Рыба без головы. Апокалипсис
Шрифт:
Все трое аккуратно пошли в гору. Уже на вершине, они принялись обсуждать, что делать дальше.
— До промежуточного лагеря еще далековато: до темноты не успеем, — сказал Антон, — предлагаю разбить палатку здесь.
— Да, давайте так и сделаем, — согласился Павел, а заодно подумаем, что мы скажем полиции.
— Наверное, правду. Останки все равно найдут. И все равно к нам возникнут вопросы, — ответил Зубатов.
— Плохая идея. Нам не поверят. А в убийстве обвинят. Как пить дать обвинят, — сказал Трубинин, — лучше сказать, что инструкторы нас просто бросили…
— Вообще-то
— А сидение в тюрьме не загрязнет? — с сарказмом в голосе спросил Павел.
— Не думаю, что нас посадят. Мы же ничего плохого не сделали…
— Наивная! — усмехнулся Антон, — правоохранительные органы — еще те моральные уроды.
— С чего ты это взял?
— Да с того. Им не истина важна, а кого-нибудь посадить. А все, что произошло, со стороны выглядит как убийство. Так что я, пожалуй, соглашусь с Пашей, нужно сказать, что инструкторы нас просто бросили, что, отчасти, правда.
— Только вот есть небольшой нюанс, — сказал Трубинин, — пепелилище найдут.
— И что? Трупы же превратились в какую-то жижу. Так что тела никто не опознает.
— Да. Точно.
— Мальчики, — вмешалась Девятова, — а ничего, что мы, возможно, заражены?
— Сколько, по-твоему, длиться инкубационный период это болезни, если это действительно болезнь? — спросил ее Павел.
— Понятия не имею. Вообще, болезни бывают разные. У одних инкубационный период несколько дней. У других, например у СПИДа несколько месяцев.
— Ладно. Мы уже плутаем по горам пять дней, с того момента, как произошло ЧП. Симптомов ни у кого нет. Значит, инкубационный период не менее пяти дней. Взбирались мы два дня. То есть, как минимум три дня Стив и это, как его … киргиз то этот.
— Кычан его зовут, — напомнил Антон.
— Да, Кычан. Они уже как минимум три дня разносили заразу. И заразились, следовательно, они не в горах.
— О чем вы говорите? — спросил Армэль.
Павел кратко перевел ему на английский содержимое разговора.
— А я вот смотрю, — сказал Дюмон, — и мне кажется очень странным, что не работает фуникулер. И, пока мы шлялись по долине, никто не заметил, чтобы фуникулер двигался. А по идее должен был. Мы же не единственная группа.
— Действительно, странно, — согласился Павел, — мы, кажется, обсуждали уже это. Но как-то тема забылась. А это важный момент. Возможно, там, — он указал вниз рукой, — уже бушует эпидемия, и лагерь закрыли на карантин.
— Тогда, может быть, не стоит спускаться? — предположил Антон.
— Нет, стоит, — сказала Мария, — если это болезнь, и мы заражены, то мы наверняка умрем. Если не от болезни, так от холода и голода. А там нам могут оказать медицинскую помощь.
Вдруг Армэль подошел к фуникулеру, дернул за какой-то рычажок, и тот включился.
— Твою мать, — выругался Антон.
— Эта штука управляется только отсюда, — сообщил француз, — и если за все время ее никто не запускал, значит, нас действительно бросили на произвол судьбы. Никому до нас нет никакого дела. Так что давайте, спускаемся. А полиции скажем, что нас просто бросили. Мы проснулись,
а ни инструктора, ни сопровождающих нет.— А Стив? — спросил Антон.
— И Стива нет.
— Ну о’кей. Решили.
И тут работающий фуникулер сам остановился.
— Странно, — пробормотал Армэль, дергая за рукоятку.
— Что, электричество кончилось? — спросил Антон.
— Похоже, — ответил Павел, глядя на безуспешные попытки Дюмона включить фуникулер.
— А нас теперь это должно волновать? — удивилась Мария, — мы же теперь на нужной стороне долины…
— Вообще-то не должно, — ответил Павел, — но это странно… Хотя… ладно, не будет забивать себе голову такой ерундой.
Путники поставили палатку, завернулась в спальные мешки. Несмотря на то, что еще времени до вечера несколько часов, все уснули почти мгновенно — сказалась накопившаяся усталость.
Утром они начали спускаться к промежуточному лагерю. Сначала пришлось использовать страховочную веревку, так как спуск был довольно крут. Затем склон стал пологий, и они уже могли спокойно идти и разговаривать.
— Вы как хотите, можете врать, но я скажу правду, если спросят, — заявила вдруг Девятова.
— Не понял. Это что за заявочки такие? — удивленно вытаращил на нее глаза Зубатов.
— Так. Антошка. Ты не указывай давай, как мне жить!
— Ты хоть понимаешь, что ты нас всех подставляешь?! — зло блеснув глазами, крикнул Антон.
— Я все сказала!
— Может, тебя просто в овраг сбросить?
— Эй! Ты, полегче! — вмешался в ссору Павел.
— А ты что, мне помешаешь? Ну, давай, выясним, кто из нас круче, — сказав это Зубатов встал в боевую стойку.
— Эй! Мальчики! А ну быстро прекратили, — ледяным тоном произнесла Мария, — только драки нам тут не хватало.
— Что случилось? — испуганно спросил Армэль по-английски, — почему все кричат?
— Да ничего, — сказала Девятова, — сейчас они остынут, успокоятся.
— Ты, Антон, не прав, — сказал Павел, — не надо так. Насилие еще никогда ни к чему хорошему не приводило. Да и ты, Мария, тоже не права. Тебе кажется, что врать — это грех или не знаю как по твоей вере называется.
— Карму портит, — проговорила девушка.
— Ладно. Давай подумаем. Вот представь себе, Великая Отечественная война. Немцы спрашивают, куда пошли партизаны. Надо ли им говорить правду? Учитывая то, что, сказав правду, ты совершишь измену Родине.
— В этом случае можно просто промолчать.
— Тогда тебя будут пытать.
— Полагаю, что страдания только очистят карму.
— А ты уверена, что выдержишь?
— Нет, не уверена.
— Значит, логично, что в данной ситуации нужно соврать.
— Не согласна, — возразила Мария, — жить во лжи — скверно и неприятно. Представь себе мир, где все друг другу врут. Каково жить в таком мире?
— Дык тут все просто! — воскликнул парень, — друзьям и просто хорошим людям врать нельзя. Это действительно, как ты говоришь, портит карму. А врагам врать не только можно, но и нужно. Потому что они враги. Врагов надо победить. А уж каким способом — это не важно.