Рыцарь Спиркреста
Шрифт:
— Ты бы когда-нибудь хотел переехать обратно?
— То есть, да, думаю, что придется. Возможно, я буду стажироваться у отца в одном из его офисов или еще где-нибудь. Кто знает.
— Ну, возможно, я перееду туда раньше тебя, — говорю я.
Эван замирает с ложкой тушеного мяса на полпути между своей миской и ртом.
— Ты хочешь переехать в Америку? Я думал, ты собираешься в Оксфорд или Кембридж. Кажется, большинство ребят в нашем классе планируют поступать именно туда.
— Именно.
Он ухмыляется. — О, конечно. Я забыл, как сильно ты ненавидишь,
Странное замечание, тонко подмеченное. Эван может быть кем угодно, но не тонким человеком.
— В этом нет ничего плохого, — резко отвечаю я, делая еще один глоток своего напитка. Я не очень люблю вино, но это хорошее вино, и оно согревает меня изнутри по пути вниз.
— Нет, ничего плохого в этом нет, — говорит Эван с неожиданной улыбкой. — Они будут любить тебя в Америке, ты знаешь.
Этого я не ожидала. — Правда?
— Да, правда. В тебе есть этакая заносчивая британская утонченность, но ты еще и аутсайдер. Это выигрышная комбинация. Все американские парни будут влюбляться в тебя по уши.
Я пытаюсь представить себе это. На меня обращают внимание высокие, умные американские мальчики в Гарварде. После многих лет, в течение которых меня издалека, как придорожного медведя, дразнили парни из Спиркреста, я не могу сказать, что это не очень приятный образ. Было бы неплохо хоть раз стать желанной.
— Я бы не отказалась, — говорю я, слегка пожав плечами.
Эван выглядит скандально. — О чем ты говоришь? Ты бы никогда не стала встречаться с американцем!
— О чем ты говоришь? С каких это пор ты стал таким авторитетом в вопросе о том, с кем мне встречаться или не встречаться?
— Я не говорю, что я авторитет. Ты достаточно ясно выразила свое мнение о нас, толстых, быдловатых американцах.
— Я не думаю, что все американцы толстые и быдловатые. У американцев тоже много достоинств.
Он уставился на меня с открытым ртом в выражении недоумения. — Что? Например?
— Они могут быть дружелюбными, оптимистичными, полными надежд. В американской мечте есть что-то романтическое, вера в то, что каждый может добиться успеха, если будет много работать. Может быть, это и не реалистично, но это идеалистично. Мне это нравится.
Эван сужает глаза и наклоняется вперед. — Так что насчет меня?
— А что насчет тебя? — Я смеюсь. — Ты не в счет.
— Я не в счет? Что значит "я не в счет"? Я же американец, разве нет?
— Да, но, — я разжала руки, пытаясь придумать лучший способ объяснить, что я имею в виду, — ты не американский мальчик, ты… мальчик из Спиркреста.
Я смеюсь и в этот момент понимаю, что, хотя я еще не совсем пьяна, вино определенно немного развязало мне язык. Я мысленно отмечаю, что надо держать себя в руках, потому что я не собираюсь повторять катастрофу на вечеринке. Но есть что-то такое в разговоре с Эваном без фильтра, что опьяняет сильнее, чем само вино.
— То есть ты хочешь сказать, что отказалась бы встречаться со мной не на том основании, что я
американец, а на том, что я учусь в Спиркресте?Я качаю головой, потом понимаю, что он не совсем неправ. — Ну да, да.
— Ты ведь понимаешь, что тоже учитесь в Спиркресте?
Я киваю. — Я бы тоже не стала встречаться со мной, если ты об этом спрашиваешь.
Он садится обратно. — Боже мой, Саттон. Ты пьяна.
— Я не пьяна. Я даже не пьяна. Я просто честна.
— Хорошо. Хорошо. Тогда как насчет этого: что если парень пригласил тебя на свидание, он тебе понравился, но он из Спиркреста?
— Не будь дураком, — говорю я, отодвигая пустую миску и беря еще хлеба. — Этого никогда не случится.
— Потому что тебе никогда бы не понравился парень из Спиркреста?
— Потому что никто в Спиркресте никогда не пригласит меня на свидание. Ты об этом позаботился.
— О.
Эван на мгновение отводит взгляд. Его щеки становятся на несколько тонов краснее. Я сужаю глаза от такой неожиданной реакции, но потом он снова поворачивается и смотрит на меня. — Разве не этого ты хочешь?
Я разразился смехом. — Что, быть изгоем в обществе, потому что ты и твои дерьмовые друзья выбрали меня в качестве своей личной марионетки на последние несколько лет? Нет, это не совсем то, чего я хочу, Эван.
Он нахмурился. — Мы не… да ладно, мы никогда не заходили слишком далеко. В основном это были просто дразнилки.
— Дразнили? Ты оскорблял меня при каждом удобном случае, превратил мою жизнь в гребаный кошмар на долгие годы и каким-то образом выставил меня одновременно чудаком-одиночкой и жаждущим внимания социальным альпинистом.
— Ну, ты не помогала себе, не так ли?
Настала моя очередь краснеть и спотыкаться. — О чем ты говоришь?
— Подлизываться к учителям, быть префектом и всех сдавать, постоянно вести себя как зазнайка только потому, что твои родители работают в школе.
— Это как если бы я прилагала усилия, чтобы быть уверенной, что покину Спиркрест с отличными оценками и рекомендациями, о чем ты и твои приятели-миллионеры явно не беспокоитесь. И — перестаньте говорить, что я зазналась, я не зазналась!
Эван поднимает брови. — Ты думаешь, что ты лучше, чем все остальные, потому что наши родители облегчают нам жизнь, и нам никогда не приходится ничего делать самим или сталкиваться с последствиями.
— Но это правда! — гневно протестую я.
Мое лицо горячее, и я больше не смеюсь. Хотя мне этого и не хочется, я не могу не обидеться на то, что Эван считает меня зазнайкой.
Есть разница между чувством собственного достоинства, самооценкой и зазнайством, а Эван, похоже, этого не понимает.
— Иногда, да, — признает Эван. — Но это не значит, что ты лучше нас только потому, что твоя жизнь сложнее.
— Я не думаю, что я лучше тебя.
Это определенно ложь, и я надеюсь, что Эван этого не понимает. Он снова наклоняется вперед и говорит низким, серьезным тоном. — Хорошо. Тогда позволь мне перефразировать мой вопрос. Если бы я пригласил тебя на свидание, ты бы согласилась?