Русское танго
Шрифт:
– А мы сами виноваты, – немного погодя встрепенулся американец. – Все, кому не лень, на русских выезжают. Превратили Россию в окружающую среду – и всем всё до лампочки. Значит, правильно гнобят русский народ со всех сторон, заслуживаем, значит, такой участи. Кто позволил в своё время Гитлеру к власти прийти? Правильно, немецкий народ. Здесь, в России, то же самое происходит, особенно после семнадцатого года.
– Ты полегче на поворотах, – обиделся я, – имя Гитлера во всех языках проклято, а наши лежат себе на Красной площади, как в тёплой ванне… Мать и Родину не выбирают, какая есть, такая и есть, и за неё
Ранним утром при въезде в Витькину деревню мы остановились возле придорожного кафе – убитого временем и людьми зелёного облезлого вагончика. По кривой фанерке, приколоченной гвоздями к стене, красовалась косо написанная масляной белой краской реклама: «Горячие блюда и шашлыки»; ниже добавлено мелом: «Пиво есть»; а ещё ниже кто-то нацарапал гвоздём: «Моча ослиная, а не пиво». И уже совсем внизу обломком красного кирпича, который валялся тут же, под фанеркой, было старательно выведено: «Сам ты мудак».
– Надо зайти, – показал Петька на рекламный щит, – смотри, какой здесь продакшен.
Перекинувшись с Джойс парой английских фраз, друг, кряхтя, вылез из машины и стал, приседая, разминать затёкшие ноги, матерясь вполголоса по-русски.
– О чём это вы? – полюбопытствовал я.
– Супруга, сука, поинтересовалась, какие закуски готовят в таком живописном заведении, – прокомментировал Зелёнкин свой разговор с женой, хрустя коленями и вытягивая перед собой полные волосатые руки, – может, говорит, гамбургерами ихними перекусим?
У входа в вагончик зевала заспанная девушка в розовом неопрятном переднике и такой же пилотке. Она, вслушиваясь в наш разговор, достала сигарету, прикурила и категорично сказала, как будто отрезала:
– Из горячего только шашлык, но его надо ждать, когда мясо привезут, если поросёнка зарезали. Теперича не каждый день режут…
– И что, получается, совсем закусить нечем? – спросил я, любуясь омской мадонной.
– Ну почему же нечем, – обиделась мадонна, – пиво есть и «Кириешки», сухарики такие подсоленные. Ещё в наличии орешки для «Сникерсов» расфасованные. Налить?
– Спасибо, – вежливо поблагодарил её Петька, – у вас тут в этой деревне наш однополчанин когда-то жил, Виктор Коробков. Как бы нам его мамашу повидать?
Девушка наморщила носик, выпустила из него две струйки сигаретного дыма и сказала загадочно, кивнув в сторону Эдвина и Джойс:
– Так вы сами по себе или с родителями? А то могу жильё предложить, баньку вам подтопим… Девчонки наши влюбчивые, напарят, что и уезжать не захочете. Налить пива-то? С «Кириешками», пока поросёнка режут?
– Мы по делу приехали, – вздохнул я, – всё остальное потом, в рабочем порядке.
– Так тёть Маша ещё лет пять тому назад как померла, – не сдавалась буфетчица, – рядом с сыном и похоронили, вроде как сама так просила. Пока пиво пьёте, смена моя и закончится, так уж и быть, покажу, где кладбище.
– Желудочные мы, – соврал я, косясь на рекламный щит, – кроме водки ничего пить нельзя, врачи запретили. А сухарики вынеси, мы ими занюхивать будем.
Над Витькиной могилой росла кривая косматая берёза. Металлическая
пирамидка со звездой и выцветшей фотокарточкой была когда-то покрашена в синий цвет, но время облупило краску, и в углах её место активно занимала густая ржавчина. Под фотокарточкой неровные жёлтые буквы складывались в бесхитростный текст: «Сыночка, я тебя проводила живым и здоровым, а встретила в железном гробу. Каждый день плачу и вспоминаю, да теперь уже немного осталося».Такой же обелиск, только поновее, венчал осевший соседний холмик. А с фотографии скорбно смотрела на нас усталая, постаревшая, но всё ещё похожая на Богородицу, Витькина мать.
Мы постелили рядом, прямо в траве, клетчатый плед и стали выставлять на него выпивку и закуску. Валентина, наша провожатая из придорожного гадюшника, сноровисто и со знанием дела превратила плед в скатерть-самобранку и скомандовала весело:
– Ну, зовите ваших бабушек к столу, будем Коробковых поминать.
Я посмотрел в сторону выходивших из-за кустов Эдвина и Джойс. Старики шли, взявшись за руки, и были похожи друг на друга не только усохшими головами и экстравагантной одеждой, но и фигурами, походкой… Даже лица у них были одинаковые – усталые и умиротворённые.
– Одна из бабушек дедушка, если чё, – попенял я Валентине. – Ещё не пили, а ты уже нюх потеряла.
– Извините, – смутилась на мгновение девушка, – всё внимание вам, а их по дурости даже не разглядела как-то второпях. Издалека к другу приехали?
– Здесь вообще-то я должен лежать, – зачем-то сказал я, – ну не здесь, конечно, где-нибудь в другом месте, но, получается, живу и маюсь теперь вместо него.
И, залпом выпив почти полный стакан водки, мрачно прошептал:
– Прости, Витька.
– Хватит самоистязаться, – похлопал меня по плечу Петька, – это же как лотерея: повезёт – не повезёт… Нам с тобой повезло, ему… Чёрт его знает! С такой жизнью непонятно, кому больше повезло. Отсюда прямо в Казахстан проедем. Небольшой крюк, зато организуем твой бизнес, договора на бумагу заключим… Раз ты теперь за двоих жить должен, то надо делать это достойно.
– Меня тоже заберите куда подальше, – скривила губы Валентина; она выпила наравне с нами и теперь, что называется, «поехала», – я тоже хочу за двоих красиво жить и маяться. Наподобие обложки журнала «Бурда».
– Как вариант, вполне приемлемо, – поддержал её Петька, – нам на первых порах всё равно помощник нужен. Кроме ослиное пиво продавать, что ещё умеешь?
– Я в Омске курсы бухгалтеров кончила, – заплетаясь в словах, стала перечислять свои достоинства девушка, – хоть бы куда уехала, хоть в Америку, лишь бы никогда вагончик проклятый не видеть. Берите меня, я хорошая, буду за вашими дедушками как за родными детьми в оба глаза присматривать.
– Плохих не держим, – зачем-то сказал я. – Если чё, один из дедушек бабушка, только сначала надо Витьке памятник мемориальный поставить, из гранита, а всё остальное в рабочем порядке.
– Их в райцентре делают, – с готовностью сообщила Валентина, – если оптом договориться, можно и со скидкой взять, за полцены, или по бартеру – тоже выгодно.
– Впрок, что ли, покупать, – возмутился я, – за полцены не пойдёт, возьмём два, но самые лучшие, и не по бартеру, а наличкой оплатим, чтобы Витьке с матерью за нас не стыдно было.