Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник

Поскольку женщина есть женщина, Яна в расчете именно на такое времяпровождение прихватила с Нашей Стороны пригоршню драгоценностей — не хелльстадских, чтобы не дразнить здешних дам вовсе уж крупными самоцветами, но достаточно, чтобы ее с первого взгляда причислили к сливкам общества. На иных дамочках (главным образом пожилых) золота и камней было навешано и побольше.

Яна веселилась по полной, не пропуская сначала ни одного танца — Канилла принесла на Нашу Сторону с дюжину самых модных здешних танцев, сначала вручила добычу Академии Боярышника, а потом ввела в обиход и в Империи (за каковые достижения по поводу мод и танцев неожиданно удостоилась звания Золотой Мастерицы Имперского Клуба Высокой Моды — что в переводе на научные чины соответствовало званию академика. Особой гордости по этому поводу она не проявляла, умная девушка — но прилагавшийся к званию золотой нагрудный знак всегда надевала в тех случаях, когда следовало быть при всех наградах. Вообще-то основания для законной гордости имелись — она там оказалась единственным молодым «академиком», прочие Золотые Мастера и Мастерицы в большинстве своем были народом весьма пожилым).

Три раза она уходила на танцы быстрые, где четкой разбивки на пары не было. Три раза, всякий раз опережая конкурентов, ее приглашал на «медляки» один и тот же тип из-за соседнего столика. Сварог ни разу не возразил — пылать злобой в таких случаях способен лишь патологический ревнивец, ничего страшного, если твоя девушка потанцует с незнакомцами в приличном месте — в особенности если ты сам так и не нашел за делами времени, чтобы эти танцы освоить.

Вообще-то тип был непонятный: рослый брюнет с усиками стрелочкой, этакий уверенный в себе мачо. Одет безукоризненно, в меру экипирован мужским золотом: узор из золотой цепочки на лацкане, два перстня с немаленькими камнями, серьга в левом ухе, массивный браслет на запястье левой руки. Типичный набор истинного дорита (словечко это здесь соответствовало понятию «джентльмен»). Любое украшение сверх этого набора автоматически превращало дорита в скоробогача-выскочку.

Мог оказаться и молодым преуспевающим дельцом или наследником богатого папочки «из благородных», а мог и… Жиголо и альфонсы высокого полета (из тех, что, самоотверженно загнав эмоции глубоко в подсознание, обслуживают не просто пожилых, а богатых старух) как раз и любят рядиться под доригов — таким и цена выше.

Но это, в общем, никакого значения не имело, потому что недвусмысленно прилипший к Яне персонаж держался строго в рамках светских приличий: точно определялся с границами талии, к себе не прижимал и прочих вольностей не допускал. Судя по кокетливо-игривому личику Яны и ее ответам (разговора их Сварог не слышал, были слишком далеко), красавчик и в разговорах держался в рамках, иначе Яна давно бы отреагировала совершенно иначе. В подобных заведениях для бомонда считается совершенно обычным, когда дама залепит звонкую пощечину, сделай кавалер хоть шажок за рамки приличий, все равно, посредством ли языка или верхних конечностей. Тот же этикет предписывал получившему затрещину немедленно покинуть зал.

Оставаясь за столиком в одиночестве, Сварог нисколечко не скучал, ему хватало своих развлечений — уплетал за обе щеки здешние яства, особое внимание уделяя зажаренному на вертеле поросенку и тушеным грибам, не забывая сдабривать эту благодать чарочками выдержанного батьяна (как здесь именовался напиток, известный на Таларе как келимас, а на Земле как коньяк).

Очередной танец закончился, усатый красавчик галантно проводил Яну до столика, поклонился и удалился к своей компании — трем типам, выглядевшим, одетым и украшенным примерно так же.

— Слушай, если он подойдет еще раз, отправь восвояси, — сказала чуть раскрасневшаяся Яна, наполняя свою глиняную стопку батьяном десятилетней выдержки. — Я уже наплясалась вдоволь, да и неловко как-то тебя бросать одного…

— Ну, я вовсе не скучаю, есть чем заняться, — усмехнулся Сварог и, прикинув свои возможности, вновь подступил с ножом и вилкой к поросячьему бочку. — О чем вы так прилежно ворковали? Боже упаси, ни капли ревности, мне просто интересно…

— Ой, стандартный набор… — смешливо взглянула Яна. — Деликатно выяснял, в каких я с тобой отношениях, еще деликатнее интересовался, насколько отношения эти ограничивают мою свободу, насколько я этим ограничениям подвержена, и не возникает ли желания как-нибудь нарушить… Все это перемежалось цветистыми комплиментами. В общем, на каталаунских танцульках это именуется «парень снимает девку». Суть та же, только декорации другие. Увы, увы… Я ему не подала ни малейшей надежды, не дала ни адреса, ни телефона, ну, разве что здешнее имя сказала. Фамилии не сказала. Он, кстати, тоже, а имечко ему — Тарлет. Знаешь, что самое интересное? Он мне вкручивал, будто он — стремительно идущий в гору владелец судостроительных верфей — только все врет. Древний Ветер, сам знаешь, мысли читать не позволяет, но правду от лжи отличаю безошибочно, это сродни известному умению ларов… которое здесь не работает. Врет, как нанятой. Кто угодно, только не предприниматель, не коммерсант. Хотя держится, как истинный дорит.

— Ну, мало ли… — хмыкнул Сварог. — Как истинный дорит может держаться и жиголо высшего класса, и бандит высокого полета, да мало ли кто, вплоть до скромного клерка, который весь год копит деньги, чтобы недельку отдохнуть в таком вот месте, изображая значительную персону…

Как и следовало ожидать, едва зазвучал очередной «медляк», усатый Непонятно Кто первым объявился у их столика. Яна мотнула головой, а Сварог со всем решпектом прокомментировал:

— Дама больше не танцует.

Красавчик, как истинному дориту и полагалось, принял это скорбное известие со всем политесом, откланялся и ушел. Сварог подметил, что на Яну он больше не смотрел, определенно поставив крест и на определенного рода замыслах.

— А вот теперь я как следует поем и выпью, — сообщила Яна. — А то в промежутках между танцами толком и не удавалось. Ты молодец, что не всего поросенка слопал.

— Я тебе честно оставил ровно половину, — сказал Сварог. — Знаю же, как ты их любишь, в Каталауне пристрастилась…

— Выглядит, конечно, аппетитно, — сказала Яна, ловко лишив свою половину поросенка задней ножки. — Только бьюсь об заклад: гораздо вкуснее каталаунские дикие кабанята, жаренные на углях, а перед тем вымоченные в ежевичной настойке. Надо как-нибудь тебя свозить в ту деревню, где их лучше всего готовят. Как только разделаемся с Агорой и сопутствующим… Ладно, сегодня — больше ни слова о делах.

Действительно, больше о делах не прозвучало ни словечка. Один раз Сварог даже пошел с ней танцевать, решив, что с этой самой несложной разновидностью «медляка» он как-нибудь справится. И справился, ни разу не наступив Яне на ногу.

Уехали в двенадцатом часу ночи — и посидели достаточно, и помнили, что перед отлетом предстоит еще, деликатно выражаясь, культурная программа, которой оба хотели. В машине целовались — что нисколечко не должно было удивить таксиста, наверняка повидавшего на своем веку несчетное множество таких парочек.

В отеле они на сей раз останавливаться не стали — тех же рамках отдыха на всю катушку сняли небольшой красивый домик, стоявший на участке, по меркам Земли, соток в двадцать. Вокруг домика — цветущий кустарник и даже несколько деревьев, окружено все это невысокой ажурной оградой. Целый поселок таких вот домиков опять-таки принадлежал к четвертой категории — а в соседнем, снова по какому-то стечению обстоятельств, разместились школяры с наставником. Достаточно при серьезной опасности нажать кнопку, то есть один из камней на его мужском браслете, чтобы завертелась такая панихида, с танцами…

Сварог выставил на низкий столик бутылку кофейного ликера, к которому оба давно пристрастились, закуску, крайне скудную — после обильного ужина в «Погребке» тянуло лишь на чисто символическую.

Решив, что такого дастархана достаточно, сел в кресло, закурил и включил Тарину Тареми.

— Дерева вы мои, дерева, что вам головы гнутъ-гореватъ, до беды, до поры шумны ваши шатры, терема, терема, терема… Мне бы броситься в ваши леса, убежать от судьбы колеса, где внутри ваших крон все малиновый звон, голоса, голоса, голоса…

Расслабился блаженнейшим образом, свободный на несколько часов от забот и дел, хлопот и потока донесений, требующих немедленного ответа или действий.

— Ах вы, рощи мои, дерева, не срубили бы вас на дрова, не чернели бы пни, как прошедшие дни, дерева вы мои, дерева… [15K1]

К его некоторому удивлению, ушедшая переодеваться в спальню Яна вернулась не в обычном халатике, а в тех самых шортиках и маечке, в которых щеголяла на курорте. Видимо, немой вопрос в его взгляде был слишком явным — Яна улыбнулась:

15K1

Авторы стихов, приведенных в романе: Евгений Бачурин, Андрей Вознесенский, Ольгерд Довмонт, Евгений Клячкин