Рыцарь нашего времени
Шрифт:
– Нам нужна жизнь Владислава Захаровича, – сказал Макар напарнику перед тем, как начать работу. – И все возможные точки пересечения его с Владимиром Качковым.
– Ты подозреваешь...
– Нет. Я просто хочу проверить лежащую на поверхности идею о том, что два человека, каждому из которых было за что мстить Силотскому, объединились. Скажу сразу, что мне эта идея не очень нравится, и я сомневаюсь в том, что она найдет подтверждение. Но проверить нужно.
– Почему сомневаешься?
– Именно из-за ее очевидности, – непонятно ответил Макар и свалился на диван, уставясь в потолок.
Бабкин работал добросовестно, к тому же он был один, поэтому
– Если наблюдение ведется, то очень профессиональное – такое, которое нам с тобой не под силу отследить, – сердито сообщил он. – Мне это все очень не нравится. По почерку нападения на тебя и Машу похоже, что работали дилетанты, которым требовалось лишь запугать нас, хотя они и подошли к своей задаче изобретательно в твоем случае. Но сейчас их не видно.
– Черт с ними! – отозвался Илюшин сонным голосом. – Забудь о них, занимайся Чешкиными.
– Я ими уже отзанимался, – проворчал Сергей. – Все, что мог найти, нашел.
С Илюшина мигом слетела сонливость, он уселся на диване, выжидательно наклонился вперед.
– Рассказывай.
Когда-то Владислав Захарович закончил физфак Харьковского университета и сам себя считал человеком, подающим большие надежды. Поступив в аспирантуру, между делом он написал диссертацию и показал ее своему научному руководителю, совершенно убежденный в том, что отзыв будет одобрительный, а возможно, и сдержанно-восторженный. Прочитав диссертацию, научный руководитель вызвал к себе Чешкина, и, недовольно оглядев его долговязую фигуру, констатировал:
– Диссертация есть, защищать ее некому.
– Что вы имеете в виду, Сергей Анатольевич?
Сергей Анатольевич объяснил, что на данный момент он видит перед собой Славку Чешкина, совершено несерьезного аспиранта, бесконечно отирающегося по курилкам института, талантливо рисующего стенгазеты и рассказывающего запрещенные анекдоты.
– Где? – спросил научный руководитель, похлопывая по рукописи, – Где труд, стоявший за этим твоим... опусом, а? Я его не видел. И никто не видел. Как ты ухитрился написать диссертацию за шесть месяцев, когда люди на это годы тратят? Ты, Слава, мотылек! Щелкопер! Серьезный ученый, прости, из тебя никогда не получится, а защитить вот это, – он снова хлопнул по рукописи, словно прибивая ее к столу, – тебе попросту не дадут.
В выражениях Сергей Анатольевич не стеснялся. Что руководило им – зависть ли к молодому аспиранту, у которого все получалось на порядок легче, чем у него самого, или же что-то другое... Сам Чешкин после не мог дать себе ответа на этот вопрос. Диссертация по ион-фононному взаимодействию, новой и очень перспективной теме, была защищена спустя три года – однако не им, а другим аспирантом Сергея Анатольевича, тихим незаметным юношей с девичьим стыдливым румянцем.
Впрочем, это Чешкина уже не интересовало. После разговора с научным руководителем «щелкопер» и «мотылек» попал в больницу с открывшей на нервной почве язвой желудка и провел там почти полтора месяца. Выйдя из больницы, он больше ни словом не обмолвился о своей диссертации, закончил аспирантуру, женился и, к недоумению Сергея Анатольевича, никогда не принимавшего мальчишку всерьез, был приглашен
работать в институт монокристаллов, на кафедру лазерной физики.Работа увлекла его необычайно. Через два года он все-таки защитил диссертацию – с блеском, под одобрительный шепоток комиссии, но тема ее была очень далека от прежней. Слава Чешкин теперь занимался водорастворимыми кристаллами и посвятил исследованиям следующие двадцать пять лет своей жизни.
Вопреки прогнозам бывшего научного руководителя, он оказался хорошим ученым. А потому, когда его шеф получил кафедру в Москве, а вместе с ней и возможность перетащить с собой в столицу пятерых человек, Чешкин стал одним из них.
Жизнь его полностью протекала в науке, хотя Владислав Захарович был далек от карикатурного образа рассеянного ученого, забывающего очки на собственном носу и спрашивающего у жены адрес дома, в котором он проживает. Он обладал быстрым ясным умом, к тому же природа наградила его удачным сочетанием интуиции с аналитическими способностями. В отличие от многих коллег, интересы его не ограничивались узкой научной деятельностью, Чешкин много читал, собрал неплохую библиотеку, внимательно следил за научными исследованиями в остальном мире, самостоятельно изучал языки, понемногу читая на английском, французском и немецком.
Смерть жены от болезни стала для него тяжелым горем, которое он заглушал работой. Однако в девяностом году институт начал разваливаться, кафедра хирела, шеф уехал на постоянное проживание в Израиль, и работа фактически встала. Устав от безденежья, разочаровавшись не столько в своей науке, сколько в себе, не в силах продолжать исследования, на которые была потрачена вся жизнь, Владислав Захарович ушел из института «в никуда».
Вокруг него сновали бывшие аспиранты и сотрудники, подавшиеся кто в бизнес, кто в науку, смешанную с бизнесом, что оказалось еще выгоднее... Чешкину неоднократно предлагали заниматься тем же самым, но он ощущал брезгливость и каждый раз отказывался. Деньги, отложенные на черный день, быстро заканчивались, и если сам Владислав Захарович согласился бы вести жизнь аскета, то для своих внуков он такой участи не желал.
В один из унылых зимних дней, возвращаясь из продуктового магазина, он столкнулся с сыном бывшего шефа, молодым предприимчивым парнем по имени Паша. Уезжать за родителями в землю обетованную Паша отказался и стал успешным предпринимателем в Москве. Людей, подобных Паше, Чешкин называл про себя «прорыбистые» – они ловко сновали в водовороте событий, выхватывая где «нужного человечка», где полезные сведения, где «срубая денежку», где просто заводя знакомства. Паша плавал во всех водах, но свой уровень понимал хорошо и к щукам на глубину не совался. Знал, что преждевременно: съедят, и костей не оставят.
– Владислав Захарович! – Паша устремился к Чешкину. – Какое совпадение, боже мой! А я как раз о вас думал.
Паша поигрывал ключами от новой иномарки, Чешкин старался держать с достоинством рваный потертый пакет с хлебом и кефиром. Не обращая внимания на пакет, Паша изложил свое дело. Выяснилось, что совсем недавно он «по случаю» прикупил небольшое помещение, в котором располагался художественный салон.
Одной из Пашиных особенностей была полнейшая неспособность сопротивляться жажде приобретательства. Если что-то где-то продавалось и Паша мог это купить, то он покупал. Иногда приобретенное не удавалось продать с прибылью, но и в этом случае Паша не расстраивался, веря, что в следующий раз приобретение оправдает себя. Как правило, именно так и выходило.