Рыжее братство. Трилогия

– Впрочем, не будем строить бездоказательных версий, давайте у нашего призрака обо всем спросим. Сейчас заклятие сниму, с капканом на ноге он далеко убежать не сможет, пусть дает показания, – решительно объявила я и устранила магические путы.

– Фокма, зачем? – Ярина спросила с жалобной беспомощностью преданного доверия. – Неужто все изза землицы?

Крякнув, мужик сел, встать с капканом на ноге у него все одно не вышло бы, и глухо пробормотал, глядя в землю:

– Вишь ты, стыдобища какая вышла, а я ведь как лучше хотел. Только поверишь ли?

– Обвиняемый имеет право на оглашение своей версии происходящего, – заверила я его, поскольку крестьянка, кажется, временно потеряла дар речи. – Говори, мы выслушаем, а верить или нет, решим сами.

– Люблю я ее, – совершенно неожиданно признался Фокма, весь както сжавшись, что при его габаритах было затруднительно (видно, мальчик хорошо кушал, и не только морковку). – Сызмальства люблю, еще когда ребятенками вместе играли, думал – вырасту, непременно женюсь. А ее родители за Парама отдали, ничего слушать не хотели, потом и меня оженили. Так и жил, как без сердца, из груди вынутого, от ярмарки до ярмарки, где хоть увидеться мог, словечком перемолвиться. Как умерла женка моя, бобылем остался, а потом и Ярина своего мужика схоронила, я и решил, дурень, что еще смогу хоть напоследок счастье свое устроить. Намекал ей чуток, просил ко мне перебраться хоть как к родичу поначалу. Только она никак решиться не могла, вот я и скумекал чуток пугнуть. Пусть не ко мне, так от нежити прочь убраться захочет. А вишь ты, как оно обернулось.

– Нда, – протянул Кейр, огладив подбородок. Воин был почти шокирован. Он мог ожидать выходок такого рода от сумасбродкимагевы, но не от крестьянина в летах.

– Амор, – задумчиво процитировала я, почесав нос, и глянула на Ярину. Несмотря на искусственное освещение, было совершенно очевидно, щеки предмета воздыхания Фокмы заливал совершенно девичий румянец, а глаза посверкивали так, будто крестьянка сбросила годков двадцать. Еще бы, готова поспорить, ничего столь романтичного, как этой ночкой, с ней за всю жизнь ни разу не приключилось. – Ну что, Ярина, тебе как жертве розыгрыша решать, что делать с этим Ромео будешь.

– Ох, Фокма. – Ни малейшего укора в голосе женщины не было, только томное, удивленное довольство. – Да кабы я знала…

– Ну теперьто знаешь, – пробормотал себе под нос незадачливый влюбленный.

– Знаю, – кокетливо потупилась Ярина.

– Сними с него капкан, – уяснив ситуацию, попросила я Кейра, и воин играючи расщелкнул челюсти монстра, освобождая ногу мужика. – А дальше они сами разберутся, когда свадьбу назначить и кто к кому на хутор переезжать будет. Пошли, парни, им есть о чем наедине поговорить.

Мы уже собрались удалиться, чтоб оставить сладкую парочку в саду тетатет, когда я резко развернулась и спросила:

– Да, Фокма, чуть не забыла, а каким образом ты стоны изображал?

– Да вот, дудочка. – Мужик прекратил растирать и ощупывать ногу, вытащил из глубин бороды тоненькую деревянную штуковину и протянул мне.

– Классная вещица, спасибо, – нахально поблагодарила я и сунула пугалку в карман. Никогда не узнаешь, в какой момент могут пригодиться такие приколы.

Поворачивая за угол дома, еще разок оглянулась и увидала идиллическую картинку. Ярина и Фокма сидели под яблоней рядком, целомудренно взявшись за руки, и о чемто шептались.

– Да, Лакс, так нам и не удалось на нежить поохотиться. – Я цокнула языком. – Ну ничего, если очень захочется, устроим засаду на первом же попавшемся кладбище!

– Ты шутишь? – уточнил Кейр.

– Конечно, шучу, – ухмыльнулась я и сладко зевнула. – Никакие привидения не заставят меня сегодня отказаться от сна! Ну если только очень красивые привидения, – внесла я маленькое уточнение.

– Эльфийские, что ли? – поддел меня вор, открывая дверь в дом.

– Неа, эльфийских не хочу! Ты же говорил, они слишком торжественные и возвышенные. Мне от патетики скулы с тоски сведет! – закапризничала я, сморщив нос, и неожиданно сладко зевнула.

– Ложиська спать, магева, – мягко, почти нежно, посоветовал телохранитель, подталкивая меня в сторону комнаты.

– Ага, чао, ребята! – Я даже не стала спорить. Сходила, вытащила спящего без задних ног, рук да и крыльев сильфа изпод подушек Ярины, чтобы малыш не стал свидетелем или, того хуже, жертвой какогонибудь непотребного зрелища, когда крестьянке с ее давним кавалером наскучит за руки в саду держаться, и скрылась в спальне.

Никакие привидения мой покой более не смущали, а вот снилась всякая ерунда, какую даже запоминать противно. Только один обрывок сна и сохранился в памяти к утру. Герг стоял в лесу и улыбался, а позади него затаилась какаято тень, потом оказалось, что они поменялись местами и уже тень стоит впереди, и не тень это вовсе, а сам поэт. Наверное, утомленный мозг, творчески перерабатывая информацию о преследованиях Щегла, выдал мне этот сюр.

Но, несмотря на все странности грез, выспалась я на славу. Конечно, все пташки ранние уже успели подняться. Ярина хлопотала на кухне, Фокма, я углядела из окна, усердно колол дрова. Вокруг только щепки летели, а чурки выходили стройные, ровненькие на загляденье. Когда так споро, ладно, будто забавляясь, работают, даже капельку завидно становится, тут же самой попробовать хочется. По счастью, приключения Тома Сойера я в детстве читала и побывать в роли «покрасчика» забора желанием не горела, к тому же сомневаюсь, что мне удалось бы даже поднять топор, каковым играючи орудовал дюжий крестьянин, лишь самую малость уступавший Самсуру в комплекции. Пострадавшая от капкана нога, перевязанная чистой тряпицей, Фокме нисколько не мешала. Понаблюдав чуток из окна за его трудами, – ну надо ж, и не вспотел нисколько! – я умылась ледяной водицей из рукомойника и вышла во двор. Голоса моей компании раздавались со стороны распахнутых дверей сеновала. Устроившись на мягком сене, Лакс в красках и сильно жестикулируя живописал ночное приключение, Герг внимал ему с распахнутым ртом, Кейр стоял у стены и кивал. Проспавший вчера все интересное Фаль нахально оккупировал плечо воина и тоже слушал, затаив дыхание. Когда я присоединилась к джентльменам, вор как раз завершал красочный рассказ, а посему мне осталось только улыбнуться в знак приветствия и вывести ехидное моралите:

– Да, изощрился Фокма так, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

– Какое образное выражение! – моментально восхитился поэт.

– Дарю, – без зазрения совести расщедрилась я. А чего стесняться? Раз народное, значит, принадлежит всем и мне в том числе! – Кстати, Герг, как твой зад? Отдохнул?

– Гораздо лучше, Оса, Кейрово лекарство поистине чудодейственно, хоть и жжется огнем! Я уже смогу сесть на лошадь, спал же, как мертвец, – заверил Щегол.

– Разлагался и вонял, что ли? – моментально подколол поэта Лакс.

– Отринув все земные заботы, – наставительно поправил его Птица с не менее глумливой ухмылкой.

– Отлично! – улыбнулась я и предложила: – А не пойти ли нам позавтракать? Из кухни, кажется, пирогами с ягодами пахнет!

– Соблазнительница, – страстно простонал Лакс, схватившись за плоский, как стиральная доска, живот, и покатился по сену.

Всем остальным моя идея насчет завтрака тоже показалась дельной. Горячая, с пылу с жару сдоба, может, и вредна для желудка, как уверяют врачи, но настолько вкусна, что устоять против искушения невозможно. Впрочем, давно известно: все, что мы любим, либо безнравственно, либо вредно для здоровья, но запретный плод столь сладок, что чихать мы хотели на все предостережения!

Выбравшись из мягкого сена, мы дружной голодной компанией потянулись на зов желудков. Увлекательный процесс колки дров уже был приостановлен. У изрядной поленницы, опираясь на топор, Фокма чтото вещал Ярине. Та, в новеньком платье и стоящем колом белом фартуке, просто лучась счастьем, внимала изобретательному кавалеру. Похоже, у них все сладилось.

– Аромат пирогов, хозяюшка, ласкает мое обоняние! – польстил крестьянке Лакс, демонстративно потянув носом воздух, и застонал.