Рыцари пятого океана

В самом деле, можно иметь прекрасно организованный тыл, высокой квалификации инженеров, техников и других авиационных специалистов. Но, если не будет как следует подготовлен человек, который непосредственно ведет бой с врагом, все самые благие намерения, самые нечеловеческие усилия наземных служб могут оказаться напрасными. Летчик, штурман, воздушный стрелок — центральные фигуры в авиации.

Говоря об этом, я вовсе не хочу подчеркнуть какую-то исключительность летчиков. Но я всегда был сторонником того, чтобы политработой занимались не просто честные, принципиальные, политически зрелые, но и хорошо подготовленные в профессиональном отношении люди. Иначе эта работа будет строиться вообще, без учета боевой специальности.

Между прочим, и сейчас еще нередко раздаются голоса: зачем политработнику летать? Его дело воспитывать людей. Такое мнение — результат недопонимания специфики летного труда, психологии летчика, его души. Курс, взятый на то, чтобы политработником в авиации был человек летной профессии и чтобы сам он непременно летал, — правильный курс. Только при этом условии можно говорить о действенности политической работы.

Погрузившись в раздумья о повышении действенности партийно — политической работы, я вспомнил один знаменательный день. Мы с Федоровым сидели у стартового командного пункта, рядом с летчиками, ожидавшими команды на боевой вылет. И вдруг из динамика, что был укреплен на крыше СКП, послышались знакомые позывные. Кто-то подошел к аппарату и усилил громкость звука. Мы уже привыкли к мелодии, передаваемой по радио, знали, что за ней последует важное правительственное сообщение. Со стоянки подошли техники и механики, не занятые срочной работой… И вот позывные Москвы стихли, на минуту установилась тишина, и диктор объявил, что будет говорить Председатель Государственного Комитета Обороны.

Каждый из нас давно ожидал его выступления в печати или по радио, тем более что И. В. Сталин и в довоенное время выступал очень редко. Что скажет сейчас, в тяжкую пору, человек, пользующийся громадным авторитетом и обладающий всей полнотой власти? Люди ждали его слова с обостренным вниманием.

Мне довелось дважды присутствовать на совещаниях, где выступал И. В. Сталин. На одном шла речь о мерах по ликвидации и предупреждению аварийности в авиации, на другом подводились итоги войны с Финляндией. Он выступал и на первом, и на втором и произвел па меня очень сильное впечатление.

…И вот на далеком от Москвы полевом аэродроме я снова услышал его голос:

— Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои.

Как известно, это была речь, основу которой составляла директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня партийным и советским организациям прифронтовых областей.

Слушая Сталина, мы впервые узнали правду о войне, почувствовали, что дело куда более серьезно, чем представлялось до этого. Враг силен и коварен, он рвется в глубь нашей страны, уничтожая все на своем пути. Особенно запомнилась мысль о том, чтобы советские люди поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия и беспечности: «Дело идет о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР».

Сталин четко и ясно сказал, что нужно делать, чтобы разгромить врага и спасти Родину: драться до последней капли крови, отстаивать каждую пядь родной земли, проявлять храбрость, отвагу, незнание страха в борьбе…

«Ну вот и ответ на мои размышления о партийно — политической работе», — подумал я, вспомнив 3 июля. В тот день во всех частях пашей дивизии состоялись митинги. Говорили летчики, техники, говорили те, кого я никогда раньше ие слышал. Люди твердо верили, что фашисты будут остановлены и разбиты. Они клялись отдать свою жизнь за Отечество.

«…Не ослаб ли сейчас в частях боевой подъем, вызванный памятными митингами?» — беспокоила тревожная мысль.

И я решил съездить на один из аэродромов, где базировались истребители и бомбардировщики. Побывать там нужно было и еще по одной причине: батальонный комиссар Зубарев звонил, что недавно фашистские самолеты совершили на них налет.

Когда я приехал туда, на травянистом поле еще дымились незасыпанные воронки и чернели выжженные плешины.

— Как дела? — спросил у командира бомбардировочного полка. — Потери есть?

— Два самолета выведены из строя. Вон они догорают, — указал он взглядом в сторону чадивших машин. — Двух техников ранило, одного бойца убило.

— Оборона аэродрома организована?

— Оцепление выставлено. Зенитные расчеты в боевой готовности, товарищ полковой комиссар.

— По налетчикам стреляли?

— Огонь вели, но ни одного не сбили: опыта маловато. Сейчас тренируются.

Я поинтересовался настроением людей.

— Боевое! — ответил командир полка и чуть улыбнулся сухими, потрескавшимися губами.

— Где ваш комиссар? — спросил я.

— С техниками и механиками толкует. Вон там, на опушке леса. Хотите послушать?

Мы прошли, минуя воронки, на окраину летного поля и остановились у кустарника, чтобы не нарушить беседу. Отсюда было все хорошо видно и слышно. Люди выглядели собранными, подтянутыми, готовыми в любой момент вступить в бой с неприятелем.

Батальонный комиссар Зубарев взволнованно говорил о гневе и ненависти к врагу, которыми охвачен весь советский народ, о лучших людях полка, священно выполняющих свой воинский долг.

Я знал Зубарева как неплохого оратора, но теперь он превосходил самого себя. Глаза его горели боевым вдохновением, энергичными жестами руки он рубил воздух ы говорил с такой страстью, что не оставлял безучастным ни одного человека. Люди жадно внимали каждому его слову.

— Молодец, — одобрительно отозвался о нем командир полка. — Умеет зажигать людей.

Мне вспомнился семинар, на котором шла речь об ораторском искусстве. Он проходил в политотделе дивизии. Один из его участников заявил: «Цицероны теперь не нужны. Народ стал грамотный, сознательный, все понимает с полуслова. Думаю, что постигать ораторское искусство нет особой нужды».

Я тогда не согласился с ним. А теперь лишний раз убедился: да, Цицероны были и будут нужны. Умение говорить с людьми, убеждать их — великое искусство, талант, данный природой далеко не каждому. Дело вовсе не в том, чтобы сообщить людям какую-то прописную истину. Надо зажечь их, вызвать в душе сильные чувства, мобилизовать их внутренние силы на выполнение сложнейших задач. Недаром же говорят: слово — полководец человеческих душ.

Партийно — политическая работа в армии сложпа и ответственна. Поэтому и кадры для ее проведения надо подбирать умело и тщательно. Далеко не каждый может хорошо справляться с ней. Администраторов и чиновников она не терпит.

Когда Зубарев закончил беседу и сказал: «А сейчас за дело!», мы подошли к нему и поблагодарили за умение направлять внимание и энергию людей на решение главных задач, отвечать на внезапно возникавшие вопросы, вселять уверенность, что враг непременно будет разбит. Батальонный комиссар немного смутился:

— Проводил обычную беседу. Обстановка требует, товарищ полковой комиссар. Разговаривать с народом без живинки — все равно что стрелять холостыми патронами. А каждый политработник должен быть активным бойцом партии.