Рыцарь
Шрифт:
Дуглесс, разумеется, ничего не поняла, но зрительно записка выглядела как нечто написанное скорописью времен королевы Елизаветы. Костюмы Николаса висели в шкафу, там же находились и так называемые саквояжи — чемоданы, конечно, — поправила она себя.
Надо найти его, извиниться, попросить остаться, сказать, что он очень ей нужен! При воспоминании о том, что она ему наговорила, у Дуглесс прямо-таки в голове зазвенело! Ну, конечно же, он умеет читать! И вполне прилично держится за столом! И он… — черт бы, черт бы, черт бы меня подрал! — мысленно выкрикивала она, мчась
Скрестив руки перед грудью и обхватив себя ладонями за плечи, Дуглесс, опустив голову, помчалась куда-то дальше. Она обязательно должна отыскать его! Ведь он, скорее всего, и понятия не имеет о том, что такое зонт или плащ-дождевик! Он вполне может найти свою смерть — скажем, так яростно станет бороться с дождем, что не заметит, как попадет под автобус или под поезд! Да и отличает ли он вообще-то железнодорожные пути от дорожки для пешеходов?! А что, если он сядет в поезд? Он ведь даже не будет знать, где сойти или как вернуться обратно, если он все же где-то сойдет! — думала Дуглесс.
Она понеслась к зданию железнодорожного вокзала, но оно оказалось закрытым. Ну, и прекрасно! — решила она, откинув с лица холодные, мокрые волосы. Она попыталась было рассмотреть стрелки на своих часиках, но мешал дождь.
Похоже, был уже двенадцатый час ночи. Должно быть, она проплакала несколько часов! И Дуглесс даже вздрогнула при мысли о том, что за это время могло произойти с Николасом!
Она заметила вдали что-то черневшее в сточной канаве и бросилась туда, будучи уверенной, что это Николас — мертвый и лежащий там недвижно. Но это оказалось всего лишь тенью. Беспомощно моргая и пытаясь не щуриться из-за хлеставших в лицо дождевых струй, Дуглесс, дважды чихнув, вглядывалась в темные окна деревушки.
А может, он только что двинулся в путь? И на какое расстояние можно уйти за… Впрочем, она ведь даже не знает точно, когда он ушел! И в какую сторону мог направиться?!
Она бегом устремилась вдоль улицы, холодные струи дождя секли ноги и проникали под юбку. В окнах уже погасли огни, но завернув за угол, Дуглесс в одном из них вдруг увидела свет. Да это же паб! — узнала она. Там можно будет порасспросить и выяснить, не видел ли кто-нибудь Николаса!
Она вошла внутрь. Тепло и свет в пабе после дождя и тьмы на улице буквально ошеломили ее, и какое-то время она ничего не видела.
Совершенно окоченевшая, дрожащая, мокрая, она стояла у порога, постепенно приучая глаза к свету. И тут она услышала смех, показавшийся ей знакомым. Николас! Она помчалась на этот звук через все полное табачного дыма помещение.
Зрелище, увиденное ею, напоминало плакат с изображением семи смертных грехов: за столом, который, казалось, рухнет сейчас под тяжестью блюд с едой, восседал Николас; рубаха его была расстегнута чуть ли не до пупа, во рту торчала сжимаемая крепкими зубами сигара. Справа и слева от него сидело по женщине, и его щеки и рубашка были перепачканы губной помадой!
— А, Дуглесс! — в эйфории воскликнул он. — Присоединяйтесь-ка к нам!
Она так и застыла на месте, ощущая себя этакой промокшей
кошкой: волосы прибило к голове, мокрые одежды тоже липли к телу, в каждой из туфель — по галлону воды, а в образовавшейся от нее луже на полу могла поместиться целая трехмачтовая шхуна!— Ну-ка, вылезайте оттуда и ступайте со мной! — скомандовала она голосом, каким обычно укрощала непослушных школьников.
— Сей момент, капитан! — отозвался Николас, ухмыляясь.
Он пьян! — поняла Дуглесс.
Николас же, поцеловав в губы поочередно обеих женщин, вскочил на стул, затем перемахнул через стол и сграбастал Дуглесс в объятия.
— Отпустите меня! — прошипела она, но он протащил ее на руках через все помещение паба и вышел на улицу.
— Дождь идет! — выкрикнула она.
— Ошибаетесь, сударыня, — давно прояснилось! — возразил он и, все еще держа ее на руках, принялся тихонько губами щекотать ей шею.
— Ну нет! Не смейте же! Ну-ка, сейчас же отпустите меня! — вскричала Дуглесс.
Он вроде бы и отпустил, но так, что она вся как бы повисли на нем.
— Вы пьяны! — воскликнула она, отталкивая его.
— О да, пьян! — довольно ухмыляясь и хватая ее за талию, вскричал он. — Здешний эль мне нравится! И женщины тоже! Отпихивая его, Дуглесс с обидой сказала:
— Я беспокоилась из-за вас, а вы сидите тут и надираетесь к компании парочки шлендр и…
— Не так быстро! — воскликнул он, — а то слишком много незнакомых слов! Да поглядите, поглядите-ка только на звезды, хорошенькая вы моя Дуглесс!
— К вашему сведению, если вы сами не удосужились заметить, я вымокла насквозь и замерзла! — сообщила она и, как бы дополнительно подчеркивая сказанное, громко чихнула.
Он вновь подхватил ее на руки.
— Да опустите же меня! — потребовала она.
— Но вы же замерзли, а мне тепло! — откликнулся он, как если бы это решало дело. — Стало быть, вы беспокоились обо мне, да?
Прильнув к нему, она уже готова была признать свое поражение, и потом, он и впрямь был такой теплый!
— Я вам наговорила кучу всяких неприятных вещей, — бормотала она, — и я очень, очень прошу меня извинить! На самом деле, вы, конечно же, никакое не бремя для меня!
Взирая на нее сверху вниз, он улыбнулся ей:
— Так значит, причиной вашего беспокойства явилось то, что я вышел из себя, верно?
— Нет, это не так: обнаружив, что вы ушли, я подумала, что вы можете попасть под автобус, или под поезд, или еще под что-то! И я испугалась при мысли о том, что вы, быть может, ранены!
— Так у меня, по-вашему, совсем отсутствует «пиа матер», да?
— Что-что?! — переспросила она.
— Ну, мозги то есть. Я что, дураком вам кажусь?
— О нет, конечно же, нет! Просто вы совсем не знаете, как нес в нашем мире устроено — только и всего!
— Да?! Ну, а кто же из нас двоих мокрый, а кто сухой?
— Мы оба мокрые, потому что вы продолжаете держать меня на руках, — несколько чопорно ответила она.
— Так вот, — откликнулся он, — я, к вашему сведению, разузнал все, что нам требовалось, и завтра же мы отправимся в Гошок!