Рыночная цена счастья
Шрифт:
Сибири жить и работать было экономически выгодно. По всем параметрам. А те, которые десять лет там отработали, имели право на кооперативное жилье во всех городах страны, кроме Москвы, Ленинграда
Киева и еще кое каких. И на Север тогда ехали. Но только по специальным путевкам, по вызовам, на определенные рабочие места.
Самому же, дика-рем, ехать не имело никакого смысла. Работу себе и жилье не найдешь. А без работы и жилья жить на Севере – это почти верная гибель. Поэтому таких дикарей обычно мест-ные власти назад высылали. Чтобы забот меньше было и чтобы не мешались. . Поэтому во второй половине сентября аэропорты столицы на восточном направле-нии всегда были переполнены. Но Олегу помогло письмо. Билет ему дали. Рейс "Москва-Иркутск" с одной промежуточной остановкой в Свердловске,. самолет ТУ-144. Хорошая машина. Пусть
Словно бы не для всех, не для толпы, не для стада, а только – для избранных. А нам почему-то всегда хочет-ся попасть в ряды этих самых, избранных и стать, хоть на мгновение, но рангом более вы-соким, чем мы есть на самом деле.. Как будто мы от этого становимся лучше. Но нам лучше-то и не надо. Нам надо – выше. Хоть чуточку, но повыше бы, чем есть на самом де-ле. Очень хочется из грязи, да сразу прямо в князи. Как в сказке -. был обыкновеннейший
Ванька-дурак, а поймал щуку, пошептал что-то в кулак – и сразу же женился на самой ца-ревне. Значит, стал – избранным. И главное – без всяких трудов. Балдеж и только! Чем не житуха?! Так и здесь.
Заплатил деньги за билет – и соприкоснулся хоть на чуть чуть, но с избранными.Но извини, с какими такими избранными? Откуда ты их взял?
Они же прос-тые работяги, как и ты, только работают в более нечеловеческих условиях, а потому им и платят больше, чем тебе. Ведь в нашем социалистическом обществе каждому – по труду! Все нормально, все справедливо! Чего же ты тогда мельтешишь, лезешь?! А хочется!.
Очень даже хочется!. Ведь, говорят, даже самые обыкновенные, пустые, деревенские щи из квашенной капусты, но налитые в царский сервиз, становятся намного вкуснее, чем на самом деле. Может быть. Все может быть в этом "худшем из миров". Но Олег пока еще не страдал этим совковым комплексом "лакейности", так характерным для поколения
"но-вых русских", для которых импортная этикетка, пресловутый импортный "лейб" значил на много больше, чем само качество товара.
Потому и делали в пресловутые девяностые годы большинство импортного ширпотреба для новомодных "бутиков", где любили ото-вариваться
"новорусские", в каких-нибудь задрипанных "Моршансках", только
"лейбы" клепали на них импортные, в спешном порядке только что привезенные е из – за границы…Прилетел Олег в Иркутск утром. Сидел он не слишком удобно, в середине "трехряд-ника", но он не привык обращать внимания на дорожные мелочи. Справа от него сидела пожилая женщина, слева – средних лет мужчина. Мужчина был поддатый и почти всю до-рогу спал, слегка похрапывая от удовольствия. Просыпался он только на время обеда, да на прогулку в туалет. А женщина у окна большую часть полета читала какую-то толстую, заввернутую в синюю бумагу, книгу. И в разговоры с соседями не вступала. Олег даже рад был такому соседству. Оно не напрягало его и ни к чему не обязывало. Сиди и мол-чи, и подремывай себе на здоровье, уйдя в себя, в собственные мысли. А они были не слишком веселого толка. Ведь он теперь остался один. Один на всем белом свете. И нико-го из родственников у него теперь не было. Ни по отцу, ни по матери. Может, где кто и был, но только дома ни с кем из них никогда не знались и ни о каких таких своих родст-венниках, дальних там или ближних, разговоров никогда не заводилось. Что за этим скры-валось, Олег не знал, да и не особенно интересовался. Нет и не надо. Особенно такими уж родственными чувствами по крови он не обладал. Ему важна была духовная близость, а не кровная. не родственная.
Из аэропорта он приехал к своему бывшему дому на такси. Он расплатился с шофе-ром, вышел из машины и в растерянности остановился. А куда он теперь пойдет? Кварти-ра у отца была ведомственная, что теперь с ней – неизвестно. Может, там уже другие жи-вут, кто знает? Он потоптался на месте, не зная, что предпринять, потом махнул рукой и пошел в бывшую свою квартиру, находящуюся в длинном, бревенчатом одноэтажном до-ме с тремя подъездами и тремя одинаковыми, стандартными палисадниками, огорожен-ными крашенным
в коричневый цвет штакетником. Они жили в среднем. В окнах бывшей их квартиры горел свет. Мелькнула сумасшедшая мысль – а, может, это все ерунда, и он сейчас подойдет к двери, позвонит, дверь откроется и на пороге появится. Кто может поя-виться из дома в это время, в первой половине дня? Мать? Брат? Отец ведь всегда уходил из дома в полвосьмого. Олег потоптался в нерешительности около подъезда и поднялся к двери. Он здесь не был целых три года, и когда он подошел к двери, на сердце у него за-щемило. Он нажал кнопку звонка..Дверь открылась. В проеме стояла молодая женщина в цветастом домашнем халате, небрежно застегнутом на одну пуговицу и еле прикрывающем тугие полушариях своих крупных, буквально переполненных женской силой красивых грудей. Ее темные пышные волосы были собраны в большой узел на затылке и перевязаны красной ленточкой, откры-вая высокий чистый лоб с густыми, совершенно не подправленными бровями, свободно вскинувшимися над раскосыми, изящной миндалевидной формы, азиатскими глазами цве-та кофе с молоком. Глаза удивленно смотрели на Олега, а ее левая рука торопливо пыта-лась свести разошедшиеся на груди воротнички халата.
– Здравствуйте! – сказал Олег, – Значит, это вы теперь здесь живете?
– Здра-а-вст-ву-й-те-е, – медленно, чуть ли не по слогам, проговорила женщина, все также недоуменно глядя на Олега, – Вам кого? Мы здесь совсем недавно живем. Мы толь-ко въехали и никого не знаем…
И здесь ее лоб сморщился, взгляд стал осмысленно внимательным, а брови резко пошли вверх, будто поднялись два крыла неведомой птицы, летящей на Олега:
– Вы, наверное, насчет тех, кто жил здесь до нас?
– Я сын их, Олег, – проговорил Олег, Впустите?
– Входите, входите, – растерянно проговорила женщина, отступая в глубь комнаты.
Это была когда-то их кухня. Большая, метров двадцать по площади, почти квад-ратная, с двумя массивными, четырех конфорочными газовыми плитами, стоящими у правой по ходу стены. Напротив плит, у противоположной стены, стоял большой ку-хонный стол, за которым, на высоких детских стульчиках, сидели две маленькие де-вочки близняшки, годика полтора по возрасту, и с громаднейшим любопытством, аж рас-крыв свои ротики, смотрели на Олега.
Странное чувство охватило Олега, когда он вошел на кухню.
Прихожей, как тако-вой, в их доме не было. Входная дверь с улицы сразу же открывалась на кухню. Только на кухне, со стороны наружной стены, был сделан специальный тамбур из толстых сосновых досок глубиной примерно с метр. Тамбур имел две двери – наружную и внутреннюю С одной стороны тамбура размещался встроенный шкаф для одежды и обуви, а с другой, до самого окна, тоже шкаф, но уже для кухонной посуды. Тамбур делали солдаты отца. И, надо сказать, что сделали они его очень даже неплохо. И тепло стало, и красиво.
Особен-но, когда к шкафам приладили полированные мебельные двери светло орехового цвета..
Олегу всегда нравилась их кухня. Здесь он чувствовал себя уютно и комфортно. Именно здесь он ощущал себя дома. Особенно, когда на кухне стояла печка Обычная большая,дровяною угольная кухонная сибирская плита печь.. Та плита, основная задача которой заключалась не только в приготовлении пищи, но и в обогреве того помещения, где она находилась. И сидеть около плиты с книжкой или учебником в руках, прислонив-шись спиной к задней ее высокой стенке – было одним из самых любимых удовольствий его детства и юношества. А еще лучше было сидеть перед раскрытой дверцей печки, без-думно глядя на пляшущие язычки пламени, перепрыгивающие с полена на полено или же на ровные, ярко белые огоньки горящего угля с зелеными оборочками на краях. Как го-ворили знающие люди – эта зелень на пламени появлялась от горящего сернистого анги-дрида, которым были богаты угли
Черемховского месторождения, находящегося недалеко от Иркутска, и запасами которого пользовалась в то время почти вся Восточная Сибирь для своих бытовых нужд. И в эти мгновения его мысли улетали куда-то в самую что ни на есть запредельную неизвестность человеческого бытия. Короче – он элементарнейшие балдел от ощущения психологического и физиологического удовольствия, получаемого им в данный момент. Но потом, когда эту плиту сменили на газовые, ощущение радости исчезло. И кухня перестала быть местом отдыха и приятнейшего человеческого ничегоне-делания, а превратилась в обыкновенное место для приготовления и потребления пищи . Сейчас же атмосфера кухни, или, как теперь принято говорить, ее