Рыжик

Телефон продолжал звонить.

Душевно реветь под такой трезвон было решительно невозможно.

– Может возьмёшь?
– всё ещё всхлипывая повернула она голову набок.

– А!..
– кратко отмахнулся Костик.

– Шо - а? А вдруг - начальство?
– проснулась у Люды ответственность и она окончательно отстранилась.
– Ко-о-ость!..

– Да какое начальство...
– начал тот, но под её укоризненным взглядом всё же поднялся и взял трубку: - У аппарата!

– Сколько тебя ещё ждать!
– потребовал слышный за два метра женский голос.
– Чтоб через пять минут был наверху!

– Яволь!
– сообщил трубке Костя, положил её на место и обратил строгий взор на Люду.
– Значит так, ребёнок! Хорош рёвы разводить. На, вытрись, - нашарил он в кармане и протянул носовой платок.

– Сейчас идём на пятый этаж пьянствовать.

– Ой, взрослый мне нашёлся...
– обиделась Люда. Она ему тут самое сокровенное, а он, типа - сопли утри, деточка!

– Конечно ребёнок, - нимало не смутился Великий Сисадмин.
– У меня дочка - такая, как ты...

– Да-а-а?!

– ...Скоро будет... лет через десять-двадцать.

– А-а-а! Ну, тогда понятно, - Люда последний раз судорожно втянула воздух и принялась возвращать себе рабочий вид.

– Людок!!! Сто лет тебя не видела!
– "сшибла" её темпераментом большеглазая Ритка, едва они с Костиком показались в дверях.
– Давай, давай, сколько можно уже!
– "пригласила" она к столу и, усаживаясь сама, дала отмашку: - Наливай!

Бородатый Евгений с готовностью потянулся за бутылкой.

Вся компания была в сборе, даже Юлька, которая успела уже пнуть Олежку, чтобы принёс ещё стул, и махнуть Люде, чтобы шла к ним. С дальнего конца стола маячили над головами людей зелёные "красавицы", и даже показалось, что листья розы, словно маленькие ладошки, приветственно покачиваются навстречу. Душа немедленно встрепенулась, захлебнулась надеждой... но это был всего лишь сквозняк. Настроение, из препоганого, стало препоганейшим, и Люда бухнулась задом в подставленный стул сильнее, чем было у неё того зада.

– Уйййй...

– Не ломай мебель, - сделал замечание Олежка.
– Она и так еле живая.

– Я тоже...
– буркнула Люда.

Но тут народ закончил интенсивную, едва не с рукоприкладством, дискуссию - кому что наливать и кто из чего будет пить, и столь же интенсивно взялся за наполнение избранной посуды. Потом те, кому налили не спросясь, поменялись с теми, кого спросили не налив, и все задумались, наконец, над проблемой первого тоста.

– За геологию!..

– Угу... только не чокаясь, - мрачно поддержал чей-то голос.

Народ согласно покривился и выдал новый вариант:

– За нас! Точно, за нас!

– И, да покоимся мы с миром...

– Валерка, прекрати, а то сейчас получишь!

– А что, неправда?

– Если такой умный, сам говори!

– Пожалуйста... За дам!

– Так это же третий!

– Гусары рюмок не считают! Ну что, пьём - не пьём?

– А давай! Ну, за вас, дамы!..

– Правильно - за нас, дамы!.. Да сиди уже, гусар нашёлся, ещё третий будет...

Дело пошло. Вот уже и третий тост миновал. За четвёртым начали вспоминать своих паразитских детей - радость жизни и утеху старости, за пятым - их несчастных замученных тяжкой неволей родителей... Помянули "тех, кто в поле" и, наконец, плавно въехали в тему дня. Через полчаса уши у Люды опухли от "исков", "юридических консультаций", "зажиленных денег" и "стыренных договоров". Единственное, что она уразумела, так это масштабы катастрофы - просто так, ни за понюх табаку ликвидировали мощную научную организацию, с лабораториями и наработками, а людей просто выкинули на улицу. Как?! Зачем?!

– Костя-а-а, - повернулась она к всезнающему сисадмину, вальяжно развалившемуся в кресле с первой и единственной стопкой "красненького".
– Слушай, я не пойму, им там...
– Люда повела глазами к потолку, - деньги шо ли не нужны? Работали же люди!..

– Ну, как тебе сказать...

– задумался "великий", вертя стопку в пальцах.
– Наше отделение когда-то было главным, потому тут так много всего. А потом главным сделали столичное отделение. Но кадры и работы остались-то здесь! Вот боссы и решили под шумок убрать конкурентов.

– Так, а-а-а!..
– едва не подскочила Люда от распиравшего сомнения, но Костя её вполне понял.

– Всё просто. Раньше, хош-не хош, требовали качество, поэтому ТАМ скрипели, но терпели. А теперь проверять стало некому, и специалисты уже не нужны. Договора отобрали, пару старпёров, чтобы передирать старые отчёты, оставили и будут только деньги грести.

– Мама дорогая!
– обалдела Люда.

– Не то слово...
– согласился Костя.

Вот тебе и геологи, вот тебе и "всегда нужны". Прав был Роман Николаевич - пенсия ему пухом - надо было идти в юристы... или в дантисты. "Да, холера ясна, каково же им сейчас?!" - глянула она на людей, которые через пару дней будут уже безработными. Однако, такой уж трагедии не увидела.

Народ переживал достойно: не плакал, не истерил, не впадал в депрессию. Только ругался очень... нехорошими словами.

– ...А в суде даже заявление не принимают - за два месяца, говорят, надо было! У этих ... всё схвачено!

– ...Ещё подгоняли, чтобы работы завершить - ... такие!

– ...Комиссар столичный, ...! И всё так тихо, тихо, чтоб никто не знал, ...!

– ...Приходить той ... мен, ..., з претензю– щоб вс звти [прим.
– "отчёты"] здала! Уявляш, яка ...?! Спалю, ..., а не здам!

– ...Мама в Италию зовёт. Теперь, ..., только в Италию и ехать к ... матери, прости господи...

"Мммать-перемать! Ма-а-амочки-и!.. Мама родная!.. Мамочка, мама..." - качала головой Люда, ужасаясь на все лады, и в памяти, сначала смутно, но постепенно всё более проясняясь, вырисовывался знакомый мотив: - "Мамочка-мама, прости дорогая... что дочку воровку..." - нет!
– "дочку такую на свет родила. С вором..." - нет-нет!
– "в поле ходила, в поле любила..."

– Люськин, что ты там бормочешь?
– дружески въехала локтём в бок Юлька.

– Песню сочиняю. Про УНГРИ. Отстань!
– огрызнулась Люда, но было поздно.

– О-О-О! Народ!!! Люська про вас песню сочинила!

– Песню?.. Да ну!.. Людмила, давай!
– народ, чем толочь юридическую воду в ступе, с энтузиазмом воспринял идею концерта.

– Да я ещё...

– Ничего, потерпим!

– Ну ладно.

Люда собралась с духом, прокрутила ещё раз текст, всё перепутала, разозлилась... потом, махнула рукой и завыла с трагическим надрывом, спотыкаясь о так и лезущие на язык нецензурные рифмы:

"Мамочка-мама, прости дорогая,

Что дочку-геолога ты родила!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Были когда-то такие "поля"!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Нету ни поля теперь, ни...чего!

Пытал комиссар меня, крыса столичная,

Требовал, сука, чтоб звиты сдала,

А я отвеча-ала гордо и сме-ело:

"Это научная тайна моя!"

А я отвеча-ала гордо и сме-ело:

"Лучше спалю, но не сдам ни...чего!"

Мамочка-мама, будешь в Италии,