Русско-еврейский Берлин (1920—1941)

Встрече немецких и восточноевропейских евреев в послевоенные годы предшествовали их контакты в начале XX века (на территории Германии) и во время войны (в районах, оккупированных немецкими войсками). Осмысление этих контактов и деятельная реакция на них у немецких евреев происходили в основном в рамках двух направлений общественной мысли, противоположных друг другу.

Первое из них было воплощено в деятельности многих сионистских организаций, в том числе Восточного комитета 185 , а также Благотворительного союза немецких евреев, о которых речь пойдет ниже. Это направление разделяло идеалы еврейского Просвещения: включение евреев во все сферы жизни общества, кроме религиозной, т.е. предоставление евреям гражданских прав, их культурную ассимиляцию (с сохранением религиозной автономии). Евреи должны были приобрести «продуктивные» профессии и интегрироваться в экономику страны, жителями которой они являлись. Разумеется, эта стратегия требовала резких и масштабных перемен, в необходимости которых нужно было убедить как евреев (поскольку для ее реализации следовало существенно преобразовать структуру еврейской общины и еврейского образования), так и государственную власть. Многие просветители считали недостижимым интеграцию евреев в российское общество. Поэтому они планировали организовать массовые миграции евреев (в Палестину, в Северную или Южную Америку) и считали борьбу против российских властей вполне правомерной.

185

Komitee f"ur den Osten, влиятельная организация, созданная в начале Первой мировой войны для оказания помощи российским евреям, жившим в прифронтовой полосе.

Просветительские идеалы, к концу XIX века уже во многом осуществившиеся в среде немецкого еврейства, были едва ли приложимы к остъюден того времени – и еврейско-немецкие просветители начиная с конца XVIII века старались отмежеваться от своих восточноевропейских единоверцев; в литературе и публицистике закрепилась традиция карикатурного их изображения. Узы, связывающие единоверцев и соплеменников, были для идеологов Просвещения не столь актуальны: религиозная общность отступала на задний план перед политическими, языковыми и культурными различиями. «Немцы Моисеева закона» чувствовали себя гораздо ближе этническим немцам, чем культурно далеким восточноевропейским евреям, говорившим на другом языке.

Второе направление общественной мысли, возникшее в среде еврейства Германии в качестве реакции на столкновение с остъюден, было отчетливо антипросветительским – это был еврейский национализм. Его идеологи старались создать этническую еврейскую самоидентификацию, которая бы объединяла как евреев разных западноевропейских стран, так и остъюден. Разумеется, для этих целей образ восточноевропейского еврея должен был быть переосмыслен.

Изданием, наиболее показательным в этом отношении, был журнал «Ost und West» («Восток и Запад»), выходивший в Берлине с 1901 по 1923 год. Главным его редактором был Лео Винц, который редактировал также крупнейшую еврейскую газету Берлина – «Gemeindeblatt der j"udischen Gemeinde zu Berlin» («Листок еврейской общины Берлина»). Среди постоянных авторов журнала были М. Бубер, Э.М. Лилиен, Д. Трич, Ахад ѓа-Ам, Н. Бирнбаум 186 . Цель, поставленная редакцией журнала перед собой, – формирование еврейского самосознания, общего для евреев из разных культурных регионов, – предполагала «воспитание» читательской аудитории. Журнал подчеркивал свою «еврейскость» и критиковал самих читателей – немецких евреев (интеллектуалов и средний класс) 187 . Несмотря на это, «Ost und West» был популярен, его тираж охватывал до 10 % всего еврейского населения Германии.

186

Brenner D.A. Promoting East European Jewry: Ost und West, Ethnic Identity, and the German-Jewish Audience // Prooftexts. Vol. 15. 1986. No. 1. P. 63 – 67.

187

Ibid. P. 64.

Позднее во многом похожая попытка построить еврейскую самоидентификацию на национально-культурном, а не религиозном основании будет предпринята авторами журнала «Der Jude» («Еврей», 1916 – 1924) под редакцией М. Бубера 188 .

Общее основание для искомой этнической самоидентификации редакторы журналов искали в жизни и культуре восточноевропейских евреев 189 . Образ остъюден на страницах журналов получил идеалистическую, романтическую трактовку: если в просветительских текстах восточноевропейские евреи назывались отсталыми, косными, погрязшими в предрассудках и т.п., то авторы «Ost und West» и «Der Jude» превозносили их близость к традициям и благородство. Мишенью для критики становятся, напротив, немецкие евреи (журналу присущ среди прочего антикапиталистический, антизападный шпенглерианский пафос).

188

Подробнее см.: Mendes-Flohr P. The Kriegserlebnis and Jewish Consciousness // J"udisches Leben in der Weimarer Republik / Hrsg. W. Benz, A. Paucker u. P. Pulzer. T"ubingen, 1998. P. 34.

189

При этом не всё в культуре остъюден идеологи журнала приветствовали: одним из неприемлемых для них явлений этой культуры был хасидизм.

Винц писал, что среди восточноевропейских евреев не появлялось идей отказаться от культурной и религиозной идентичности «для достижения лучших условий существования», в то время как немецкие евреи боролись за гражданские права и лучшие условия, отказываясь от своих еврейских черт, – и в результате перестали быть евреями, исчезли как таковые 190 . Идеалы еврейской эмансипации подвергаются сомнению. Залман Рубашов, один из лидеров немецкого сионизма (он приехал в Германию из России еще до войны; учился в университете, относил себя к немецкоязычному еврейству Германии, впоследствии стал президентом Израиля), писал в 1916 году в журнале «Der Jude»: «Не внутренняя природа эмансипации стала причиной того, что еврейские националистические требования так и не были удовлетворены, а полный отказ тех, кто хотел эмансипироваться, от своего еврейства» 191 .

190

Winz L. Die Ostjudenfrage // Ost und West. 1916. No. 16. S. 103 – 105. Цит. по: Weiss Y. Wir Westjuden haben j"udisches Stammesbewusstsein // Archiv f"ur Sozialgeschichte. B. 37. Braunschweig; Bonn, 1997. S. 160.

191

Ibid.

Складывается своеобразный культ остъюден; они воспринимаются как носители древней достойной традиции и духа посреди порочного индивидуалистического западного мира 192 . Этот культ основан на их противопоставлении немецким евреям: в заслугу остъюден сионисты ставили то, что им удалось сохранить свою культурную, религиозную, языковую и даже политическую обособленность на протяжении нескольких веков жизни в чуждом окружении. Западноевропейское же еврейство сионисты упрекали в ассимиляторстве. Встреча с евреями Восточной Европы трактовалась сионистами как повод усомниться в ценности пути, выбранного евреями западными.

192

Ibid. S. 81 – 82; Aschheim S. Brothers and Strangers. The East European Jew in German and German Jewish Consciousness, 1800 – 1923. Madison, Wisconsin, 1982. P. 191.

Эта идея получила особенное распространение во время Первой мировой войны, которая рассматривалась как проявление кризиса меркантильной и циничной западной цивилизации 193 и во время которой недоверие к идеалам еврейской эмансипации лишь усилилось. В целом взаимоотношения немецких и восточноевропейских евреев в 1920-е годы во многом продиктованы именно военными событиями.

Начало войны в 1914 году вызвало в Германии подъем патриотизма, немецкое население верило, что кайзеровская армия быстро победит противников. Евреи не остались в стороне: в синагогах по всей Германии были организованы торжественные богослужения с молитвами за немецкую родину и ее славную победу, раввин Лео Бек произнес проповедь, в которой высказывал надежду на торжество справедливости, которое ознаменует победа Германии; ортодоксальный еврейский журнал «Йешурун» приветствовал «великое время» борьбы за «правое немецкое дело» и за освобождение русских евреев от гонений антисемитских властей 194 .

193

Brenner D.A. Promoting East European Jewry. P. 81.

194

Mendes-Flohr P. The Kriegserlebnis and Jewish Consciousness. P. 227 – 229.

Однако вскоре на смену чувству причастности к общему немецкому делу и патриотическому воодушевлению пришла отчужденность. Немецкий патриотизм приобретал шовинистическую окраску, на евреев возлагалась вина за поражения Германии на фронте. В 1916 году по приказу военного командования в немецких войсках была проведена перепись солдат-евреев (Judenz"ahlung). Цель ее была проста: проверить, справедлив ли слух о том, что евреи скрываются от призыва и отсиживаются в тылу. Независимо от результатов этой переписи (которые так и не были опубликованы), она стала символом унижения солдат-евреев, маркировала рост антисемитизма, недоверия к евреям, рост их социальной изоляции 195 .

195

Ibid. P. 231.

Эрнст Симон (1899 – 1988), еврейский солдат, в 1916 году ушедший на фронт добровольцем, в дальнейшем – деятель сионистского движения и друг Ф. Розенцвейга и М. Бубера, описывал эту перепись как событие, окончательно лишившее немецких евреев надежды на то, что они будут приняты немецким обществом когда бы то ни было: «мы… чувствовали себя ближе к нашим товарищам и верили, что наконец-то стали частью этого чужого для нас народа, который мы так любили… Но теперь степень этого самообмана достигла вершины – и достаточно было даже слабого удара извне, чтобы полностью уничтожить наши иллюзии о собственной защищенности. Таким ударом стала Judenz"ahlung…» 196 Апогеем недоверия стал всплеск антисемитизма сразу после окончания войны, когда идея о том, что в неожиданном и незаслуженном сокрушительном поражении Германии виноваты евреи, артикулировалась открыто 197 .

196

Barkai A., Mendes-Flohr P. German-Jewish History in Modern Times. Vol. 4. Renewal and Destruction. 1918 – 1945. New York, Columbia, 1998. P. 14.

197

Biber H. Antisemitizm in di erste yorn fun der Vaymarer Republik // YIVO Bleter. Vol. 29 (идиш).

Другим важнейшим переживанием, которое война принесла немецким евреям, служившим в кайзеровской армии, как уже замечалось, была их встреча с восточноевропейскими евреями. Реакция немецких евреев не была однозначной: от неприятия до восхищения 198 . Приведем слова Ф. Розенцвейга, который был командирован на курсы офицеров под Варшавой и столкнулся там с традиционным еврейским населением польского местечка. Он писал об этом матери: «Еврейские мальчики восхитительны. Они настолько живые и энергичные, что заставили меня ощутить то, что я чувствую крайне редко, – настоящую гордость за свой народ. Когда мы ехали через местечко, я был поражен евреями. Их одежда очень привлекательна, привлекателен и их язык… Я заметил: то, что у нас характерно лишь для высшего слоя евреев, здесь свойственно всем, – я имею в виду удивительную живость ума… Я хорошо понимаю, почему средний немецкий еврей уже не ощущает ничего общего с восточноевропейскими евреями. Он просто полностью утратил сходство с ними, став обывателем, буржуа…» 199

198

Aschheim S. Brothers and Strangers. P. 139 – 214.

199

Mendes-Flohr P. The Kriegserlebnis and Jewish Consciousness. P. 234.

Этому письму Розенцвейга созвучна процитированная выше статья З. Рубашова, который писал, что пути восточноевропейского еврейства и еврейства Германии соотносятся между собой так же, как и «пора цветения, в которой пребывает еврейская культура, – и холодное запустение, которое испытывает культура марранов 200 Бордо, отказавшихся от собственного еврейства» 201 .

«Культ» восточноевропейских евреев получил выражение и в искусстве. Среди писателей, переводчиков и художников, восхищенно изображавших остъюден, – Арнольд Цвейг, Франц Кафка, Эфраим и Фейга Фриш (переводчики литературы на идише), Герман Штрук. В 1920 году в Берлине вышел альбом «Облик восточноевропейских евреев», который состоял из графических работ Штрука (портретов остъюден, выполненных преимущественно во время войны Штруком-солдатом) и текста, написанного Цвейгом. Цвейг противопоставляет восточноевропейских евреев немецким: если у первых лица прекрасны и «неподвластны времени», то у вторых – «жирные лица торговцев»; первые – носители народного духа, вторые его утратили в деловой суматохе 202 .

200

Марраны (мараны) – исп. marranos; в средневековых Испании и Португалии евреи, официально принявшие христианство.

201

Weiss Y. Wir Westjuden haben j"udisches Stammesbewusstsein. S. 160.

202

Barkai A., Mendes-Flohr P. German-Jewish History. P. 16.