Русы от Волги до Дуная

Хоть капиталистический уклад был ликвидирован в СССР, однако под стремление всяческого возвеличивания роли Хазарии отдельными советскими историками была быстро подведена новая идеологическая база. М.И. Артамонов в 1936 г. объяснял отсутствие обобщающего труда по истории каганата не только объективным недостатком источников: «Причины отсутствия внимания к хазарам коренятся глубже – в узком национализме русской дворянско-буржуазной историографии. <…> Как было русскому шовинизму примириться с политическим и культурным преобладанием Хазарии, выступающей в качестве государства, почти равного по силе и политическому значению Византии и арабскому халифату в то время, как Русь еще только выходила на историческую арену и то в роли вассала Византийской империи. Как можно было допустить наличие у колониально эксплоатируемых царской империей народов своего славного прошлого». Дальше – больше: «Хоть Киевское государство и нельзя считать непосредственным продолжением Хазарского каганата… все же Хазарское государство нельзя не учесть как важнейшее условие образования Киевской Руси в тех конкретно-исторических формах, в какие это государство вылилось как в политическом, так и в культурном своем содержании»¹⁶⁶. В своей последней статье, опубликованной уже после его смерти, он вообще заявил, что важнейшее направление славянского расселения на юг, приведшее к основанию будущей столицы Киевской Руси, произошло с милостливого согласия хазар: «Поскольку, как нам представляется, славяне овладели Средним Приднепровьем с согласия хазар и при их содействии, то, поселившись здесь, они оказались данниками Хазарского каганата. <…> Заселение славянами освобожденной от кутригуров лесостепной полосы происходило под эгидой хазар беспрепятственно»¹⁶⁷. Едва ли необходимо говорить, что и это заявление является громкой декларацией, не имеющей под собой никакой основы в источниках. В.В. Седов отмечает, что археологически славяне фиксируются в Среднем Приднепровье уже в V в.¹⁶⁸, то есть тогда, когда хазары вообще не представляли собой сколько-нибудь значительную силу не только в данном регионе, но и в Восточной Европе в целом. Далеко не всегда согласные с ним по другим вопросам И.О. Гавритухин и А.М. Оболенский также констатируют: «Мы присоединяемся к мнению большинства исследователей, которые считают, что население киевской культуры и его потомки – пеньковские и колочинские племена – в этническом отношении были славянами. Основным результатом исторических процессов конца IV – первой половины V в. на территории Днепровского Левобережья было, таким образом, освоение славянскими группировками наиболее плодородной его части – территории, ранее заселенной народами черняховской общности»¹⁶⁹. Что же касается хазар, то даже последовательница М.И. Артамонов С.А. Плетнева констатирует: «Достаточно весомых и убедительных археологических доказательств пребывания хазар в степях в VII в. пока нет. Это был век аварского господства и праболгарского широкого освоения степных пространств Причерноморья и Крыма»¹⁷⁰. Само продвижение хазар в Приднепровье эта исследовательница датирует VIII в., однако основывает свое мнение в том числе и на спорной этнической атрибутации Вознесенского комплекса, который одни специалисты считают славянским, другие – тюркским.

По сути, М.И. Артамонов не только воспроизвел, но и усилил утверждение В.О. Ключевского, сделанное им в его исследовании о боярской думе: «В то самое время, с конца VII в., на пространстве между Волгой и Днепром утвердилось владычество хозарской (так в тексте. – М.С.) орды, пришедшей по аварским следам. Славяне, только что начавшие устрояться на своем днепровском новоселье, подчинились этому владычеству. С тех пор как в Хозарию проникли торговые евреи и потом арабы, хозарская столица на устьях Волги стала сборным торговым пунктом, узлом живых и разносторонних промышленных сношений. Покровительствуемые на Волге и на степных дорогах к ней, как послушные данники хозар, днепровские славяне рано втянулись в эти обороты»¹⁷¹. Если эти утверждения делались В.О. Ключевским в 1902 г., то М.И. Артамонов повторял и усиливал их семьдесят лет спустя, насильственно подгоняя археологические факты под свои хазарофильские представления. Весьма показательно, что оба этих историка были не только хазарофилами, но норманистами. Родство обоих гипотез, в которых идеология господствовала над фактами, отметил в свое время еще Б.А. Рыбаков: «Хазарская теория происхождения русской государственности сочеталась с норманнской. Русские земли были поделены на “варяжскую группу” и “хазарскую группу”. Самостоятельному, внутреннему развитию славянских племен не оставалось места»¹⁷². Следует также добавить, что и другие археологи отнюдь не соглашаются со столь идиллической картиной славяно-хазарских отношений. Так, например, О.В. Сухобоков на основании своих археологических исследований славянского пограничья со степью в интересующий нас период отмечает прямо противоположное: «Находясь в сфере влияния Хазарского каганата, славянское население Левобережного Поднепровья и Подонья неизбежно отставало в своем развитии от других восточнославянских племен. Это нашло отражение в определенной архаичности древностей роменского и боршевского типов»¹⁷³.

Однако такая мелочь, как несоответствие фактов их идеологическим построениям, не останавливала отечественных и зарубежных хазарофилов, во что бы то ни стало стремившихся отыскать «доказательства» благотворности хазарского господства для славян. Защитить Хазарию от «русского шовинизма» и «реабилитировать» ее историю в советское время взялся убежденный норманист М.И. Артамонов. В своем итоговом труде он так характеризовал первый этап (до принятия иудаизма) истории каганата: «Даже после падения Тюркского каганата хазары остались верны древнетюркским обычаям и также острой саблей и длинным копьем распространяли свою власть над соседними племенами и народами. Тем не менее в эту эпоху роль хазар в истории была прогрессивной. Они остановили натиск арабов, открыли двери византийской культуре, установили порядок и безопасность в прикаспийских и причерноморских степях, что дало мощный толчок для развития хозяйства этих стран и обусловило заселение славянами лесостепной полосы Восточной Европы»; «Итак, в первый период Хазарское господство для народов Восточной Европы было не обременительно, спасало от нападения злейших врагов – мусульман – и давало возможность личного обогащения…»; «На основании археологических данных можно заключить, что только со времени утверждения хазар в южной части нашей страны и под их прикрытием со стороны степей славянское население расселяется из исконных своих областей в лесах Среднего Поднепровья, Волыни и Подолии, в лесостепную полосу с ее черноземами»¹⁷⁴. В другом месте этот археолог суммировал свои представления как о благотворности хазарского ига, так и свою веру в то, что хазары осознанно или нет были защитниками Европы: «Только с подчинением хазарам земледельческие славянские племена получили возможность занять лесостепную полосу Украины, куда их издавна манили тучные черноземы и где для их сельского хозяйства в целом открывались особенно благоприятные возможности при безопасности от грабительских нападений степняков. До IX в. никаких соперников в господстве над Северным Причерноморьем и примыкающими к нему лесостепными областями Поднепровья у хазар не было. Хазарское государство в течение по меньшей мере полутора столетий было полным хозяином южной половины Восточной Европы и представляло собою мощную плотину, запиравшую Урало-Каспийские ворота из Азии в Европу. В течение всего этого времени оно сдерживало натиск кочевников с востока»¹⁷⁵. Однако гипотеза «щита», которым якобы Хазария была по отношению к восточным славянам, раскритиковал Б.А. Рыбаков: «Для того чтобы так оценивать итоги войн Святослава и предполагаемую роль каганата, нужно совершенно забыть о конкретных географических условиях южнорусских степей. Разве Саркел и другие хазарские города на Дону могли быть стеной, сдерживавшей печенегов? Саркел защищал только северокавказские степи, оставляя печенегам, уграм и болгарам всю прилегавшую к Руси степную полосу шириной в 300 км. За сто лет до разгрома Хазарии в этой полосе уже хозяйничали угры… Русь сама защищала себя от всех кочевников, в том числе, вероятно, и от хазар»¹⁷⁶. С опорой на источники он показал «паразитарный характер государства, жившего преимущественно за счет транзитной торговли».

Зарубежные хазарофилы устами Н. Голба и О. Прицака провозгласили новую грандиозную историческую «истину» о том, что основатель Киева Кий с братьями, равно как и все поляне, были выходцами из Хазарского каганата: «Киев, расположенный на Днепре, был основан как город (вернее, как предполагали, серия городков) не ранее первой половины IX в. Этот факт засвидетельствован археологическими раскопками. К тому времени по Днепру проходила хазарская граница, и возможно, что Киев был первоначально хазарским гарнизонным городом. Постоянная хазарская армия (al’arsiya), защищавшая западную и северные границы, была укомплектована мусульманами восточноиранского происхождения. Можно ожидать, таким образом, что этот элемент играл решающую роль в превращении пограничного поселения в торговый город»¹⁷⁷. Поскольку в своем сочинении Масуди упомянул, что Ахмад бен Куйа был главой наемного мусульманского войска, укомплектованного выходцами из Хорезма, в Хазарском каганате, соавторы довольно логично предположили, что Куйа было имя его отца. Однако дальше пошла уже цепь ни на чем не основанных предположений: возможно, что в течение последнего десятилетия VIII в. и в первом десятилетии IX в. должность главы вооруженных сил Хазарского государства занимал Куйа; возможно, что именно Куйа укрепил крепость в Берестове и разместил там оногурский гарнизон. И из цепи этих предположений, подкрепленных превратным толкованием летописи, делается вывод: «Поэтому ничто не мешает нам полагать, что хорезмиец Кuуа, министр вооруженных сил Хазарии, послуживший прототипом Кия летописей, и был основателем (или строителем) Киевской крепости.

Таким образом, название Киева в его древнейшей неславянской форме с точки зрения лингвистики отражает его хорезмийское (восточноиранское) происхождение. Однако в культурном и политическом отношении оно должно быть признано хазарским (каварским и оногурским) элементом»¹⁷⁸. Самое интересное заключается в том, что часть туземной интеллигенции с готовностью подхватила эту совершенно надуманную версию и стала пропагандировать ее в своих статьях.

У нас в стране после крушения СССР идиллическая картина экономического процветания славян под мудрым и необременительным господством иудеев пришлась в буквальном смысле ко двору, если вспомнить национальное происхождение значительной части российских олигархов в ельцинское время, в результате чего часть историков с энтузиазмом подняли на щит дореволюционные идеи. Так, например, начав свою статью с радостной констатации того, что «в последние годы открылись возможности для свободного изучения “экзогенных” факторов русской государственности», В.Я. Петрухин с готовностью подхватил высказывание В.О. Ключевского о том, что хазарское иго способствовало развитию экономики славян, и ни много ни мало объявил его «провидческим». Как это соотносится с известным к тому времени фактом экономической блокады Русской земли со стороны Хазарии, речь о которой пойдет далее, остается загадкой. Он же изо всех сил пытается подвести под свои норманистские и хазарофильские фантазии археологический материал: «Большие курганы Черниговщины, Черная могила и Гульбище, насыпанные с сооружением скандинавских традиций, содержали также “трофеи” – груды вооружения, спекшиеся на погребальном костре: ближайшие параллели такому обряду известны в салтовских – хазарских древностях (вплоть до упомянутых комплексов типа Вознесенки). В камерных гробницах и курганах с трупосожжениями всадников кони укладывались иногда не “по-скандинавски” (в ногах), а “по-кочевнически” (сбоку от хозяина). Древнейшей русью были восприняты многие традиции хазар и других степняков как в одежде, так и в декоративном искусстве, – но особенности обряда заставляют предполагать не просто внешнее влияние, а участие выходцев из степи в совершении дружинных обрядов и, стало быть, включение их в состав русской дружины, что было характерно и для XI в.»¹⁷⁹. Этот норманист и хазарофил постулировал и «потребность собственно Руси в культурных достижениях еврейства», и то, что «летописный князь Владимир действительно уподобился Булану еврейско-хазарской переписки»¹⁸⁰. Правда, даже В.Я. Петрухин был вынужден констатировать, что фантастическая гипотеза о Кие-Куйя, подвергнутая к тому времени критике другими учеными, «никак не согласуется с киевскими реалиями», но зато вслед за еврейским историком Г.М. Барацем старается обосновать еврейскую этимологию для брата Кия Хорива, утверждая, что имеющиеся обстоятельства позволяют предположить, «что имя “Хоревица” закрепилось за киевской горой в дохристианский период и было заимствовано славянскими жителями Киева у еврейско-хазарской общины, которая приурочивала легендарные топонимы к киевским реалиям»¹⁸¹.

Вернемся к широковещательным заявлениям М.И. Артамонова, в связи с которыми возникает закономерный вопрос: каких именно, по его мнению, «колониально эксплоатируемых царской империей народов» узконационалистическая русская дворянско-буржуазная историография лишала «своего славного прошлого»? Естественно предположить, что ими были хазары. Однако в русских летописях хазары последний раз упоминаются в 1083 г., а в иностранных источниках – в 1245 г., после чего этот народ окончательно исчезает из истории. Этого обстоятельства изучавший историю хазар М.И. Артамонов не мог не знать. Таким образом, колониальную эксплуатацию хазар вменить в вину Российской империи даже при всем желании не представляется возможным. Часть поволжских и кавказских народов, некогда входивших в состав каганата, продолжали существовать к началу ХХ в., однако период хазарского ига в их истории вряд ли можно считать их «славным прошлым». Поскольку происхождение от хазар крымских караимов и кавказских татов представлялось ему маловероятным, единственным оставшимся вариантом оказываются связанные с хазарами евреи. Подтверждает это предположение и то, что позднее, в своем главном труде о Хазарии, описывая Тмутаракань уже после включения ее в состав Древней Руси, М.И. Артамонов писал: «Можно допустить, что именно хазары держали в своих руках торговлю этого города, а вместе с тем, что в какой-то своей части они состояли из евреев, издавна обосновавшихся в нем и после принятия хазарами иудейской религии считавшихся хазарами»¹⁸². Уже в нашем столетии П.П. Толочко отмечал, что «международная торговля Хазарии находилась в руках трансэтнического еврейского торгового капитала»¹⁸³. Вот его-то славу на самом деле и собрался воспеть М.И. Артамонов.

Как известно, собственная государственность у евреев была уничтожена еще Римом в античную эпоху, после чего этот народ был лишен собственного национального государства почти две тысячи лет. Подобное отличие от остальных народов ими переживалось достаточно остро. Понять эти чувства помогает письмо видного представителя еврейской общины в Испании Хасдая, бывшего сановником кордовского халифа, к хазарскому царю. По его словам, евреям после разрушения римлянами их царства и рассеяния их народа по другим странам неоднократно приходилось выслушивать от иноплеменников, что «у каждого народа есть (свое) царство, а о вас не вспоминают на земле». Как только он услышал о существовании могущественного иудейского царства, его «охватила радость, мои руки окрепли и надежда стала тверда». Аналогичное действие эта весть произвела и на других испанских евреев: «Когда они услыхали о моем господине (хазарском. – М.С.) царе, о мощи его царства и множестве его войск, они пришли в изумление. Через это мы подняли голову, наш дух ожил и наши руки окрепли. Царство моего господина стало для нас (оправданием), чтобы раскрыть (смело) уста. О, если бы эта весть получила еще большую силу, так как благодаря ей увеличится и наше возвышение! Благословен Господь, Бог Израиля, который не лишил нас заступника и не упразднил светоч и царство у колен израильских! Да живет наш господин, царь, вовек!» Не останавливаясь перед расходами, Хасдай решил проверить это известие, «чтобы (только) разыскать и узнать истину, (а именно) существует ли (где-либо) место, где имеется светоч и царство у израильской диаспоры и где не господствуют над ними и не управляют ими. Если бы я узнал, что то, что я слышал, верно, я бы пренебрег своим почетом и отказался от своего сана, оставил бы свою семью и пустился бы странствовать по горам и холмам, по морю и суше, пока не пришел бы к месту, где находится господин мой, царь, чтобы повидать его величие, его славу и высокое положение…»¹⁸⁴ Возможность записать в свой актив большой и могущественный Хазарский каганат влекла, однако, не только средневековых евреев, но и симпатизирующих им историков последующих времен.

Движимый, по всей видимости, теми же чувствами, что и Хасдай, М.И. Артамонов осуществил свой замысел, написав фундаментальный труд по истории хазар с использованием всех известных на тот период письменных источников и археологических данных, немалая часть которых была собрана и, что самое главное, интерпретирована лично им. Как известно, могущество и слава любого государства во многом зависят от величины занимаемой им территории. Соответственно, хазарофилы стараются представить каганат как можно более обширной империей. Вопрос точного определения границ Хазарии объективно труден в силу того, что сколько-нибудь подробно они описываются только в одном документе – письме хазарского царя Иосифа. Он так описывает границы своих владений на Волге: «Вот их имена: Бур-т-с, Бул-г-р, С-вар, Арису, Ц-р-мис, В-н-н-тит, С-в-р, С-л-виюн. Каждый народ не поддается (точному) расследованию и им нет числа. Все они мне служат и платят дань. Оттуда граница поворачивает по пути к Хуварезму (доходя) до Г-р-гана. Все, живущие по берегу (этого моря) на протяжении одного месяца пути, все платят мне дань. А еще на южной стороне – С-м-н-д-р… С западной стороны – Ш-р-кил, С-м-к-р-ц, К-р-ц, Суг-рай…»¹⁸⁵ Буртас, первый упомянутый народ, мусульманские авторы помещают на Волге между булгарами и хазарами. Волжские булгары также одно время были вассалами Хазарии, однако уже в 922 г. принимают ислам, надеясь на поддержку своих новых единоверцев против каганата. С-вар традиционно понимается как Сувар, город волжских булгар, а арису – как эрзя. Упоминание черемис (ц-р-мис), которых знают только русские летописи, как признавал сам М.И. Артамонов, служит серьезным доводом в поддержку предположения о достаточно позднем возникновении пространной редакции письма Иосифа, благодаря которой в него могли внести те или иные добавления¹⁸⁶. В В-н-н-тит, С-в-р, С-л-виюн видят название вятичей, северян и еще каких-то славян. На востоке, согласно утверждению Иосифа, его власть доходила до Хорезма и Гургана, то есть южного побережья Каспийского моря. Самандар – это древняя столица Хазарии на юге, локализуемая в современном Дагестане. Что касается Ш-р-кил, С-м-к-р-ц, К-р-ц, Суг-рай – то это Саркел, возможно, Тамараха, Керчь и Судак. А.П. Новосельцев отмечает: «Пределы Хазарии на северо-западе из письма Иосифа сколько-нибудь ясно не вырисовываются. Упоминание Саркела, кажется, свидетельство того, что в середине Х в. это был пограничный город. Дальше на запад кочевали печенеги, которые, согласно трактату Константина Багрянородного, выглядят не только самостоятельными от хазар, но и одной из трех важнейших политических сил (другие – Русь и Венгрия) Восточной Европы. <…> Сложен вопрос и о восточной границе Хазарии. Царь Иосиф утверждает, что пределы его государства доходили до Хорезма и Гургана, но в это трудно поверить даже для более раннего времени. Ни один арабский или персидский источник не дает и намека на хазарскую власть не только в Гургане, но и в Хорезме»¹⁸⁷. Таким образом, даже если оставить в стороне вопрос о подлинности еврейско-хазарской переписки и дополнений, вносимых в нее впоследствии, очевидно, что безоговорочно доверять хазарскому царю, стремившемуся изобразить себя как можно более могущественным правителем, нельзя. Кроме того, границы Хазарии едва ли оставались неизменными на протяжении столетий и, по всей видимости, менялись в зависимости от политической обстановки. Поскольку вопрос о границах Хазарии на северо-западе имеет весьма важное значение не только для локализации Русского каганата, но и для определения его исторической судьбы, остановимся на этом вопросе подробно.

Конец ознакомительного фрагмента.