Русский транзит-2 (Образ зверя)
Шрифт:
– Ты не знаешь, что это со мной стало?
– продолжал, не вдаваясь в подробности, Игорь.- Вчера вечером шестьдесят килограммов от груди жал, а сегодня руки поднять не могу
– Что? Вчера?!
– Да. А ты что, не помнишь, как сам вес на штанге устанавливал?
– Ну, парень, и силен же ты спать!
– заключил Счастливчик, и Максим засмеялся, внезапно осознав, что все кончилось
– Все на выход!
– сказал Счастливчик и, навалившись плечом на входную дверь, выдавил ее на улицу
– Давай к "лимузину"! Петька, быстрее! Заводи!
– стонал Юрьев, боясь свихнуться от счастья и едва удерживая в груди радость, бьющую огромными крыльями и рвущуюся из клетки на
Счастливчик завел свой времен Куликовской битвы "москвичек", смертельно харкающий и мучительно скрипящий, который, хотя бы из уважения к бессмертному отечественному железу, стоило, пожалуй, занести в книгу рекордов Гиннеса и потом с чистой совестью отправить на свалку.
Не обращая на них никакого внимания, на больничном дворе суетились люди в белых халатах и немногочисленный контингент только что продравших глаза больных, забинтованных преимущественно в верхней части и по этой причине - от греха подальше!
– покинувших свои прокисшие палаты с тайной уверенностью в том, что если кто-нибудь сегодня и сгорит, то только не они. Люди с усердием искали, где, собственно говоря, этот самый пожар.
– Юрьев, а ты заметил, что тачки-то красной нет во дворе?
– Узрел, Петенька. Уехал наш доктор...
– И второй машины нет - "мерседеса",- сказал Максим.
– "Мерседес" - машина Марселя, но...
– начал было Юрьев и замолчал.
– Ладно, доктор уехал,-сказал Счастливчик,- это мы понять можем. Но вот хотел бы я знать, кто уехал в "мерседесе", если его хозяин двадцать минут назад катапультировался на Луну?
– Не нравится мне это,-сказал Максим. А Юрьев, сидя на заднем сидении, только счастливо щурился на солнце, обнимая за плечи сына. Уже отключившись от всего сущего, от плывущих мимо домов с жарко освещенными крышами, от товарищей, радостно и возбужденно переговаривающихся в узком, изъеденном временем салоне, он безнадежно тонул в ласковых волнах безмерного личного счастья.
Навстречу им с пронзительным визгом проехали две пожарные машины. Счастливчик выехал с больничного двора и повернул к проспекту.
– Прячь пушки!
– сказал Счастливчик товарищам и притормозил.
Вернувшись из своих бездонных морей, Юрьев увидел, что им с обочины жезлом сигналит милиционер. Рядом с ним, прислонившись к желтому милицейскому УАЗу, стояли еще трое. Петенька открыл дверь и собрался выйти из автомобиля, но милиционер сам подошел к ним.
– Сержант Волков,- приложил он к козырьку ладонь.- Из больницы едем?
– Да вот, парня забрали,- энергично начал Счастливчик.- Лечиться больше не хочет.
Сержант вопросительно посмотрел на Игоря. Игорь только хмыкнул и кивнул головой. Тогда сержант медленно перевел взгляд на Юрьева, который продолжал глупо улыбаться, ерзая на помповике. Сержант недоверчиво оглядел его помятую, с желтыми разводами перезревших синяков физиономию и коротко сказал:
– Выходи.
– В чем дело, сержант?
– возопил Петенька, прекрасно понимая, что, если Юрьев сейчас поднимется, милиционер сразу увидит ружье и что-либо доказать судьям в народном суде, дабы хоть отчасти смягчить приговор, будет уже невозможно.
– Выходи, я сказал. Ты,- милиционер указал пальцем на Юрьева и, отойдя на шаг, помахал своим товарищам, чтобы те подошли.
– Да в чем дело?-кричал Петенька.- Зачем ему выходить? Человек сына домой везет. Он - полярник, дома полтора года не был, с тех пор как ураганом оторвало его льдину и унесло в бескрайние просторы Ледовитого океана. Теперь ему орден будут вручать. Что вам, физиономия его не понравилась? Так он с лестницы упал, когда лампочку вкручивал.
– На льдине, что ли, вкручивал? А потом его под ноль белые медведи постригли?
–
– Покойников воровать?
– съязвил Счастливчик.
– Попридержи язык, разговорчивый. Ну, я же сказал: выходи! Щас посмотрим, что вы за фрукты.
Счастливчик, чертыхаясь, выбрался из "лимузина" в надежде как-нибудь заговорить сержанта и все же избежать обнаружения тайного арсенала представителями компетентных органов.
– А, это опять вы!
– крикнул Счастливчику подошедший к ним лейтенант - тот самый, который пропустил их этой ночью через заслон у Тучкова моста.- Ну как, уже доложили о выполнении на Литейный, четыре? А ордена вам вручили?
– весело балагурил он.
Услышав знакомое заклинание с магической в условиях криминальных кругов Питера четверкой на конце, сержант немного смутился и стал чесать свой затылок.
– Ты что, Волков, своих героев не узнаешь?
– Лейтенант хитро подмигнул Петеньке, который, ухватившись за предложенную ему лейтенантом Кенарем игру, как за соломинку, уже предчувствовал вкус очередного чудесного хепи-энда.
Торжественно раздувшись жабой. Счастливчик посуровел.
– Ты же понимаешь, брат,- обратился он к лейтенанту, солидно качая головой,- мы - бойцы невидимого фронта и нам, естественно, огласка ни к чему. Там,- Петенька показал пальцем вверх,- этого не прощают. Вот, пацана встретили. Выполнял спецзадание в логове врагов народа. Сейчас едем к САМОМУ - доложить о выполнении, а потом - ордена, благодарность всего населения, белый костюм, Золотые Пески, шампанское со льдом и разведенными танцовщицами на коленях... Шучу, конечно, но дело у нас нешуточное, это уж точно.
– Пропусти их, Волков!
– смеялся лейтенант.- Я их знаю: это бойцы невидимого фронта с высшим цирковым образованием.
– Но ведь в больнице пожар, товарищ лейтенант, а я чувствую, от них вроде дымком тянет!
– сказал сержант, скорее защищаясь, чем нападая.
– Это мы на работе горим, товарищ сержант! Горим, не жалея себя, как бикфордовы шнуры!
– подмигнув лейтенанту, торжественно сказал Счастливчик и вновь торжественно надулся жабой.
– Да пропускай же ты этих... шнурков!
– хохотал лейтенант, схватившись за живот.- Это же придурки, Волков, разве не видишь?
Сержант плюнул и, тихо буркнув себе под нос: "Сам ты придурок. Кенарь!" пошел прочь к УАЗу от хохочущего по-ребячьи заливисто лейтенанта.
– Ну, как знаете, дело ваше, начальник,- сказал он не оборачиваясь.
– Что, Толя, штаны промочил?
– подал голос Счастливчик, когда УАЗ с милиционерами пропал из поля зрения в зеркале заднего вида.
– Не успел, Петенька.
– А я, признаться, уже почувствовал неприятное расслабление в области мочевого пузыря... Но бывают же дураки на свете! Что бы мы без них делали? А, Юрьев?
– восхищенно говорил Счастливчик, стараясь выжать все, что было возможно выжать из старой колымаги.
Юрьев с Игорем вышли из метро на Гражданке.
Громыхали трамваи. Троллейбусы, срывая зеленую искру, щелкали своими большими усами в местах стыка электропроводов. Гудели автомобили и, красуясь друг перед дружкой зеркальными капотами, спешили занять место у светофора.
На площади перед метро унылые краснолицые тетки продавали жареные сосиски в цементе позавчерашней выпечки, на которые не клевали даже дети. Ясно сознавая всю безнадежность данного предприятия, тетки мечтали о пивных киосках и рюмочных, где бы жизнь бойко кипела от зари и до зари, наполняя разноцветным хрустом их безразмерные косметички, заменившие собою ограниченные пространства кошельков.