Рыцарь (др. издание)
Шрифт:
— Так есть и твёрдые! — сказала она. — Выбирайте, господин, какие вам больше понравятся. Сейчас я вам их…
И снова наклонилась к большой корзине. Видимо, груши другого сорта она ещё не успела выложить.
— Да не надо, — остановил я её. — Я лучше вон то яблоко возьму.
— Какое? Это?
— Нет, которое слева… Вот это. Сколько с меня?
— Два гроша.
Первым моим побуждением было сунуть руку в карман, но карманы на одежде сьера Андрэ не водились. Протянул было руку к поясу — и тут вспомнил, что кошелёчек-то я с собой не взял. Как после встречи с епископом Готфридом был кошелёчек убран в седельную
Я виновато развёл руками:
— Извини, хозяйка. Кошелёк забыл. В следующий раз что-нибудь куплю.
Торговка окинула меня испытующим взглядом.
— Вы ведь из людей Родриго или Рауля будете? — прищурившись, спросила она.
Вдаваться в объяснения о том, что я свой собственный вольношатающийся рыцарь, мне не хотелось, и поэтому я просто кивнул и сказал:
— Да.
— Берите так. — И торговка протянула мне яблоко. Видя, что я не тороплюсь взять его, почти насильно вложила в мою руку. — Берите. Кушайте на здоровье.
— Спасибо.
— Вам спасибо, что от этих антихристов нас избавили.
Я надкусил яблоко и спросил:
— Почему же они антихристы? По-моему, самые обычные бандиты.
Торговка всплеснула руками:
— Антихристы они и есть! Ведь в Риме ж без малого вот тыща лет, как Диавол во плоти сидит, над Словом Господним глумится и антихристов по всей земле рассылает, чтобы народы смущать и в страхе держать. А Роберт этот как раз один из главных антихристов и есть. Он уже не раз на город наш и на нашего господина Бернарда нападал. Прямо как волк на смиренну христову овечку.
Пряча улыбку, я снова надкусил яблоко.
— …А ещё говорят, — заговорщически известила меня торговка, — что мог этот Роберт в настоящего волка превращаться, а иногда и в птицу. А иногда ещё он превращался, но не до конца, а был как бы чудищем: телом вроде б человек, но вместо головы — крылья и клюв птичий. И в виде таком, будто бы в доспехе, неуязвим он был ни для стрел, ни для какого иного оружия. Вот и позапрошлой ночью он таким был — да только как увидел он, что одолевают благородные господа Родриго и Рауль, а с ними и сам сеньор Бернард его богопротивное воинство, испугался за свою жизнь и хотел уж было в птицу совсем превратиться, чтобы улететь в свой замок, — да только в тот же миг неуязвимость его исчезла, а его самого и убили… Да вы ж, наверное, сами это всё видели?
И торговка вопросительно посмотрела на меня. Было ясно, что если я вдруг скажу: «Нет, Роберт был самым обычным человеком», никакие мои доказательства не поколеблют её веры ни на йоту.
Поэтому я не стал разочаровывать безызвестную создательницу европейского народного фольклора, коротко кивнул и, буркнув: «Конечно, видел», пошёл себе дальше.
Гулял я долго. Добрёл до ворот, прошёлся вдоль городской стены, покружил по городу… Солнце стояло уже высоко, когда я вернулся в замок. Бернарда, Родриго и Рауля я нашёл в «банкетном зале».
Моё благодушное настроение мигом исчезло, стоило взглянуть на их лица. Впрочем, их голоса я услышал ещё на лестнице. Сеньоры изволили лаяться.
— …Я требую, чтобы мои люди были похоронены согласно христианскому обычаю! — орал Рауль.
— Так и будет, — отвечал Бернард, волком глядя на виконта. — Их похоронят так, как должно хоронить по настоящему
христианскому обычаю, так, как это было во времена апостолов, а не так, как потом придумали эти римские дьяволопок…— Клянусь — ещё одно слово, и я вызову вас на поединок!
— Успокойтесь, Рауль, — быстро сказал Родриго. Он был единственным, кто не размахивал кулаками и не плевался слюной. — Дон Бернард, будте сдержаннее. Мы не обсуждаем вашу веру… Но будьте любезны не оскорблять и нашу! Я знаю своих людей. Насколько мне известно, все они были добрыми католиками. Но даже если это и не так, это мои люди, и я буду отвечать за них перед Богом — я, а не вы. То же самое может сказать о себе и дон Рауль. Как вы поступите со своими умершими — это пусть останется на вашей совести… хотя всё-таки я бы взял на себя смелость посоветовать вам не гневить Господа и похоронить их по-христиански… Но уж как нам быть с нашими умершими — это уж позвольте решать нам самим!
Бернард де Эгиллем тяжело вздохнул и опустился в кресло.
— Родриго, мы спорим уже полчаса. Вы помните, что я вам предлагал в самом начале, до того как вы с Раулем набросились на меня? Помните? Я вам предлагал то же самое! Но эн Рауль вместо этого начал поносить Господа, и я не мог…
Рауль побагровел:
— Господа?! Я поносил Господа?! Я?!! Я поносил вашего дьявола, а вот Господа я вас, эн Бернард, я попрошу не трогать…
— Рауль, немедленно…
— Да замолчите вы оба!!! — рявкнул Родриго, забывая о всякой куртуазности. — Мы так до Пасхи не закончим! А мертвецы, между прочим, уже смердят — погода-то жаркая. Хватит! Дон Бернард, наши люди будут отпеты в церкви, а потом захоронены на освящённой земле!
— Да ради Бога…
— Ага, «ради Бога», как же! — снова встрял Рауль, с ненавистью вперившись в Бернарда. — И как у вас только глотка не горит, Бернард, когда вы произносите имя Господне?!. Или, — это уже предназначалось испанскому барону, — вы уже забыли, Родриго, что здесь вот уже четыре года нет церкви, после того как эти еретики сожгли её? Забыли?.. А, вижу, теперь вспомнили?.. Где мы будем их отпевать?.. А про то, что они сделали с освящённой землёй, я и говорить не хочу! Превратили её в какое-то… в какое-то отхожее место!
Родриго смутился:
— Бернард, вы… сожгли церковь? Слухи всякие ходили, но…
— Барон, я этого не делал, — абсолютно искренним тоном ответил Бернард.
— А почему же тогда вы не остановили мерзавцев, которые этим занимались? — язвительно спросил Рауль. — Почему вы не изловили их и не повесили? А?.. Молчите?..
— Я не жёг церковь, но и препятствовать этому богоугодному делу не собирался, — объяснил Бернард. — Равно как не собирался и не собираюсь ловить и наказывать тех, кто это сделал. Да что их ловить — вон их целый город!
— Это вы их развратили, Бернард, а теперь хотите свалить на них всю вину! Мол, это мои люди такие-сякие, а я тут сам ни при чём! А вот скажите, да, да скажите нам: что стало с тем священником, который служил в этой церкви?
— Рауль, перестаньте меня оскорблять! Моё терпение и благодарность вам велики, но не безграничны! А что касается священника, то и сейчас, я полагаю, он жив-здоров. Мы его выгнали ещё за полгода до того, как подожгли… до того, как сгорела церковь.
— Родриго, вы слышите, что говорит этот филистимлянин?! Слышите?! Выгнали! Священника!..