Русский транзит-2 (Образ зверя)

Левая рука помнила свою работу: сосед сначала резко откинул назад голову, потом качнулся вперед и упал Юрьеву на грудь. Пытаясь зацепиться за Юрьева, Валера как-то тихо и безнадежно сполз на пол.

Зло вспыхнув глазами и предвкушая легкую поживу, братва с готовностью повскакивала со своих табуреток.

Не сходя с места, Юрьев все так же спокойно вырвал своей левой рукой справа из-под мышки помповик и передернул затвор.

– Ну что, пошумели? Теперь я пошумлю!
– и, наведя ствол в самый центр стола, он спустил курок.

Выстрелом, подобным пушечному в ограниченной кубатуре чахоточной "хрущевки", с открытого настежь окна сорвало липкую занавеску, а "праздничный" стол со всем вонючим содержимым разнесло вдребезги.

– Ну, погуляли, братва, и будет. Пора по домам. Сорок пять секунд - подъем! Выходи строиться!
– кричал Юрьев лежащей рядом с обломками стола насмерть перепуганной компании.

Он еще раз передернул затвор, и братва, вращая обезумевшими от неожиданности глазами, с готовностью повскакивала на ноги.

– Я теперь там (Юрьев показал рукой на стенку) живу. Думаю, больше вас здесь не увижу. Правильно думаю?

– Верно, мужик,- мотнул головой один из братвы и спиной двинулся к выходу, не сводя глаз с Юрьева и вытирая рукавом с лица кровь - результат покаянно брызнувшей стеклом початой бутылки водки.

– Я не люблю вас,- сказал Юрьев,- поэтому прошу больше мне не попадаться. Братве, мгновенно протрезвев, выскочила на улицу и, не оглядываясь, наперегонки устремилась вдаль.

– А тебе, тухлый мой соседушко, неделю на сборы и обмен. Через неделю увижу здесь - приведу приговор в исполнение.- Юрьев кивнул на помповик.-И народ мне только скажет спасибо. Веришь?

Валера испуганно закивал головой: Извини, брат, я не знал. Ошибся, исправлюсь... Во!-с угодливой улыбкой он протянул Юрьеву передний зуб результат его удара.- Вылетел, а я уж хотел идти вырывать! Ну, спасибо!
– И Валера гаденько захихикал, словно приглашая соседа разделить свою большую радость.

На пороге Юрьев обернулся.

– Неделя. Уяснил?

– Уяснил, уяснил, начальник!

Вернувшись от соседа со словами: "Ничего страшного, у них там шкаф упал!" Юрьев неожиданно наотрез отказался от бутылки вина и закончил обед горячим чаем, невозмутимо его прихлебывая под неотрывными взглядами изумленной Ирины и смеющегося Игоря.

После обеда он засобирался к себе домой, но уже успокоившаяся и повеселевшая Ирина тоном, не терпящим возражений, сказала:

– Юрьев, я тебе уже постелила, тебе надо поспать... И, кроме того, кто в следующий раз там,-Ирина показала рукой на стенку, за которой теперь стояла гробовая тишина,- шкаф уронит?

Юрьев только пожал плечами.

– Юрьев, останься. Игорю нужен отец...

– А тебе нужен муж?
– нагловато спросил Юрьев, осовевший от обильной еды.

– У меня уже есть.

– И кто он?

– Дурак,-сказала она, грустно улыбнувшись, и отвернулась к окну, боясь обнаружить слезы.

Юрьев спешил на Московский вокзал. Поезд Крестовского уходил около десяти часов утра.

Юрьев был одет в тщательно отутюженный серый костюм в полоску и новые черные туфли (Ирина настояла). Белоснежная сорочка небрежно подчеркивала красноватый загар его крепкой шеи. Даже легкая желтизна вокруг глаз (последствия синяков) и глубокий порез на щеке не нарушали спокойной законченности лица уверенного в себе человека. В руке он , нес тяжелый сверток.

Петенька стоял у своего вагона.

– В чем дело, Петя?
– тревожно спросил Юрьев.

– Контейнеры ушли в неизвестном направлении...

– Как ушли?! Ты что, ничего не сообщил городским властям? Но хотя бы в прокуратуре ты был?

– Везде был. Всем сообщил. Вот, смотри, заметка в "Вечерке".

Юрьев быстро пробежал глазами коротенькую статью, в которой сообщалось, что в Питерском порту находится иностранное судно с опасным для жизни и здоровья соотечественников грузом...

– Все правильно, Петя. Ну и что?

– А то. Вот тебе другая заметка. Опровержение...- И Петя протянул Юрьеву следующий номер "Вечерки", где редакция приносила свои извинения читателям и капитану иностранного судна за ту дезинформацию, которую она преподнесла своим читателям в прошлом номере по вине отдельных недобросовестных сотрудников, которые, к счастью, уже уволены.

– Почему, Петя?

– Я же тебе говорю: груза на судне уже нет. Никаких документов, подтверждающих его существование, тоже нет. Данные о нем на таможне отсутствуют, как будто он испарился или невинной птичкой улетел к месту назначения. Вообще ничего нет. Даже этого.-Петя показал Юрьеву остаток порошка.-В прокуратуре сначала заинтересовались, а потом сказали, что сами как-нибудь позвонят, когда надо будет. На Литейном, четыре, не поверили: мол, не сам ли я этот порошок зловредный сотворил в лаборатории, чтобы прославиться. Будто я сумасшедший какой-то и ради славы бренной храм сжечь могу. В городской администрации вообще не приняли. Чиновники сказали: идите в ГорСЭС, потому что порошки, грызуны и тараканы-это по их части...

– Но в газете-то поверили. Ведь напечатали...

– В то же утро, Толя, когда мы расстались, я проводил домой Максима и пошел по редакциям. Везде с интересом слушали, но печатать отказывались, пока не проверено. В "Вечерке" взялась одна моя хорошая знакомая, пристроила заметку. Теперь она безработная... А я ведь, дурак, думал, что стоит только сообщить им обо всем этом, как сразу же десять тысяч одних только представителей "компетентных" органов...

– Значит, нет груза, Крестовский?

– Значит, нет.

– И искать не будут?

– Не будут. Зачем искать то, чего нет?

– Скоро начнут умирать люди, так, Петя?

– Ну, не скоро, а недели так через две, может, и через три. Так что есть время в Америку смыться.

– Брось, ведь это страшно, Крестовский, это...

– Нет, Юрьев, гораздо страшнее, чем ты думаешь.

– Значит, все зря, Петенька? И эти люди, которые заказали музыку, теперь сыграют нам похоронный марш?
– У Юрьева от волнения дрожал голос.

– Пойми, Юрьев, ты и я - мы здесь, по эту сторону, а все они, вместе с их властными полномочиями, их правом пускать или не пускать, давать или не давать, вкупе с этими чудесными докторами Леонидами Михайловичами, продажными Игорями Сергеевичами, сумасшедшими Марселями, крутыми Витями и даже безобидными Николаями Алексеевичами,- по ту. И пусть они меня лучше убьют здесь, по эту сторону, чем я уйду отсюда и перейду к ним. Для них ведь нет ничего святого. Они не верят в человеческую душу, они не верят в Бога и в его Суд, и они ничего не боятся. Юрьев, они все-сумасшедшие. Их нужно остановить. Нет, не то, их нельзя остановить. Их можно только истребить...