Рыжая Соня и Владыка падших

Одним словом, в мгновение ока Ханторек оказался подавлен, разбит и пленен еще до начала сражения. Он не мог отвести от девушки зачарованного взгляда, а когда все-таки понял, что неплохо бы что-то и сказать, взглянул в ее серые, как грозовое небо, глаза и вновь потерял дар речи, но поклялся себе, что эта женщина будет принадлежать ему, Хантореку, чего бы это ему ни стоило.

Чтобы хоть как-то скрыть свое состояние, Ханторек жестом предложил ей садиться. Она ответила ему обворожительной улыбкой и невзначай заметила Сурхану:

— Клянусь грудями Иштар, приятель, твоими стараниями здешний повар получит сегодня прибавку!

— Почему это? — перестав жевать, простодушно прогудел туранец и посмотрел на девушку красными от перепоя глазами, что только усилило его сходство с быком.

— Разве ты не знаешь, что Саиб следит, как часто посетители рыгают за столом? — нарочито удивилась она.—Так он выясняет, довольны ли гости стряпней его повара.

— Да что ты говоришь?! — обрадовался верзила и снова старательно рыгнул повару на радость.

Никак не ожидавший этого Ханторек закашлялся, едва не задохнувшись, проклиная в душе и туранца, и повара с его великолепной стряпней, а на душе у Сони стало значительно легче. Там, а может, Сям радостно загоготал, по достоинству оценив славную шутку девушки. Альво промолчал, ехидно посмотрев на своего огромного приятеля.

— Я вижу, вы не теряли времени, дожидаясь меня,— заметила она, убедившись, что лишь фрукты остались нетронутыми.— Думаю, можно начинать. Или мы ждем еще кого-то?

Соня вопросительно посмотрела на Ханторека, но тот отрицательно качнул головой и наконец заговорил. Ему даже удалось взглянуть девушке в глаза и скрыть дрожь в голосе.

— Мне нужна вот эта вещь,— без предисловий сообщил он, поднял лежавший на столе свиток и развернул его, показывая собравшимся.

Соня посмотрела на рисунок и едва сдержалась, чтобы не выругаться: на листе пергамента был нарисован кинжал в ножнах, как две капли воды походивший на тот, что лежал в ее сумке. Свиток пошел по рукам. Приглашенные старательно разглядывали рисунок, в то время как Ханторек продолжал говорить:

— Много раз пытались мы достать его, но ни один из посланцев так и не вернулся. И вот теперь решили отправить за Ним сразу нескольких человек, посчитав, что, быть может, совместными усилиями удастся сделать то, что не удавалось совершить в одиночку.

Свиток дошел до зингарца, и, бросив на него беглый взгляд, он поднял глаза на говорившего:

—В чьем доме находится эта вещица?

— Дело в том, что она не в доме,—теперь Ханторек говорил, тщательно подбирая слова,— а в одном из храмов в Гиперборее.

— Далеко,— заметил Эингарец.

— Что поделаешь,— сокрушенно вздохнул Ханторек.

— Меня это не интересует,— равнодушно произнес Золо и поднялся, недвусмысленно показывая, что вовсе не шутит, а и в самом деле намерен уйти.

— Вознаграждение соответствует усилиям й риску,— растерянно пролепетал чужак.

— А я задешево вообще не работаю,— пожал плечами Золо и скрылся за занавесью.

Соня мысленно поздравила себя с удачным началом разговора: чем больше людей уйдет, тем сговорчивей станет чужак, а значит, оставшимся легче будет вытрясти из него кругленькую сумму. Впрочем, главное заключалось не в этом. Коли речь шла об уже знакомой ей вещи, не мешало разузнать о ней побольше.

— А каково, кстати, вознаграждение? — поинтересовался аргосец, и Соня еще раз поздравила себя: Зарус никогда и медяка гнутого не упускал, наизнанку выворачиваясь, лишь бы вытряхнуть из нанимателя все возможное. 

Она взяла рисунок и еще раз, уже внимательнее, вгляделась в него. Сомнений быть не могло — это именно тот кинжал, о котором говорил отец Пайр! Как аквилонец назвал его? Клинок Тьмы, кажется?

— Я уже сказал, что вознаграждение весьма велико,— раздраженно ответил чужак, которому все больше не нравились эти люди.

Аргосец тем временем склонился к Соне, мельком взглянул на рисунок и присвистнул:

— Ого! Да здесь одних камней, если выколупать их из оправы, тысяч на шесть, а с оправой и вообще вдвое больше!

— Это ритуальный кинжал! — неожиданно зло выкрикнул Ханторек, и вдруг стал удивительно похож на хорька — гнусное существо с отвратительным характером и такими же повадками.

— Значит, его стоимость еще раз удваивается,— спокойно подвел итог аргосец.— Двадцать пять тысяч на...— Он обвел взглядом собравшихся.— На шестерых. Это по четыре с небольшим на нос. Пожалуй, за такое дело стоит взяться.

— Именно это я собирался предложить,— нервно облизнув губы, кивнул незнакомец.— Я рад, что ты согласился.

— Разве я сказал, что согласен? — удивился аргосец.

— Как тебя понимать?

— Очень просто. Я пока не уверен, что наш разговор серьезен.

Он поочередно обвел взглядом присутствующих, и каждый кивнул, подтверждая, что придерживается того же мнения. Только Сурхан вместо ответа еще раз смачно рыгнул, то ли соглашаясь со сказанным, то ли лишний раз восхищаясь стряпней повара.

Ханторек вздрогнул; чувствуя, как комок подкатывает к горлу, и спросил:

— Чего же ты хочешь?

— Все очень просто,— терпеливо объяснил аргосец.— Выплати задаток, назови место, где спрятана вещь, и утром я отправлюсь в. путь.

— Сколько же ты хочешь? — поинтересовался Ханторек, и Соня увидела, как заиграли желваки на его скулах.

Как видно, незнакомец не привык так вот запросто расставаться с деньгами. Аквилонец, помнится, тоже не ликовал, вытягивая из-за пояса припрятанные кошели, но и не злился. Соня никогда не обманывала заказчиков, но в этот миг ей впервые захотелось надуть незнакомца.

— Как принято,— объяснил Зарус.— Не менее четверти доли. Остальное после.

Ханторек позеленел не то от злости, не то от жадности.

— Задатка не будет,— процедил он сквозь зубы,— вся оплата после завершения работы!

— Почему-то я предполагал, что именно так ты и ответишь,— заявил аргосец, вставая.— Приятно оставаться.

Соня посмотрела на остальных. Там и Сям о чем-то неслышно переговаривались. Сурхан вообще ни на что не обращал внимания, словно пришел сюда лишь для того, чтобы пожрать и выпить на дармовщину. Впрочем, может, так оно и было? Альво за все время разговора не произнес ни слова, но девушка знала; что он всегда так себя ведет. Он много балагурил, пока беседа ничего не значила, но как только начинали говорить о деле, закрывал рот на замок и больше слушал.