Рыцарь на золотом коне

Но под кровать она не полезла, а стояла слушала и думала. Снизу не доносилось ни звука, и вправду ни звука. Ничего, кроме густой мертвой неподвижности. Полли едва не засомневалась, что мистер Лерой и мистер Линн вообще здесь побывали. Нет, они здесь были, хотя об этом ей говорило лишь собственное колотящееся сердце. Сердце и злость. Злость росла в ней все это время, под покровом страха, и в конце концов разрослась до огромных размеров и поглотила страх. Полли вспомнила, как видела по телевизору Лаурель и мистера Лероя в зрительном зале и как они смотрели на мистера Линна, следили за ним. Будто он их собственность, а они его хозяева. Ну уж нет! Так нельзя! Человек не может быть чьей-то собственностью!

Она бережно положила фотографию на атласное покрывало на кровати и вернулась к узору из овальных портретов на стене. Если одну фотографию забрать, в самой середине узора появится заметный пробел. Однако, как помнилось Полли, из стены вокруг портретов торчало много пустых крючков. Наверное, Лаурель любила время от времени вешать новые портреты или составлять из них новые узоры.

Очень спокойно и сосредоточенно Полли стала снимать портреты с крючков и составлять из них другой узор, пореже, – так не бросалось в глаза, что одного из них недостает. «Займусь полезным делом, лишь бы не ждать, пока мистер Лерой найдет меня, – решила Полли. – К тому же на мне перчатки, как положено приличному взломщику». Хорошо, что все портреты были в одинаковых золотых рамках. Кстати, среди них были не только фотографии. Несколько портретов маслом, одно лицо или в полный рост. Два черных профиля, вырезанные из бумаги, несколько рисунков углем. Полли развесила их очень хитроумно. На одной миниатюре был молодой человек в старинном наряде – в числе прочего на нем был плащ, небрежно наброшенный на одно плечо, – и Полли сочла, что это самый-самый красивый портрет. Молодой человек стоял, прислонясь к дереву и держа в руке, кажется, банджо, и лицо у него было приятное. Полли захотелось повесить его в середину. Но поскольку именно оттуда она взяла фотографию светловолосого мальчика, то благоразумно решила повесить туда другую такую же фотографию и разыскала еще один портрет светловолосого мальчика, очень похожего, только даже старомоднее. Портреты по краям она не стала трогать. Когда она все закончила, результат ей понравился – стало почти как раньше. Она взяла с кровати украденный портрет, аккуратно положила его в карман куртки и тщательно застегнула молнию, а потом тихонько вышла из комнаты и спустилась по лестнице, твердя себе, что идет навстречу судьбе.

Она не слишком-то в это верила, даже пока шла по лестнице. Пусто-пусто было в доме. И внизу было пусто – Полли это чувствовала. Солнце давно миновало приоткрытые двери, в зале и в гостиной стало темно, как будто в доме никогда и не жили. Полли выскользнула за стеклянные двери и услышала, как щелкнул, запираясь, замок. Она подергала двери – они не открылись. Полли прошла по ступеням между «ЗДЕСЬ» и «СЕЙЧАС» на вазах и вернулась к ограде по собственным следам. На солнце они подтаяли и расползлись зелеными кругами, но других следов на лужайке не было. Мистер Лерой и мистер Линн пришли и ушли другим путем. Самое странное, что и в боковую и в парадную дверь они тоже, видимо, не входили. Сколько ни рассматривала Полли из-за кустов подходы к дому, она не различила на покрытой изморозью подъездной дорожке ни человеческих следов, ни колеи от шин. И не видела ни одной живой души, кроме Трюфли, которая поджидала ее, сидя на ограде перед бабушкиным домом.

3

Через потоки в темноте

Несется конь то вплавь, то вброд.

Ни звезд, ни солнца в высоте,

И только слышен рокот вод.

Томас Рифмач

Терзаясь совестью по тысяче причин, Полли купила мистеру Линну на Рождество экземпляр «Трех мушкетеров» и попросила бабушку упаковать подарок. Бабушкины свертки были настоящими произведениями искусства из оберточной бумаги и плетеной бечевки.

– К сроку посылка не поспеет, да и староват он, признаться, для этой книжки, но недаром говорят: дорог не подарок, дорого внимание, – заметила бабушка, когда они возвращались с почты.

– Почему ты всегда так про мистера Линна? – спросила Полли.

– Как? – уточнила бабушка.

– Ну, язвишь, – пояснила Полли. – За что ты его невзлюбила?

Бабушка пожала плечами.

– Сам по себе он вполне ничего. Видишь ли, я не одобряю тех, с кем он водит компанию.

Поскольку Полли точно знала, кого бабушка имеет в виду – Лероев-Перри, – то больше ничего говорить не стала. И тихонько вернулась к бумажным гирляндам, которые как раз клеила.

На Рождество у них гостил папа – к восторгу Полли.

– Имей в виду, – сказала бабушка, – я предупреждала, что я ни на чьей стороне, и слово свое держу. Думаю, это по-честному.

– По-честному! – взвился папа. – Да я на нее в суд подам!

Он мрачно сообщил Полли, что мама с Дэвидом Брэггом уехали на Рождество вдвоем. Однако по большей части он был таким же, каким Полли помнила его год назад: смеялся, шутил и дурачился с Полли и с бабушкой. Полли забыла, что вокруг глаз у него прибавилось морщинок, а в кудрях проступила седина, и бесилась с ним, словно ей было пять лет. Только от одной затеи для пятилетних малышей она отказалась.

– Давай играть, будто мы… – несколько раз умоляющим голосом начинал папа.

– Нет, – отвечала Полли. – Я в это больше не играю.

– Почему? – удивлялся папа, но Полли сама не знала, что ответить.

– Не приставай к ней, Редж, – посоветовала бабушка.

Полли не отваживалась показать украденную фотографию ни папе, ни бабушке – особенно бабушке. Зато тайком смотрела на нее каждый вечер перед сном, под «Болиголовом в огне». Теперь, когда Полли вспоминала то Рождество, она никак не могла понять, почему так много думала тогда о двух этих фотографиях и так мало – о подслушанном разговоре между мистером Линном и мистером Лероем. Разговор был до жути непонятный, вот Полли взяла и задвинула мысль о нем куда-то на задворки сознания. И стала вместо этого разглядывать пожар и загадочные фигуры за кустом болиголова. До сих пор Полли считала, что они хотят потушить пожар. Однако в то Рождество ей стало казаться, что на самом деле они пытаются поддержать огонь, яростно раздуть его, опередить время. По клубам дыма было ясно, что трава совсем сырая. Может, если бы фигуры хоть на миг перестали раздувать огонь, он бы зашипел и погас и они остались бы в темноте.

У украденной фотографии вид был куда скучнее. Она немного выцвела от времени. Полли долго разглядывала ее так и этак и пришла к выводу, что кусочек дома за спиной у мальчика – это Хансдон-хаус. Но мальчик был не Себ. Под некоторыми углами его задорное лицо напоминало Лесли из лавки Томаса Пайпера. Однако по прическе было ясно, что он не мог быть ни Лесли, ни Себом: для Себа волосы были слишком светлые, длинные и растрепанные, а для Лесли – недостаточно кудрявые. И вообще он был старше обоих. Полли решила, что они просто еще не встречались. Перед сном она тщательно прятала фотографию в школьный рюкзак, поскольку папа спал в ее комнате, на раскладушке.

Шли дни.

– Ну вот, – сказал папа. – Пора, пожалуй, назад к Джоанне.

Он поцеловал Полли и уехал. Полли вернулась домой к Айви и Дэвиду Брэггу и забрала фотографию с собой. Однако дома она спрятала фотографию в папку к солдатикам, а папку – за дверцу, где урчал водогрей. А то Айви, чего доброго, возьмет и выбросит ее.

– Ты забыла подарить Дэвиду подарок на Рождество, – сказала Айви и вручила Полли посылку от мистера Линна.

Полли и не собиралась ничего дарить Дэвиду, поэтому притворилась, будто поглощена распаковыванием посылки. Там была книга про короля Артура и еще одна – сборник волшебных сказок, а также записка от мистера Линна, накорябанная в ужасной спешке. Полли подумала, что король Артур – это еще ничего, но волшебные сказки – ну мистер Линн дает! Правда, она понимала (хотя и не желала думать о мистере Лерое), что у мистера Линна полно своих забот, и постаралась на него не обижаться.

Школа началась на следующий день, а вместе с ней зарядили дожди. Месяца полтора Полли приходила в школу мокрая до нитки и обнаруживала, что физкультуру на улице опять отменили и все ходят хмурые и кашляют. «Клуб суеверий» исчез, как не бывало. Дома были Дэвид Брэгг со своими надоедливыми шуточками и мама, которая преданно хлопотала вокруг него и просила у него совета по поводу и без повода: «А ты как считаешь, Дэвид?» Айви спрашивала это так часто, что Полли украдкой едко передразнивала ее перед зеркалом в своей комнатушке-коробочке: «А ты как считаешь, Дэвид?» За этим следовала томная глуповатая улыбочка.

С Полли Дэвид почти не разговаривал. Похоже, оба понимали, что у них мало общего.

Потом – незадолго до середины полугодия – пришло самое настоящее письмо от мистера Линна с благодарностью за книгу. Наверное, посылка затерялась в потоке рождественской почты, писал мистер Линн: она дошла только сейчас. Машинопись, как всегда, была скверной:

«У тебя буддут канкиулы в середине полгодия? А если нет, несобираетсяли твоя мама еще расз к авдокату? Столет тебя не видел. Если рпиедешь в Лондон, я обязательно встречу тебя на возакле».