Русское время в Лондоне
Шрифт:
Махинации на экзаменах
Кто кого обманывает?
Мне приходилось сдавать немало экзаменов в Англии – несколько по английскому языку, два по немецкому, экзамен на знание жизни в Великобритании, теорию вождения и ещё парочку по работе. А когда пришла очередь самой проводить тесты для студентов, начала понимать, почему на всех экзаменах в Англии такая суровая дисциплина. Вроде англичане обычно занимают позицию «не пойман за руку – не вор». А как дело доходит до экзамена – презумпция невиновности забыта и сразу ощущение концлагеря. Шаг в сторону рассматривается как побег.
Сразу оговорюсь: «ботаником» я никогда не была. В школе мне не давались математика и точные науки, поэтому шли в ход разные уловки – формулы по алгебре, записанные на обратной стороне пенала, теоремы по геометрии, зашифрованные никому не понятными символами, пометки в самых неожиданных
В студенческие годы периодически прогуливала лекции и помалкивала на семинарах, поэтому от экзаменов меня не освобождали. Как водится у студентов, особенно проживающих в общежитии, интенсивная учёба начиналась в последние три дня перед экзаменом. Экзамены я сдавала неплохо, даже по непрофильным предметам, полагалась на крепкую память и хорошо подвешенный язык, природную грамотность, начитанность и прочие таланты. По непрофильным предметам, которые никак не давались – экономика какая-нибудь или философия – добросовестно писала шпаргалки, надеясь на то, что если использовать их не удастся, всё равно что-нибудь запомню, пока пишу. Шпаргалки у меня получались мощные, по таким учебные пособия можно издавать. Но подобных амбиций у меня не было, главное – сдать экзамен и забыть этот кошмар. Студенты понимали, что экзамен – это лотерея, вопрос личного везения и всё в таком духе. Мы были заодно и поддерживали друг друга. Кроме отличников, конечно. Итогом моей учёбы после всех этих перипетий стали вполне достойные оценки в дипломе.
В общем, не было такого экзамена или теста, в котором хоть чуть-чуть нельзя было бы сжульничать. А в Англии мне сразу рассказали, во чтo может вылиться жульничество, причём, даже самое невинное, поэтому мои криминальные таланты пропали втуне. Все экзамены по английскому языку сдавались самым добросовестным образом. Не всегда на желаемую оценку, но немного подготовки – и результат улучшался. Мне вовсе не хотелось вылететь с экзамена, когда за него заплачено больше сотни фунтов личных денег и на карту поставлены новая работа или продление визы. То же касается и других экзаменов.
И вот пару лет назад настал мой черёд в роли преподавателя принимать тест по окончании очередного уровня курса русского языка. Это ещё не официальный экзамен – на тот приглашают независимых экзаменаторов, которые никогда не учили этих студентов, чтобы их нельзя было разжалобить, подкупить или запугать. Тесты, которые пишут мои студенты, тоже проверяются независимыми преподавателями, а моя задача – провести устный экзамен и организовать прослушивание. Чтение и грамматическое задание испытуемые выполняют по выданным перед тестом распечаткам, и эти бумаги тоже уходят на проверку другому преподавателю, чьё имя студенты не знают. На парте не должно быть никаких книг, тетрадей и словарей, составленная дома тема рассказывается по памяти. На весь тест отводится час, по пятнадцать минут на каждый модуль.
Мой первый опыт: два студента, англичанин и девушка, скажем так, азиатского происхождения. Абсолютно разный подход к учёбе, работе и жизни. С англичанином мы уложились в пятьдесят минут. Он написал всё, что помнил, ответил на вопросы и откланялся. Я предложила ему составить план устной темы для опоры, но он отказался. Со студенткой мы сидели два с половиной часа. У меня, разумеется, не было намерения завалить её, и я переживала за её результаты, в конце концов, это ведь и оценка моей работы. А она, почувствовав, что у меня нет чётких критериев поведения на экзамене, безбожно давя на наши хорошие отношения и зная мою мягкую натуру, выжала из неопытного экзаменатора максимум послаблений. Запись устной темы мы с ней делали четыре раза. В очередной раз споткнувшись, она начинала причитать, что всё забывает из-за стресса, и мне приходилось останавливать запись. Я разрешила ей составить план темы на английском – она умудрилась написать русские слова латинскими буквами в надежде, что я не замечу. Но я заметила – подобного опыта у меня у самой предостаточно. Когда я начала задавать вопросы по представленной теме, она чуть ли не расплакалась и уверяла, что не понимает вопросов. Пришлось опять перезаписывать. Письменную часть вместо пятнадцати минут выполняла полчаса, а я не знала, имею ли право отобрать у неё бумаги. Письменное задание она непрерывно комментировала, уверяя, что не знает всех этих слов, что мы не проходили эту тему, что тема вообще не заявлена в программе. Всеми правдами и неправдами умудрилась вытянуть из меня значение пары незнакомых слов. Словом, по окончании теста я чувствовала, что сама провалила его.
С экзамена я вышла в смятении, вечером всё рассказала мужу. Он буквально подскочил на стуле и заявил, что такого ни в коем случае нельзя допускать, что всё перечисленное называется страшным словом «cheating» (мошенничество),
и если администрация колледжа узнает о том, что я способствовала подобному поведению, то я потеряю не только работу, но и право преподавать. Пришлось идти на следующий день к начальству и объяснять ситуацию. Мол, дала слабинку, не сориентировалась. Начальство быстро въехало в суть дела. Результаты студентки аннулировали и назначили её на повторный тест с другим преподавателем. Поскольку то был не официальный экзамен, а текущий тест, шума поднимать не стали. Уж не знаю, как объяснили ей необходимость пересдачи. А я сделала выводы на будущее.Отловила в коридоре того англичанина, который сдавал тест первым, и спросила, почему он не воспользовался моим предложением выписать наиболее сложные слова и ни разу не спросил о значении незнакомых слов. Он посмотрел на меня в изумлении и ответил: «Но это же cheating!» Я провокационно спросила, не переживает ли он, что получил меньший балл, чем мог, и получила простодушный ответ: «Значит, я недостаточно хорошо подготовился». Тогда, пойдя ва-банк, я поинтересовалась, не мешает ли ему в работе излишняя честность. Кажется, он вообще не понял, о чём я говорю. Сказал, что из-за махинаций можно потерять не только работу, но и деловую репутацию. А он её не первый год создаёт.
Пожалуй, нам никогда не понять англичан!
Головная боль работодателя
Борьба за равные возможности уходит в другую крайность
Недавно мы с группой студентов-вечерников проходили тему «Рынок труда». Обсуждали современные способы поиска работы, рассматривали аспекты составления резюме, описания рабочих обязанностей и рекрутинга новых сотрудников.
Объявление, взятое в качестве учебного примера, вызывает неоднозначную реакцию моих британских студентов. Инофирма ищет переводчика для работы на конференциях и презентациях, девушку до двадцати пяти лет. Помимо высшего образования и прекрасного знания английского языка, требуются навыки работы с компьютером, опыт работы в иностранной фирме не менее двух лет, умение работать в команде, стрессоустойчивость и приятные внешние данные. Предполагаются командировки за границу.
Я-то, прочитав такое, была озадачена вопросом: сколько девушек, окончивших университет, успевают отработать в иностранной фирме два года до того, как им исполнится двадцать пять? Ведь пятилетнюю университетскую программу российские студенты заканчивают в двадцать два года, и сократить этот срок нет никакой возможности. А мои студенты сразу же заговорили о том, что половые, возрастные и эстетические признаки не могут быть критериями хорошего специалиста. Британские законы не позволяют таких ограничений приёма на работу, даже вакансия охранника и строителя не должна исключать женщин, а вакансия гувернантки – мужчин. Я это знаю. Но, руководствуясь своим русским менталитетом и надеясь спровоцировать дискуссию, поясняю: когда русский директор фирмы ищет работника, с которым ему придётся тесно сотрудничать и часто ездить в командировки, он хочет найти не только хорошего специалиста, но и приятного компаньона. В конце концов, он владелец фирмы и вкладывает в неё деньги, то есть имеет полное право выбирать себе сотрудника, которому платит зарплату. А ещё – оплачивает его проживание в дорогих гостиницах, ужины в ресторанах и прочие дорожные расходы. С какой радости ему выбирать старую грымзу только потому, что она хороший специалист? Даже если исключить возможность романа, которую сразу предполагают критики подобного отбора, разве мы все не имеем некоторых предпочтений относительно того, с кем хотим работать? Я сама не начальник и не владелец бизнеса, я никому не плачу денег, и никто не спрашивает меня, с каким студентом или с какой группой я хочу работать. Но даже я имею некоторую свободу выбора. Потому что никто не может вынудить меня ежедневно заниматься с человеком, который мне категорически неприятен.
Мои студенты, среди которых есть руководители, нанимающие сотрудников на работу, тут же начинают мне объяснять, что такой подход психологически понятен, но совершенно незаконен, поэтому работодатели держат свои предпочтения при себе. Они всё равно будут ими руководствоваться при выборе сотрудника, но эти предпочтения не будут официально озвучены. И работодателю придётся немало попыхтеть, чтобы по уважительной причине отказать кандидату, который ему не понравился как человек. Руководитель обязан интервьюировать и мужчин, и женщин, даже если для данной работы ему нужен представитель определённого пола. Часто у него нет полного резюме, где указано имя кандидата, рекрутинговые компании присылают только список фамилий, так что гендерная принадлежность соискателей остаётся тайной. Нельзя спрашивать и о возрасте кандидата, хотя его зачастую можно вычислить на основе опыта работы. Соискатель также не обязан раскрывать своё семейное положение, наличие детей, национальность и условия проживания. Но эти подробности так или иначе всплывают в беседе, и опытный кадровик вычислит их без промедления.