Рыцарь
Шрифт:
Дуглесс смотрела Николасу в лицо — выражение его глаз почти смущало ее.
— Вот поэтому-то я и явился сюда, — тихо произнес он. — Ничего нельзя было доказать, если бы не были найдены эти бумаги. Надо немедленно отправляться в Гошок!
— Но не можем же мы просто так взять да и поехать туда! — возразила она. — Надо сперва обратиться к тамошним владельцам с просьбой, чтобы нам с вами разрешили взглянуть на документы. — И, закрывая журнал, она добавила:
— Какие же размеры и толщина стен должны были бы быть у дома, если в стену можно было спрятать целый сундук документов, чтобы они пролежали там целых четыре сотни лет!
— Ну, Гошок-холл
Дуглесс откинулась на стуле: у нее появилось чувство, что они наконец-то вплотную приблизились к чему-то существенному. У нее не оставалось ни малейших сомнений, что найденные документы принадлежали некогда матери Николаса и что свидетельства, которые были так нужны Николасу для доказательства собственной невиновности, находятся именно среди них!
— А, приветик!
Они подняли глаза и увидели перед собой ту хорошенькую молодую женщину, которая недавно растолковывала Николасу, что такое бейсбол.
— Я так и думала, что вы тут, — произнесла она и, окидывая Дуглесс изучающим взглядом, спросила:
— А это — ваша подружка, да?
— Всего-навсего секретарша, — сказала Дуглесс, поднимаясь из-за стола. — Еще будут какие-нибудь распоряжения, лорд Стэффорд?
— Лорд?! — в изумлении воскликнула девушка. — Так вы лорд?!
Дуглесс опрометью выскочила из библиотеки. Николас хотел было последовать за ней, но чрезмерно взволнованная из-за того, что ей привалило счастье познакомиться с самим лордом, американка никак не хотела отпускать его.
Направляясь в гостиницу, Дуглесс изо всех сил старалась сосредоточиться на письме, которое собиралась послать в Гошок-холл, но, по правде говоря, голова ее была занята почти исключительно мыслями о том, что Николас флиртует там с этой хорошенькой американкой! Разумеется, ей до этого и дела никакого нет! Это же просто ее работа! Вскоре она уже будет дома, опять станет обучать своих пятиклашек, ходить время от времени на свидания, навещать свое семейство и рассказывать им об Англии — в частности, о том, как получилось, что один мужчина ее там бросила, в другого она влюбилась, но он оказался женатым, да еще четырехсот пятидесяти одного года от роду!
Да, уж это точно станет лучшей из всевозможных «историй о Дуглесс», — подумала она.
К тому времени, когда она добралась до гостиницы, единственное желание, которое у нее осталось, — это рвать и метать! К дьяволу всех этих мужиков! — думала она. — К дьяволу их всех — и плохих, и хороших! Они только и делают, что снова и снова разбивают ей сердце!
— Насколько я могу понять, ваше настроение не улучшилось! — произнес из-за ее спины Николас.
— Настроение мое вас нисколечко не касается! — оборвала она его. — Меня наняли выполнять определенную работу, и я ее выполняю! Я собираюсь написать письмо в администрацию Гошок-холла и спросить, когда нам было бы можно посмотреть на документы.
— Враждебность, которую вы выказываете ко мне, решительно ничем не оправдана! — сказал Николас, уже и сам начиная чувствовать раздражение.
— Никакой такой враждебности в отношении вас у меня нет! — в бешенстве выкрикнула она. — Я всего-навсего из кожи вон лезу, чтобы помочь вам, — да, помочь вам вернуться обратно, к вашей любящей супруге, в вашу эпоху! — И, презрительно задрав подбородок, она добавила:
— Я только что поняла, что вам совершенно необязательно находиться здесь. Я могу проводить изыскания, а вы — вы,
в любом случае, не очень-то способны прочитать достаточно много страниц. Так почему бы вам не отправиться куда-нибудь… ну, скажем, во французскую Ривьеру или еще куда-то? Я в состоянии проделать необходимую работу и одна!— Так мне следует уехать, да? — тихо переспросил он.
— Ну, разумеется, почему бы и нет?! Поезжайте себе в Лондон, пошатайтесь там по вечеринкам! Можете встречаться там со всеми подряд красивейшими женщинами нашего столетия! У нас ведь теперь огромный выбор всевозможных столов!
Николас так и замер.
— Так вы хотите отделаться от меня, да?! — спросил он.
— Ну да, да, да! Мои изыскания пойдут только лучше, если вас тут не будет. Вы… да вы попросту мне мешаете! Вы же ничего не знаете о нашем мире! Вы едва-едва научились пристойно одеваться и все равно еще в половине случаев едите руками! Ни читать, ни писать вы не умеете, и я все время вынуждена объяснять вам самые элементарные вещи! Да, будет в тысячу раз лучше, если вы предоставите меня самой себе! — Она выпалила все это, а руки ее с такой силой вцепились в подлокотники кресла, что, казалось, костяшки вот-вот прорвут кожу и выскочат наружу!
Лицо Николаса исказила гримаса столь искренней боли, что это было уже свыше ее сил. Нет, он просто обязан убраться, уехать и позволить ей вновь добиться покоя — душевного и телесного! И, не желая терпеть перед ним унижение из-за того, что вот-вот расплачется, Дуглесс стремительно кинулась прочь. А оказавшись в своей спальне-гостиной, прислонилась к дверному косяку и залилась горькими слезами.
Надо как-то пережить это, — думала она, — отослать его прочь, а потом улететь домой и никогда более ни единого взгляда не бросать ни на кого из мужчин! Вот что мне надо!
Рухнув на постель и зарывшись лицом в подушку, она принялась беззвучно рыдать. Плакала она долго, пока не выплакалась и не почувствовала некоторого облегчения. И к ней вновь вернулась способность думать.
Как же глупо она себя вела! И что дурного мог совершить Николас? Она отчетливо представила себе, как он сидит где-то в темнице в ожидании казни за преступление, которого не совершал, а в следующее мгновение плывет сквозь воздушные сферы — и вот, пожалуйста, он уже в двадцатом столетии!
Она села на постели и высморкалась. Подумать только, как быстро он ко всему приспособился! Привык и к автомобилям, и к романам, и к странному для него языку, и к странной нище, и… да, и еще — к женщине, которая без конца хнычет к страдает из-за того, что ее отверг другой мужчина! И Николас так щедро делился своими деньгами, своим веселым смехом, своими познаниями!
А что сделала она, Дуглесс?! Пришла в ярость и разозлилась на него из-за того, что каких-нибудь четыре сотни лет тому назад он посмел вступить в брак с другой женщиной!
Проанализировав происшедшее в этом ракурсе, она почувствовала, что все выглядит почти юмористично. Она оглянулась на дверь. В комнате было темно, но из-под двери просачивался свет. Ой, а что она ему наговорила! Ужасные, просто кошмарные вещи!
Дуглесс чуть ли не опрометью бросилась к двери.
— Николас, я!.. — воскликнула она, но комната была пуста. Она подбежала к двери, выходившей в вестибюль гостиницы, но и там никого не было! Вернувшись в комнату Николаса, она заметила валявшуюся на полу записку — должно быть, он сунул ее под дверь. Она бегло проглядела ее — четыре строчки, написанные неразборчиво готическими буквами.