Рысюхин, надо выпить!
Шрифт:
За столом Семёнов опять «прорвало» и они начали рассказывать про то, как получили свои медали и звания. В лицах, сменяя друг друга — точно как про охоту на предполагаемого не то сома, не то осетра.
— В общем, там на дороге грязюка такая была, что жуть. Пушка утонула чуть не по казенник. И у нас обоих как щёлкнуло: а ведь у нас есть заклинание, чтобы утонувшее вылавливать! Благо, что мы уже оба на третий уровень перешли, проскочили второй порог. Сделали сеть, подцепили, вынули… И оказалось, что на этой сети мы полковушку нашу вполне можем нести вдвоём!
— Ага, тут командир батареи, штабс-капитан Чебак, подбегает и спрашивает:
— А мы знаем? Спрашиваем: а куда, мол, надо? Он руку протянул, говорит, вон на ту высотку, чуть ниже гребня поставить, на закрытую позицию? Ну, мы решили попробовать…
В общем, эти двое под лёгкий радостный матерок командира перекинули все четыре пушки. Пока они туда-сюда бегали, артиллеристы обустроили позиции на обратном скате и пару наблюдательных пунктов на гребне. Посредники на такое размещение слегка поморщились — прежние уставы требовали выровнять вершину и ставить пушки там, но новые уже допускали для лёгкой полевой артиллерии стрельбу с закрытых позиций.
Потом эта батарея сперва условно уничтожила кавалерию «противника», потом раскатала сапёрный батальон, а когда третьим пристрелочным выстрелом забросили дымовой снаряд на позиции своих коллег из противного полка и Чебак, немного рисуясь перед посредниками, скомандовал в пространство:
— Батарея, осколочным, четыре снаряда на орудие, беглый огонь! — списали и «вражескую» артиллерию, после чего огневое и позиционное преимущество «наших» стало подавляющим.
Лишённые разведки, сапёров артиллерии, не понимающие, откуда именно их обстреливают, противники так и не смогли показать ничего вразумительного ни до темноты, ни ночью. Как итог — убедительная победа с разгромным результатом, причём проверяющие особо отметили действия полковой артиллерии. Ну, полковник и расщедрился на чины и награды для всех причастных.
Чтобы пересказать всё это в лицах старшим прапорщикам понадобилось больше часа, но рассказ их был таким эмоциональным, а сами они — такими увлечёнными, что слушали их не без удовольствия. Ну, и тосты поднимали на каждом удобном моменте. В общем, часа через полтора-два захотелось песен.
— Ребята, я не против — но на чём играть?
— Как на чём? — недоуменно спросил капельмейстер. — Давайте пройдём в комнату с роялем.
Узнав, что в доме нет ни рояля, ни даже фортепьяно, он растерялся:
— А как же тогда планировалась работа над новой песней?!
— Вот, как-то так. Я, правда, не учёл, что гитара моя — в Могилёве. А на других инструментах я играть не умею…
— Семён Потапович может что-то изобразить на трубе. В основном, конечно, уставные команды, но и не только. В ноты попадает не всегда, но… А вот Семён Михайлович на удивление хорошо работает на барабане. Я могу более-менее пристойно играть на любом инструменте в ансамбле, но без фортепьяно…
— Ну, с профессором Лебединским и его студентами у нас получалось работать, отталкиваясь от гитары и росписи её аккордов. Была бы гитара…
— Так ведь есть же! Большая такая, мы грузили!
— Это виолончель!..
— Вио… зачем?!
— Ну, этот инструмент качественно обогащает палитру звучания произведения…
Оба Семёна посмотрели на меня такими глазами, в которых отчётливо читалось крупными буквами: «Прости, что мы притащили к тебе в дом ЭТО!»
Не знаю, как бы мы выкручивались, но меня осенила мысль пройти по соседям. Извинившись перед гостями и оставив их на попечение бутылки
«Клюковки», граммофона и пластинок, я «бодрым кабанчиком» (очередное выражение деда, да) метнулся к дому помещика Кабановича. Рассудил просто: из семерых сыновей хоть один из всех, хоть один раз да должен был попытаться освоить гитару. Не ошибся: гитара нашлась, и мне её охотно одолжили, поскольку инструмент уже года два никто не брал в руки. Правда, пришлось выпить полную чарку «стоялого мёда», собственного производства хозяина дома. И только уважительная причина в виде скучающих у меня дома гостей — «трёх господ офицеров», спасла меня от участия в застолье.К моему возвращению гости не только успели клюкнуть для поправки нервов, но и распаковать часть привезённых с собой инструментов: узкий длинный барабан, именуемый «тамбурин», трубу и валторну.
— Мне, конечно, льстит, что вы так верите в меня, в то, что я способен взять и так вот выдать что-то наподобие «Артиллеристы, Кречет дал приказ!»
К моему удивлению, полковой дирижёр подхватил песню:
— Артиллеристы, зовёт Отчизна нас! Отличная песня! Вот, нам бы что-то такое, но про пехоту!
— Ну у вас и запросы… — выдавил я.
Тем временем дед внутри чуть ли не впал в истерику.
«Ты понимаешь, что это значит?! Это говорит о том, что здесь есть или был как минимум один выходец из моего мира, который тоже промышлял „заимствованием“ песен!»
«И что? Ну, часть песен успели записать до нас. Неприятно, конечно, но и только».
«Юра, ты дурак? Если даже этот попаданец успешно шифровался всю жизнь — можем влететь на обвинения в плагиате, как два пальца об асфальт!»
«Это уголовное дело».
«Это полная ерунда! По сравнению с тем, если его потом всё же раскрыли! Тогда и к нам могут опять прийти с вопросами типа: „А откуда вы, Юра, знаете иномирные песни? Не вселенец ли вы, батенька?“ И — на костёр!»
Тут и меня проняло.
«И что делать?!»
«Затаиться. Новые песни выдавать только при ПОЛНОЙ уверенности, что никто не обогнал».
«Вот только где эту уверенность брать?»
«Да уж, интернета у вас тут нет, в котором пробить песню на факт существования вообще не проблема — вбить куплет или припев и смотреть, найдёт ли что-то. А тут, у вас? Если он где-нибудь во Владике сидит и там песни регистрирует?»
Пока я решил проехаться по старому, проверенному маршруту.
— Видите ли, Кузьма Ильич, у меня есть одна деликатная проблема. Вот, Семёны в курсе, мы как раз в больнице познакомились. У меня была травма, причём не только физического тела, что привело к мозаичной амнезии. Кое-что вылетело из памяти, причём я даже не могу оценить объём пропажи, поскольку не знаю, что именно пропало. Зато есть какие-то знания, данные и тому подобное, про которое я вообще представления не имею, откуда оно у меня взялось — или забыл процесс изучения, или выловил где-то в астрале.
— Печально, но…
— К нам это тоже имеет отношение. У меня есть несколько песен в памяти, про которые я не имею представления — услышал ли я их где-то или сам придумал, или они мне вовсе приснились. Поэтому не удивляйтесь, пожалуйста, если я буду спрашивать — есть ли такая песня.
— Ах, вот оно что… Ну, что касается строевых песен и маршей — то их я знаю все, не в совершенстве, у большинства не знаю партитуру, у некоторых не весь текст. Но для того, чтобы убедиться в оригинальности произведения этго хватит.