Рыцари былого и грядущего. Том II

Размышляя об этом Хасан вспомнил, как год назад комендант Лимассара Умид решил развлечь своего повелителя редким лицедеем. Этот притворщик прошёлся перед Хасаном в облике христианского монаха. Получилось очень натурально. Потом изобразил базарного торговца — его как подменили — другой человек. А вот он уже улем — такой, какими обычно и бывают улемы. Лицедей не переодевался, он лишь копировал мимику, жесты, походку, манеру держать себя. Хасану стало противно, он резко оборвал представление:

— Зачем ты притворяешься?

Лицедей разом сбросил все личины. Теперь это было жалкое, насмерть перепуганное существо без лица. Кажется, таков он и был настоящий. Лицедей дрожал, не смея вымолвить ни слова. Хасану стало ещё противнее.

— Зачем ты хочешь казаться тем, чем не являешься? Кому это надо?

Комендант Умид, так же побледнев, но, не потеряв самообладания, сделал знак лицедею удалиться и робко обратился к Хасану:

— Мы надеялись развлечь повелителя.

— Развлечь? — Хасан, казалось, пытался понять значение этого слова. — Тот, кому нравятся шуты, сам в душе шут. Я похож на шута, Умид?

— Прикажешь его прирезать?

— Ты — бестолочь, Умид! Зачем его резать? Пялиться на лицедея — занятие, недостойное воина Аллаха. Но резать-то его зачем? Из сердца своего надо вырезать склонность к ничтожным развлечениям. Ты понял меня, комендант?

Год спустя Хасан об этом вспомнил и позвал коменданта Лимассара:

— Тот лицедей всё ещё у тебя, Умид?

Комендант побледнел, как тогда.

— Ты многому научился у этого шута, храбрый воин. Изображаешь труса так, что не отличишь от настоящего. Успокойся. Неужели ты думаешь, я не вижу всего, что происходит в Лимассаре? Если твоя голова всё ещё на плечах, значит, я не нашёл в тебе вины, достойной смерти. Этот лицедей больше не будет вас развлекать, времени у него на это не останется. Он будет обучать моих мальчиков искусству перевоплощения.

— Я весь — внимание, повелитель.

— Мы создаём особый отряд ликвидаторов. Вы должны отобрать в крестьянских семьях до 30-и мальчиков лет 12-и — самых умных, самых талантливых, самых сильных. Один ты с этим отбором не справишься. Возьми хорошего ученого из наших, этого лицедея и мастера кинжала. Отбирайте только тех мальчиков, у которых каждый из них найдёт способности. Если понадобится — выбирайте одного ребёнка из тысячи. У тебя в Лимассаре создаём учебный центр. Там будем учить их всему — наукам, перевоплощению, владению кинжалом. Хорошо бы учить их ещё разным языкам.

— Наш лицедей, повелитель, кроме фарси, хорошо владеет тюркским и арабским.

— Для начала сгодится. Потом определим, какие ещё языки нужны. И математика! Вам, тупицам, не понять, зачем она нужна, а мои мальчики быстро поймут — умеющий решить сложное уравнение, в одиночку справится с любой задачей.

Хасан задумался и замолчал, словно мысленно разглядывал Лимиссар, находящийся в 30-и километрах от Аламута.

— Ты похвалялся, Умид, что в твоём замке разбиты прекрасные сады, где растут диковинные фрукты, невиданные цветы. Бьют фонтаны. устроены уютные беседки.

— Так, повелитель. Всё это есть в Лимассаре.

— Свои сады отдашь моим фидаям. Там они будут проходить обучение. Запомни, Умид: моим мальчикам — всё самое лучшее. Они своими кинжалами будут вырывать мир из лап шайтана. Мы готовим их на смерть. Они должны чувствовать заботу о себе. Мы должны дать им всё, что можем, и даже чуть больше.

— А музыка в садах фидаев дозволена? — робко осведомился Умид.

Хасан усмехнулся. Все хорошо помнили, как пару лет назад повелитель с треском выгнал из Аламута музыкантов, запретив им когда-либо появляться в своей столице. Хасан не любил музыку, она представлялась ему торжествующей бессмыслицей, расслабляющей волю, парализующей разум. Может быть, в раю, когда придёт время насладиться плодами земных трудов — будет музыка. Но жизнь на земле — непрерывная война. До музыки ли тут? Однако, подумав, Хасан сказал:

— Рай для верных начинается на земле. Во всяком случае, у нас будет так. Если мои мальчики захотят музыки — пусть будет. Если захотят.

Умид, быстро подхвативший идею повелителя, сразу же стал развивать её во всех направлениях:

— В раю должны быть гурии. Может быть, мы предоставим нашим фидаям прекрасных девушек для отдыха и восстановления сил?

— Где ты возьмёшь девушек, бесстыдник? Будешь отнимать дочерей у горцев? Так ты хочешь отплатить нашим преданным слугам? Хочешь, чтобы жители окрестных деревень возненавидели нас?

— О нет, повелитель. У окрестного племени дейлемитов обычаи не запрещают девушкам общаться с мужчинами до свадьбы. Они сочтут за честь.

— Если так. Объясните девушкам и их родителям, что это их служение общему делу. Ни одну девушку не должны привести в Лимассар насильно. Если такое случится — ты лишишься головы.

Умид расслабился:

— Может быть, повелитель назовёт и другие ошибки, за которые я могу лишиться головы, выполняя это задание?

— Ещё — вино и гашиш. Если в садах фидаев появятся вино или гашиш, лучше тебе, Умид, сразу же броситься вниз головой с крепостной стены. Разум моих мальчиков всегда должен быть чистым, прозрачным и холодным, как вода горных родников.

* * *

Обучение юных фидаев в Лимассаре пошло полным ходом. Замысел Хасана осуществлялся с изумительной точностью, как и любая гениальная идея. Такой породы людей мир действительно никогда не знал. Фидаи могли всё. И никто не понимал, в чём их разгадка. Конечно — блестящее всестороннее образование, запредельное религиозное рвение, небывалая преданность вождю. Про фидаев можно было говорить бесконечно, но главный секрет этих мальчиков был в том, что они носили в своей душе смерть с той же непринуждённостью, с какой иные носят кошелёк на поясе. Страх смерти был не то что бы неведом, а скорее непонятен фидаям, как страх перед самим собой. Фидаи полностью изгнавшие из себя ничтожное, были людьми из другого мира.

Сельджуки, погружённые в междоусобицу, дали достаточно времени для подготовки мальчиков Хасана. Но вот передышка закончилась, к власти пришёл султан Санджар — правитель сильный и решительный, сразу же вознамерившийся уничтожить измаилитов. Вокруг Аламута сомкнулось кольцо осады.

Хасана это не испугало. Он знал, что жизнь повелителя сельджуков у него в руках. Более того, он не хотел убивать султана, спокойно зная, что в его власти не только казнить Санджара, но и помиловать. Да ведь и невозможно строить власть на одних только убийствах, у иных противников есть разум, а люди, наделённые разумом, могут договариваться. Хасан счёл Санджара человеком разумным и решил сохранить ему жизнь. Так решил хозяин осаждённого Аламута, находившегося на грани голода.