского, которого, как пишет один из его сослуживцев, «театральный люд очень метко и характерно называл, употребляя простонародное слово, – театральным воротилой, или многозначительным “сам”».

И в то же время «сам», наплевавший на светские приличия и светом отвергнутый, скитался с молодой женой по всевозможным неприметным и не слишком роскошным хибаркам-квартирам в районе Харитоньевской слободы, Сухаревки, Сретенки, Цветного бульвара, Грачёвки и других не самых фешенебельных московских улиц. Один из немногих сохранившихся московских адресов Верстовского той поры – Рождественский бульвар, 3. Тогда это был мрачноватый доходный дом типа «воронья слободка», где в квартирах-клетушках ютились небогатые мещане, сезонные рабочие и прочий плебс.

Дошло до того, что Верстовский начал скрывать свои адреса, прося деловые и даже личные письма направлять ему на театральную контору! И только после отставки, в 1860 году, Верстовский обрёл, к сожалению, совсем ненадолго (сам он скончался в 1862-м, Надежда Репина – в 1867-м) уютное семейное гнездо в Хлебном переулке, дом 28.

Особняк неплохо сохранился до сих пор, хотя и пережил немало перестроек и приключений: например, до 1941 года в нём обитал немецкий военный атташе, а до недавнего времени там находилось посольство Исландии.

Именно там Верстовский – а после отставки буря терзавших его чувств порядком поутихла – написал довольно горькие слова: «За “Аскольдову могилу” московская дирекция выдала мне единовременно две тысячи ассигнациями – собрала же сто тысяч серебром доходу с оперы, и я теперь, будучи в отставке, должен покупать себе место в театре, чтобы взглянуть на старые грехи мои…»

Построенный по проекту Осипа Бове Большой театр открылся в 1825 году представлением «Торжество муз» на музыку Верстовского

Официально зарегистрировать свой брак с Репиной Верстовский смог только после смерти отца, в 1841 году, и после её ухода со сцены им же самим инициированного. (И даже после этого – по не очень понятным причинам – Верстовский скрывал её от многих навещавших его в Москве знаменитых музыкантов: Шумана, Листа, Берлиоза). Это немного напоминает сюжет судьбы Джузеппе Верди и Джузеппины Стреппони.

Глинка и «Сальери»

Но мне почему-то иной раз думается, что сам Верстовский иногда вспоминал совсем другого композитора. Композитора, которого вывел в одной из своих «Маленьких трагедий» Пушкин – Антонио Сальери. «Бывают странные сближенья», сказал как-то Пушкин. Театр La Scala открылся в 1778 году оперой Сальери «Признанная Европа», Большой театр на его нынешнем месте – в 1825 году представлением на музыку Верстовского «Торжество муз»…

Михаил Иванович Глинка – «злой гений» Верстовского

Конечно, Верстовский не мог не знать «Моцарта и Сальери». Если даже Пушкин и не показывал ему то, что написал во время той самой болдинской осени 1830 года, то год спустя трагедия была напечатана в альманахе «Северные цветы». С какими чувствами читал – в разные годы – Верстовский вот эти слова из первого явления:

– О небо!Где ж правота, когда священный дар,Когда бессмертный гений – не в наградуЛюбви горящей, самоотверженья,Трудов, усердия, молений послан– А озаряет голову безумца,Гуляки праздного?..