Рыжий и черный
Шрифт:
— Лера Виктория, единственное письмо, которое может вас заинтересовать, лежит сверху — сегодня принесли из библиотеки с посыльным.
Вик, беря с подноса незапечатанный конверт, не принялась сразу же его читать — Полин важнее, потом из-за хлопот будет не до девочки. Вик вздрогнула, поправляя себя: «Не до девочек!». После вчерашнего дня у них две девочки. Полин и… Ноа.
— Поттер, где девочки? — В доме было подозрительно тихо.
Тот, не теряя своей привычной солидности и не показывая ни капли страха, сказал:
— Гуляют в саду под присмотром нериссы Эйр.
Вик внимательно осмотрела Поттера — даже её нервировала близость лоа, ведь это
— Дома все хорошо?
Поттер довольно искренне улыбнулся:
— Девочки замечательно ведут себя. Хотя нерисса Эйр, кажется, подыскивает себе новое место — сегодня она читала газету и потом ходила на почту — отправляла письма. Сказала, что письма семье, но кто его знает, что там на самом деле.
— А вы как…? — Вик замерла, не в силах добавить: «Не собираетесь искать себе новое место?»
— Что вы, лера Виктория. Чтобы заставить меня покинуть вас, нужно что-то посерьезнее воспитанниц.
— Спасибо, — Вик улыбнулась Поттеру. — Я пойду, проведаю девочек.
— Подать вам ранний ужин в комнаты?
На вечере, устроенном Сорелем, будет конечно и банкет, но до него еще надо дожить.
— Да, конечно, Поттер. Спасибо за заботу.
— Это моя обязанность, лера Виктория, — голос дворецкого звучал подозрительно сухо, словно пожилой мужчина боялся показать свои настоящие чувства.
Вик не стала и дальше его смущать, направившись сразу в сад.
Девочки расположились на той самой площадке, где Брендон рисовал гексаграмму. Еще некоторые элементы рун угадывались — Полин и Ноа, совсем не тянувшая на шестнадцать лет, как говорил Лео, увлеченно что-то рисовали мелками на каменных плитках. Вик не дала бы Ноа больше двенадцати. Возможно, лоа так подстраивалась под Полин, чтобы легче было найти общий язык. Или Лео ошибся в её возрасте. Очень черная, живая, улыбчивая — Ноа сразу заметила Вик и помахала ей рукой. Только в глазах застыл страх — Вик его чувствовала всей кожей. Тонтон-макут та еще сволочь, по-видимому. Возможно, все будет хорошо. Они смогут найти общий язык.
Полин тут же вскочила с корточек и помчалась к Вик, обнимая её:
— Вики, ты дома!
Ноа вставать не стала, увлеченно продолжая рисовать. Нерисса Эйр нашлась у каменной ограды — она сидела там в плетеном из лозы кресле и, Вик готова была спорить на что угодно, боялась.
Вик погладила Полин по голове:
— Как вы тут с Ноа?
— Хорошо! Она столько игр знает! — восторженно сказала Полин. Хоть кто-то радовался наличию Ноа дома. — Ты разрешишь ей жить в моей комнате? Было бы славно — я бы не боялась спать по ночам.
Ноа, не поднимая головы, посмотрела исподлобья на Вик, ожидая ответа.
— Если она больше не будет рассказывать про Тонтона, то почему бы и нет, — твердо сказала Вик.
Ноа расплылась в улыбке, показывая все свои, абсолютно человеческие зубы:
— Так его больше нет. Чего про него говорить. Чаще бывает, что люди опаснее, но Полин не за чем об этом знать, ведь так?
Вик, отпустив Полин, подошла к Ноа, присаживаясь на корточки перед ней:
— Так. Прекрати пугать Полин. Не надо.
— А ты… — Ноа подалась вперед, — не съешь её?
Вик не сдержала удивления, хотя слова Каеде должны были подготовить её к такому:
— С чего я должна её есть?
Ноа прошептала:
— С того, что ты уже умерла и вернулась…
— Ты сама оживила Эвана, — напомнила Вик. Не Ноа намекать на небезупречность.
Та подалась чуть ближе к Вик:— Так он человек, а ты — демон. Я своих за лигу вижу. Я буду тут охранять жильцов дома — от тебя.
Вик пришлось брать себя в руки — как-то она не предполагала, что тоже может кого-то пугать. И кого! Лоа!
— Не стоит, я тоже человек. И я не опасна.
Ноа кивнула куда-то на землю:
— Скажи это своему хвосту, демон.
Вик оглянулась на собственную тень и выругалась:
— Бешеные белочки! — в лучах яркого дневного солнца отчетливо была видна тень от лисьего хвоста. Её хвоста.
Ноа не сдержала смешок, падая назад на чуть теплую из-за солнца плитку и хохоча в небеса:
— Так ты молоденькая! А я-то думала и боялась тебя!
Вик оставалось надеяться, что ни Полин, увлеченно что-то рисующая, ни Эйр, тоскливо смотрящая в океан в поисках спасительных парусов какого-нибудь принца, не видели и не слышали этих слов.
Ноа встала и бросилась к Полин:
— Салочки! Салочки! Чур, я голя!
Вик не решилась поговорить с Эйр — разговор о Ноа не то, что надо делать впопыхах. Она поднялась к себе в комнаты: стащила с себя пропахшие трущобами одежды, самовольно сняла фиксирующую повязку с плеча, приняла душ, накинула на себя теплый халат и вернулась к столу, где её ждал ранний ужин и письмо Габриэль из библиотеки.
Она, принимаясь за овощное рагу и окорок, стала читать письмо.
Сиятельная лера Игнис!
Пишет вам Габриэль Ортега из городской библиотеки по поводу сказки Нерху. Я переговорила с другими библиотекарями, и мы все вместе вспомнили сказку о лисе, брившей мужчин. Должна заметить, что названия местности, имена старосты и братьев, имя самой лисы нам не удалось вспомнить из-за специфики языка Нерху. Сказка написана не дословно, а как удалось вспомнить. Причем сказка существует в нескольких вариантах — прилагаю сразу все.
В далекой деревне у моря жили два брата. Тиха и безмятежна была жизнь в деревне, кабы ни лиса, поселившаяся в лесу за околицей. Она любила подстерегать путников и шутить над ними. Девушки и дети долго плутали вблизи домов, а парни чаще всего оказывались бритыми налысо после встречи с лисой. Когда лиса обрила налысо отца братьев, они вскипели гневом и пообещали, что найдут лису и сами её побреют. Этим же вечером они направились в лес, где жила лиса. Они долго ходили в её поисках, когда наконец в полночь не нашли её на большой поляне, освещенной луной. Братья с ужасом увидели, как лиса бросила в кипящий котел полено, а достала оттуда ребенка точь-в-точь как внук старосты. Братья бросились к лисе, но её и след пропал. По другой версии, лиса убила при свете луны дочку старосты и, превратившись в неё, пошла в деревню.
Братья со всех ног помчались в деревню, в дом старосты. Они подняли его с кровати (она называется в Нерху как-то иначе) и рассказали страшное. Староста не сразу им поверил, но все же согласился, что внука придется убить, ведь он лисье отродье. Братья убили ребенка, но он не превратился в полено, а так и остался лежать в человеческом виде. В другом варианте братья убили и дочь старосты и её дитя.
Утром, когда взошло солнце, а растерзанные тела так и отказались превращаться в полено и лису (соответственно), братья осознали, что сотворили. Они добровольно обрили головы и направились в храм, становясь монахами. И тут-то лиса им и показалась, смеясь над их лысыми головами. А бедные одураченные братья навсегда остались в храме, хотя и сын старосты, и его дочь оказались живы.