Рюрик

– Но оружие ещё горячее, Рюрик!
– произнёс наконец Абрам и, показав рукой в сторону своего дома, громко добавил: - Приглашаю, князь, к себе. Ты всё увидишь своими глазами! И тебя, Дагар! Прошу!
– Иудейский старейшина слегка поклонился им и первым стал продвигаться сквозь толпу, которая мгновенно затихла. Люди как заворожённые шли за ними следом до тех пор, пока хозяин и его гости не переступили порог дома.

Абрам, не останавливаясь, провёл Рюрика и Дагара сквозь жилое помещение, вывел их на просторный двор к новой добротной кузне. Здесь всё дышало жаром. На земле перед ней гости увидели более двух десятков секир и мечей.

– С чего это вдруг твой сын, Хайм, решил заняться сварожичьим делом? растерянно спросил Рюрик, стараясь не смотреть в глаза иудейскому старейшине.

Абрам тяжело вздохнул, немного помолчал, а затем тихо спросил:

– Скажи, князь, если мы иудеи, то нам и в глаза не надо смотреть?

Рюрик вспыхнул, развернулся всем телом к Абраму и, не дрогнув, выдержал взгляд старейшины:

– Почему кузня построена без нашего дозволения?

– Мой сын, князь, оказался очень плохим мореходом, - чувствовалось, что признание это далось Абраму трудно.
– Мы долго думали, чем ему заняться, и решили, что ему под силу кузнечное дело. Вот он и взял себе в покровители вашего бога Сварога.

– Но почему без нашего ведома?
– упорствовал недоверчиво Рюрик, но Абрам позволил себе перебить князя:

– Ты решил, что мы предадим тебя, Рюрик?

– Да!
– последовал мгновенно ответ.

– Ты глубоко заблуждаешься.
– Абрам приложил правую руку к сердцу.
– Мы сначала решили себя испытать, способны ли изготовить оружие. Ежели получится, то преподнесём все до последнего клинка в подарок тебе и твоим славным гриденям. Хайм!
– крикнул вдруг Абрам.
– Иди сюда и покажи князю, как ты работаешь.

Хайм вышел из-за перегородки кузни по пояс голый, потный, грязный и, слегка поклонившись, спокойно сказал:

– Ты прости, князь, что мы решили стать лучше твоих сварожичей. Мои родичи с Понта давно славились кузнечным мастерством, ну и раз я не могу быть ни мореходом, ни купцом… Что же мне, такому детине, оставалось делать?
– И он красноречиво обрисовал свою огромную фигуру руками.

– Хватит об этом!
– досадливо прервал его князь и, бегло осмотрев оружие, хмуро заметил: - Этого всё равно мало.

– Я знаю, что этого мало.
– Абрам отстранил сына и, указывая князю па секиры и мечи, продолжил: - Железа мало. Да и та дорога, по которой его доставляли раньше, теперь плохо охраняется…

Дагар во время их разговора внимательно рассматривал оружие, ещё горячее, и старался не смотреть на возбуждённого князя.

– Ведаю, - хмуро прервал Абрама князь и сухо спросил: - Когда оружие будет у моих воинов?

– Только завтра к утру, - ответил Хайм, выступая вперёд из-за спины отца. Раздражённость князя была ему непонятна, а потому смотрел он не на Рюрика, а на его меченосца.

Дагар понял, что иудейский старейшина и его сын правы, и согласно кивнул Хайму головой, искоса посмотрев на сконфуженного Рюрика.

– Да, раньше оно готово не будет!
– хмуро подтвердил князь и, не глядя на отца с сыном, стремительно вышел из кузни.

Дагар и Абрам последовали за ним, не зная, что ещё взбредёт в голову их неуёмному риксу. Они были готовы к любой неожиданности.

– А там… кто живёт?
– сдержанно, но явно заинтересованно спросил Рюрик Абрама, когда тот с Дагаром догнали его во дворе. Князь указал на небольшой глинобитный домик, утопающий в зелени ракитника и стоящий рядом с домом иудейского старейшины.

– Мой отец, - ответил Абрам и понял, что должен в эту минуту почувствовать Рюрик: "Да, я знаю, твой отец жив…", и Абрам, набравшись мужества, продолжил: - Я знаю, князь, твой отец погиб от руки злого Лотария. А мой отец жив только потому, что ещё твой дед высоко ценил его мореходное искусство и не разрешал участвовать в битвах. Я в чём-нибудь провинился перед тобой, мой князь?

– живо спросил Абрам, зная, что мог поставить ему в вину Рюрик.

Князь вспыхнул. Замолчал, заметив мрачный огонёк, загоревшийся в чёрных глазах достопочтенного иудея.

Побагровевшая шея Абрама говорила о той буре, которую невольно вызвал своим вопросом князь в его душе.

"Да, тебя ни в чём нельзя обвинить!
– хотел крикнуть Рюрик, но сдержался.
– И всё равно я не могу простить тебе того, что ты и твой отец ещё живы, а мой…" На его глазах появились слезы, он резко отвернулся от Дагара и иудейского старейшины и прямо через огород направился к дому отца Абрама.

– Если ты хочешь, то я нынче же вместе с сыном войду в твоё войско! крикнул, не выдержав, Абрам, понявший боль князя.

Он вынужден был бежать за риксом, но делал это осторожно, так, чтобы не повредить грядки с овощами, па которых остались следы от быстрых и неразборчивых шагов князя.

– Если я хочу… - передразнил вдруг князь иудея.
– Я хочу послушать… молитвы твоего отца, - желчно ответил, не оборачиваясь на купца, Рюрик, и Дагар понял наконец все. "Ну разве достойно князя так вести себя, Рюрик?" хотел было остановить его меченосец, но опоздал.

Рикс уже открывал деревянную скрипучую дверь, на которой был вырезан треугольник со странным глазом в центре. Глаз смотрел на входящего строго и предупреждающе. Рюрик усмехнулся, вспомнив, как объяснили значение этого символа миссионеры: символ совершенства духа, божеское начало. "Итак, осторожно, здесь живёт божеское начало, - иронично подумал молодой князь, но тут же остановил себя: у каждого народа свой бог, и задевать его нельзя!" (То был извечный завет предков, и нарушать его не смел никто из словен.) "Не нарушу и я", - растерянно подумал князь, и вдруг бег его мыслей был остановлен низким, чуть глуховатым старческим голосом:

– Ты хочешь знать, что такое смятение души, Давид? Не верти головой, когда ждёшь ответа. Смятение души - это первоначало премудрости. Как золотые слезы пробиваются на мрачном ковре, так и смятение должно пробиться сквозь нашу чувственность и возродить наши падшие духовные силы.
– Голос старца звучал спокойно и убеждённо. Рюрик вспыхнул и заглянул в комнату. На ковре перед отцом Абрама сидели юноши, едва достигшие пятнадцатилетнего возраста. Они терпеливо внимали старику, но скуку на лицах своих скрыть не могли. Они не понимали, что это за мрачный ковёр, на котором выступают золотые слезы, и почему должны возродиться падшие духовные силы.

Вот что такое чувственность, они уже познали и потому тяжело завздыхали и закивали головами в ответ на слова отца Абрама.

Непоседливый Давид вновь обратился с вопросом к учителю, и вопрос его отозвался в душе Рюрика странным звоном:

– А кто такой Адонирам, учитель?

– Добрый и важный вопрос, егозёнок, ты задал! Так слушайте, юноши, все! Адонирам - это существо!
– И юноши ахнули, не поверив, но старик продолжил: - Да, да, существо! И существо, вечно сокрытое в человеке и вечно пребывающее в нём!