Рыжик

"А потому что мы наворотили такого, что нас запросто могут в тюрьму посадить".

"В тюрьму-у-у-у?!" - удивилась Миклуха.

"Ну, это как та же Комната страха" - пояснила Люда, но тут же поняла, насколько неудачно.

"О! Хоцю в тюрьму!"

"Только выйдешь ты из неё лет через десять, да и то по амнистии, - исправилась она.
– Так что..."

"Не, не хоцю в тюрьму, - быстро сориентировалась Миклуха.
– Хоцю на это! А мозно покататься?"

"Надо же, спрашивает..." - подумала Люда с гордостью за свои педагогические способности и только тогда подняла взгляд.

Перед нею на низком постаменте стояло, указывая вдаль длинным стволом, артиллерийское орудие времён Войны. Приземистое, покрытое тёмно-зелёной краской, оно словно спало, прикрыв прорези-глаза на щите и снисходительно позволив малышне в своё удовольствие лазить по станинам. Люда и раньше его видела, но как-то не выделяла среди аллей и тенистых закоулков. Ну, пушка и пушка, каких много стоит по городам и сёлам. Привычный культурный фон: тут - памятник вождю, там - писателю, здесь - воинам... Хотя Миклухино чисто детское восхищение - настоящая пушка!

– было очень даже понятно. Так что Люда усмехнулась и направилась к памятнику, объясняя на ходу:

"Ну, понимаешь, на этом не катаются. Из этого, как бы сказать... делают большой "быдыщь". О-о-очень большой! Когда была война, вот из таких орудий стреляли по врагам"...

И Люда похлопала рукой по шершавой округлости ствола - раз, второй, третий...

"Зачем вам ЭТО?" - прозвучало даже не словами - усталым чувством не к месту потревоженного существа, и словно гарью дохнуло из приоткрывшейся двери.
– "Вам это ни к чему..." Люда даже ойкнуть не успела, как с восхищённым "вайх!" Миклуха со всей дури ломанулась туда. И их обоих накрыло тяжким, сотрясающим душу гулом...

И ненавистью...

..."Снаряд! Снаряд!!! Сквозь дым вижу смутные, рычащие и мечущие огонь тени. Одни из них уже застыли, коптя жаркими кострами и без того мутное небо - моя работа! Но другие крадутся, подползают, норовят нащупать прицелами орудий, раздавить, уничтожить... Их много, их ещё слишком много... "Хлопчики, родные! Снаряд!! Выстрел!!!" Ушёл... Ударил наугад и скрылся за подбитым собратом - только колёса мои подпрыгнули от волны и осколки забарабанили по щиту. "Не бойтесь, хлопцы, я вас в обиду не дам, я прикрою. Только и вы уж не подведите, разглядите, направьте, успейте..." Вот он! Доворот, прицел... выстрел! Горит вражина!!! Получил, падлюка! За землю, гусеницами твоими развороченную, за хаты порушенные, за кровь людскую на траках!

Замолкло орудие слева... Обойдут ведь!.. Ах, чтоб тебе!.. Не достать отсюда... "Хлопцы - на прямую наводку! Быстрей! Взяли, ну!!!" Во-о-от! Теперь как на ладони. Заряжай, выстрел, есть!.. Заряжай, выстрел, получил! Заряжай... Чёрт! Ещё один - обнаружил нас, крутит башней, наводит... А у меня - ни окопа, ни бруствера... только... Снаряд! Снаряд!!! "Хлопцы! Родимые! Не покиньте! Не дайте врагу клятому раскатать всмятку. А уж я не подведу, не промахнусь! А уж я за вас!.." Выстрел!!! Есть!!! Хлоп..."

...Рвущий на части грохот взрыва вышвырнул Люду обратно - туда, где светило Солнце, зеленели деревья... и никто никого не убивал.

"Не надо вам это... никому не надо..." - устало прошелестело вдогонку.

– Мать-перемать...
– Люда обнаружила себя привалившейся к щиту и, как заведенная, твердящую: - Мать-перемать... мать-перемать...

По-прежнему стояло на постаменте старое орудие, лазили по станинам малыши, но, несмотря на их визги, было тихо, убийственно тихо после жуткого грохота того давнего боя... Целую минуту тихо... а потом Миклуха заплакала.

Всю обратную дорогу они с Миклухой потрясённо молчали: малАя - перестав тоскливо всхлипывать от пережитого ужаса, Люда - не в силах передать ни словами, ни мыслями накал того давнего боя. Нет, она видела, конечно, фильмы... И настоящие фильмы! Но чтобы так - изнутри, просто и страшно... Люду начинало трясти от одного воспоминания. И первая паническая мысль "чтоб я ещё хоть раз что-нибудь тронула!" постепенно перешла в спокойную констатацию "я никогда больше не смогу смотреть фильмы о войне".

Так они и добрались до дома.

А дома их ожидала новость - в актовом зале устроили дискотеку. Из его окон сверкала цветомузыка, гремела звукомузыка и даже перед входом толпился народ. В другое время и в других условиях это стало бы для Люды приятным сюрпризом, но не сейчас, когда у неё из несбыточного осталось только одно желание - брыкнутся без задних ног на кровать. И даже робкое "Лю... Лю...", она пресекла решительным "Мама (оййй, опять вырвалось!) уста-а-ала..."

Небольшое препятствие на входе Люда не сочла серьёзным - ну подумаешь, парни кучкуются... Ну, двери все обступили... Ну, матерятся... Ну, за грудки друг друга шарпают... Мне что ль морду бьют?! Прорвёмся!

"Ага! Легко сказать..." - поняла она, подойдя вплотную к спинам, загородившим двери.

Спины стояли стеной. Люда сунулась было между ними, но её тут же толкнули, отдавили ногу и... выпихнули обратно! "Ну, ваще! Я домой попаду сегодня?!" - обозлилась она и, недолго думая, заорала дурным голосом:

– ОСТОРОЖНО!!! ВЕДРО С БЕЛОЙ КРАСКОЙ!!!

Народ шарахнулся, ошалело оглядываясь в поисках этого апокалипсического ведра, и Люда решительно втиснулась в проход:

– Па-астаранись!
– протолклась она в середину.
– Что за шум, а драки нет?

– Людка?! Мила?! Рыжая?!
– ответили ей почти одновременно знакомые голоса.

– О, привет!
– Люда оторопело замерла, и классическая фраза сорвалась сама собой: - А чё эт вы тут делаете?

Сцена, открывшаяся перед нею, "плакала" за кистью художника-баталиста. На переднем плане добрый молодец Олежка рвался на битву со злом. Вся его устремлённая вперёд фигура как бы говорила: "Держите меня семеро!" Этих "семерых" изображал Эдик и, несмотря на значительный численный недовес, его маломощных сил почему-то хватало. А хватало их, наверное, потому, что всё "зло" загородил своими былинными плечами Матвий. Но Люда даже ойкнуть по этому поводу не успела - Матвий отодвинулся, и она упёрлась глазами в расстёгнутый "до пупа" вОрот рубашки какого-то на редкость высоченного парняги...

"О-о-о..." - прошлась она взглядом вверх, пока не обнаружила над всем этим ещё и голову. Голова с наглой ухмылкой - сверху вниз разглядывала её, мелкую, и Люда поспешила прошмыгнуть мимо:

– Простите-подвиньтесь, я не местная...
– влазить в мужскую разборку никакого резона не было.

Она уже почти прошла, как вдруг "проснулась" Миклуха:

"О, злоб!
– вдруг встряла деточка и с непонятным энтузиазмом предложила: - Лю, а давай его опять стукнем?!"

"Его - кого?
– удивилась Люда, шагнув к распахнутым дверям общаги.
– Парнища того? Оставь Матвийчыку!
– она сделала ещё шаг, уже предвкушая долгожданный отдых.
– И чего сразу "злоб", он убогенький, у него весь ум в рост пошёл, на голову не осталось".