Рюрик

* * *

Год прошёл, как дом князя, поставленный в самом дальнем углу городища, там, где начинался лес и примыкала к реке уютная тихая пристань, на которой двадцать ладей никогда не дремали, приобрёл жилой вид, но лишь за счёт постоянно курившейся над крышей струйки дыма. В целом же жилище рарожского князя, выглядело сиротливо и угрюмо. Не было уже на дворе Рюрика тех шумных, весёлых сборищ, которыми славился его дом в Рарожье. Сюда уже не бегали дети с соседних дворов: мальчики - чтобы похвастаться своей удалью, девочки поучиться рукоделию у жён князя. Здесь не шумели и жены его, словно разучились говорить. Сюда не заходили ненароком соседки поговорить-потолковать о снах, необычном поведении птиц или скотины.

В дом приходили лишь служивые, военные люди и глухими безучастными голосами докладывали своему окружному военачальнику о том, как идёт служба. Рюрик в одежде рарожского князя с неизменной тяжёлой серебряной цепью е соколиным профилем на овальной бляшке, висевшей на груди поверх кожаной сустуги, осунувшийся, хмурый, с постоянным взглядом исподлобья, с отросшими до плеч волосами молча выслушивал их, сокрушённо покачивая головой, и лишь иногда, когда все ждали от него решающего слова, произносил:

– Не горячитесь, чую: надо потерпеть.

Дружинники в растерянности разводили руками, в недоумении пожимали плечами. Роптали: что-то князь их уж больно сонным стал - али жены его прихворнули, али замучили наложницы, а может, Эфанда здесь, у словен, слаще стала.

Всё-то их князь оглядывается, всё-то о чём-то думает… Долго ли так будет-то?

А Рюрик молчал.

Прошла первая зима в чужом краю. Князь всё молчит.

Стаял снег. Минула одна весна, наступила другая…

Неожиданно князь ожил, взялся за дело. Проверил, крепки ли ладьи, не рассохлись ли у них донья. Наконец собрал дружину, мрачно оглядел воинов: лица у многих хмурые, сонные; кони вялые, ровно несытые.

"Да… князь рарогов должен быть всегда стоек!" - невесело вспомнил он совет Юббе, оглядывая соплеменников. "Даже когда тебя выбьют из седла?.. зло спросил он самого себя и тут же спохватился.
– А кто меня выбил из седла? У меня есть крепость, дом, Эфанда и какая-никакая, но своя дружина!" - трезво оценил он своё нынешнее положение и крепче натянул поводья.

– Что-то не нравитесь вы мне, мои удалые дружинники!
– громко крикнул князь, чтоб услышали его все две тысячи воинов, и широко улыбнулся.

Воины не поверили своим ушам и глазам.

– Неужто ожил?
– заговорили они.
– И впрямь улыбается!..

По рядам разнёсся шумный говор, смех, и до Рюрика докатились радостные выкрики: "Слава Святовиту! Живой наш князь!"

– Живой-живой, - смеясь ответил он и твёрдо добавил: - И вам помереть не дам!
– Князь поднял правую руку, приветствуя воинов, и дал дружине просмеяться, - Как подсохнет земля, проведу проверочный бой!
– задорно предупредил он и звонко выкрикнул: - Чтоб кони у всех были резвые, сытые, какие только угодны Перуну! Мечи и секиры - острые, послушные вашим ловким рукам и достойные бога Сварога! А сейчас - разминка! И да будет доволен нами Святовит! Дагар! Командуй разминкой!
– приказал князь. Он резко повернул голову к своему знатному соплеменнику, а затем так же резко от него отвернулся.

Обрадованный Дагар бодро отозвался:

– Слушаю, князь!
– но, заметив эти крутые повороты князя, насторожился: что бы это значило?

Да, Рюрик старался не смотреть на Дагара. Сегодня он не мог видеть доброжелательного взгляда его голубых глаз, могучих плеч и скупых, но удалых жестов. Подумать только, всего одна ночь отделяла Рюрика от трагического шага, едва не повлёкшего за собой гибель Дагара!

Ночь! Но как он её пережил?! Рюрик взмокшей рукой поправил сустугу и вскинул голову. Нет, гордыня его ещё не унялась… Ну и что же, что он женился в третий раз! Первая жена обязана блюсти ему верность и ждать его! Он не приходит к ней третий год? Ну и что?.. Хорошо, что с ним разговаривала сама Оршада. Это была одна из жриц, которую он уважал больше других. Именно Оршада не пускала князя к первой жене, когда та ждала ребёнка. Именно Оршада терпеливо и настойчиво объясняла ему, как надо обращаться с беременной женой, как необходимо беречь её. Именно Оршада посоветовала Рюрику жениться на смуглолицей, молчаливой кельтянке Хетте и не нарушать покой Руцины своими посещениями. Только спустя год после родов она дозволила ему заходить к Руцине. И как высоко он оценил свой первый приход к первой жене после полуторагодовой разлуки… Их встреча была такой жаркой, что в течение трёх суток они не отходили друг от друга… А теперь Руцина целует Дагара?! Нет, он этого не перенесёт! Он убьёт этого медведя-меченосца! Князь рванулся к секире, схватил её и бросился к порогу гридни.

– Но ты же целуешь Эфанду!- гневно крикнула Оршада, загородив собою выход из гридни.

– Это я! Мне можно все!
– заносчиво крикнул Рюрик и потребовал освободить вход в гридню.

Но жрица не пошевелилась. Раскинув руки к косякам двери, она твёрдо стояла на пороге и, колючим взором уставившись на Рюрика, гневно крикнула: Ты же давал Руцине свободу в Рарожье! А почему здесь передумал? Ревность обуяла? Это несправедливо, князь! И потом, если тебе можно все, то заходи в равной степени ко всем жёнам! Сможешь?

Рюрик отпрянул от жрицы. Мгновенно представил себе, как сегодня ночью от Эфанды пойдёт к Руцине или к Хетте, и вздрогнул.

– Что?
– заметив смятение во взоре князя, спросила жрица.
– Не представляешь, как уйдёшь от Эфанды?.. Вот в этом-то всё и дело, горячая твоя голова, - уже спокойнее проговорила Оршада, видя, что князь сник и опустил руки.

Она подошла к нему, молча отобрала секиру и тихонько положила её на место.

– Успокойся, князь, - ласково проговорила жрица, едва переведя дыхание.
– Это тяжело принять душе, я знаю…

– Замолчи!
– грубо прервал её Рюрик. Он мутным взором оглядел дверной проем, нащупал в полутьме тяжёлую дверь и медленно закрыл её.

Жрица испуганно затихла. Она широко раскрытыми глазами наблюдала за действиями князя и напряжённо думала, как ей быть дальше.

Князь стоял у двери, держась одной рукой за её ручку, а другой - за косяк, не оглядываясь на жрицу, и зло думал: "Что со мной? Неужели хмурь Ладоги так въелась в душу, что я готов на все? Ведь Руцина - женщина!.. А женщина… не должна жить без мужчины!" Он стоял опустошённый, противный самому себе и боялся посмотреть благородной жрице в глаза.

Оршада что-то говорила тихим, ровным голосом, и, с огромным трудом сосредоточившись, князь услышал вдруг то, что взволновало его до слез.

– Она перечитала все молитвы Христу, чтоб вернуть тебя, но ты был непреклонен… Тогда Руцина поняла, что насильно хочет заполучить твою душу, а это великий грех для христианки, и она замкнулась ото всех, проклиная себя и свою любовь к тебе.

Рюрик вздрогнул. "Бедная Руцина!
– неожиданно с сожалением подумал он и возмутился: - Как я мог!.. А почему я больше не мог быть с ней?
– недоумённо спросил он себя и с усилием вспомнил: - Ах да, я увидел тогда в её лице что-то чужое, несвойственное ей, и ещё что-то, что оттолкнуло… Да-да, я вспомнил… Меня оттолкнула её надвигающаяся старость. Я вдруг увидел эти её усилия, эти её женские уловки. Зачем она их не сдержала? Зачем она их… проявила?! Зачем?! Она погубила этим все! Как хороша женщина своим естеством! Сколько у меня наложниц?! И они все просты в обращении со мной… Вот что мне дорого в женщинах", - хмуро и растерянно думал Рюрик, так и не отходя от двери и не глядя на Оршаду, не отвечая ей, но чувствуя, что неискренен и сам с собой.

Жрица поняла, что гроза миновала, и более свободно, но так же тихо продолжала убеждать князя:

– Руцина и Дагар подходят друг другу и по возрасту!
– И ласково добавила: - А Эфанда так украшает тебя! Так любит тебя!

Рюрик улыбнулся. Оршада попала в цель. Да, Эфанда так нужна ему. Без неё он не может прожить и дня. Он разогнал всех жриц, соблюдающих женский цикл Эфанды, перестал бывать у наложниц… Он ненасытен с Эфандой даже здесь, в Ладоге… "Тогда зачем же ты бесишься из-за Руцины? А, князь?"