Рыцарь-м*дак
Шрифт:
Но как же, сука, это иногда бесит.
С тех пор как немец начал работу, я отключил телефон и больше не подходил к компьютеру. Я пытался максимально сосредоточиться на том, о чём мечтал всю жизнь, помимо своих бумажных поделок. Ложиться за полночь, пить, не вставая с кровати, и как можно дольше ничего не делать, ссылаясь на муки творчества. Но Юрген мог достать, находись ты хоть в коме. Он найдёт способ сообщить тебе, что нужно проснуться, собрать какие-то документы, с кем-то встретиться и, самое печальное, выйти из квартиры.
Его гундёж и сварливость передавались по воздуху. Казалось, на него работали птицы, стучащие в окно ни свет ни заря, соседи,
Утром, ровно в три часа по полудню.
«Педант херов».
В двери моей квартиры позвонил курьер и передал аккуратно запечатанный конверт.
Внутри оказалась довольно тревожная записка:
«Herr Наум, я понимаю, что прелести Резник вскружили тебе голову. Но прошу тебя, прояви хоть каплю благоразумности. Не ходи в «ГлавЛит»! Ты не знаешь, что за человек эта Елизавета. Она сожрет нас и не скривит лица, лучше я устрою нам встречу на телевидении, только не ходи в «ГлавЛит».
P.S. Пожалуйста, сделай так, чтобы до тебя стало возможным дозвониться, это непрофессионально.
С уважением, J"urgen»
Даже текст, написанный им, звучал в голове с комичным немецким акцентом. Справедливости ради никакого акцента у Юргена не было, но веселья для у себя в голове я непременно дублировал всё сказанное им так, будто он есть.
Прочитав письмо, я почувствовал что-то вроде родительской заботы. Но кто когда слушает родителей?
В детстве отец, заставляя учить таблицу умножения, периодически заходил в комнату проверить, не занимаюсь ли я чем-то другим? Я, конечно же, занимался. Но как только слышал, что он приближается к двери, начинал громко повторять «дважды два – четыре» и т.д. Тогда мне было невдомёк, что отец тоже когда-то учился во втором классе и, скорее всего, понимает – изучение таблицы с двух до пяти не занимает столько времени. С тех пор я запомнил главное правило: что бы ты ни делал – выключай звук у тетриса. Так я и решил поступить.
– Отвечать будете?
Курьер всё это время ждал в дверях.
Я взял у него ручку и написал на салфетке с логотипом службы доставки пиццы, которая валялась в прихожей:
«Сам ты Herr».
Курьер взял салфетку двумя пальцами, сложил её в папку, но не уходил. Я понял, в чём дело.
– За счёт получателя.
Курьер хотел что-то сказать, но я закрыл дверь и вернулся в постель.
Благо, последнюю неделю мне не давали скучать.
Резник с Лилит бывали в гостях по очереди. Это было забавно.
***
Лилит на фоне Резник казалась совсем ребёнком, рассказывала дурацкие истории про ребят, с которыми училась, много смеялась, в основном без причины. А иногда вдруг становилась серьёзной.
– Вы знаете, я на Вас обиделась, – как-то сказала она. Темы для разговора она брала практически из воздуха, я довольно быстро привык к этой манере.
– И что же я такого сделал? – я спрашивал не из интереса, скорее механически.
– Тогда, на лекции, Вы заставили всех смотреть на меня. Я чувствовала на себе их взгляды, их мысли.
– Хм, я об этом не подумал.
Я действительно не думал о том, каково ей было в тот момент, казалось, что всё под контролем, да и что могло произойти? И всё же это было довольно беспардонно с моей стороны.
– Как будто они все разом лезли под платье, было немного страшно. Вы меня использовали, – она
умела говорить так, словно ей не было дела. Выходило довольно правдоподобно.– И снова правда за тобой, я был растерян, и ты мне помогла, натолкнула на эту мысль, – мне показалось, что врать в данной ситуации не имеет смысла. Тем более всегда интересно взглянуть и оценить свои поступки с другого ракурса.
– Вы сейчас тоже меня используете?
– Как ты всё выворачиваешь, – я немного задумался, пытаясь предугадать, куда ведёт этот разговор. – Думаю, это тоже правда, но лишь отчасти, ведь и ты мною пользуешься.
Она остановила свой взгляд и задумалась.
– Похоже, Вы правы: получается, люди на протяжении всей жизни используют друг друга.
Иногда направление её мыслей пугало меня, тогда я начинал задумываться о том, что пора прекращать эти встречи.
– Хотелось бы возразить тебе что-то убедительное, но твой взгляд на вещи тоже имеет право на существование. Просто всё не так трагично. Люди используют друг друга и для радости, «ты мне – я тебе», это взаимовыгодное сотрудничество. Если тебе не нравятся условия, ты всегда можешь их прекратить.
– А сейчас Вам всё нравится? Нет желания прекратить сотрудничество со мной? – её взгляд казался испуганным.
Внутри всё кипело, разговор становился невыносимым.
– Нет, – на этот раз я соврал. – Только, пожалуйста, не надо таких мрачных разговоров. Мне жаль, что я не спросил тогда твоего разрешения и причинил эти неудобства, всё вышло довольно спонтанно. Но один необдуманный поступок не очень ответственного человека не должен формировать твое представление о человеческих отношениях. Надеюсь, ты правильно понимаешь, что я говорю, и сможешь простить.
– Нет, – коротко отрезала она. – Вы не должны извиняться. Мне очень понравилось то, что Вы тогда сказали. Если бы Вы спросили, я бы без раздумий согласилась. И мне было приятно, что Вы считаете меня красивой. Я чувствовала их взгляды, но это ничего не значило для меня, я доверилась.
Качели качнулись в противоположную сторону, но я снова чувствовал себя идиотом.
«Это всё однозначно нужно заканчивать».
Я некоторое время смотрел на неё, пытаясь понять, что происходит в её голове, но мысли казались непроницаемыми. Вдруг она звонко засмеялась.
– Вы такой взрослый, но такой глупый, не могу, – и с размаху стукнула меня подушкой. От удара я повалился на кровать, а она забралась сверху.
«Это определенно нужно прекращать, но завтра» – последняя мысль которую я запомнил с того разговора.
***
Сегодня курьер вытащил меня из постели с Резник.
Она всё ещё немного злилась, когда я звал её Марго, но теперь это казалось скорее игрой. В ней удивительным образом сочетались эмоциональность и хладнокровие. Это проявлялось в том, как она выражала свои чувства.
Только что мы в сотый раз обсуждали мою книгу и её на это реакцию, и я имел неосторожность назвать критику бесполезным жанром, а её работу вредительской.
Она, нисколько не изменившись в лице, взяла подвернувшийся под руку блокнот с моими записями и начала вырывать из него по одному листу, после аккуратно комкала и по дуге швыряла ими в меня, целясь в голову. На мои просьбы прекратить она не отвечала, и остановилась только когда в руке её был пустой твердый переплёт, скрепленный пружинами. А пол хаотично замусорен катышками бумаги, которые до этого были набросками повести. Я начал её ещё до публикации книги и всё никак не мог закончить.