С котомкой
Шрифт:
Рядом со мной бывший торговец, местный крестьянин. Лицо его энергично, с широким лысым лбом и коротко стриженой бородою.
– Поговори-ка, поговори с ним... Бывалый человек, - толкает меня под бок хозяин.
– На Шпалерной три месяца гноили. Выпустили. А спрашивается, за что? Да они и сами об'яснить не могут, - кому-то кричит торговец.
– Дурачье! За то, что торговлю завел, что работал день и ночь - сгребли да в Питер... Нешто можно без частных купцов государству процветать?.. Идиоты!
– Нет, ты об'яви всем, кто навещал-то тебя?
– кричит
– Кто навещал тебе в тюрьма?
– кричит он с акцентом и, прищурив левый глаз, замысловато трясет головой.
– Ты, Исай Ароныч, ты, - отвечает торговец.
– Спасибо, брат.
– И, обращаясь ко всем, тычет в него пальцем.
– Братцы! Вот самый этот еврейской породы человек, еврей...
– Жид!..
– перебивает Исай Ароныч.
– Пархатый жид...
– Этот самый пархатый жид, а дороже он мне родного.
– А-а-!
– победно кричит еврей.
– А сын тебе навещал?
– Навещал. Старший который. Спасибо, был разок.
– Пускай себе будет так. Зачем благодарить? Это его обязанность. Это долг, - его палец летит вверх.
– Долг!..
– и безнадежно: - ни черта вы, мужики, не понимаете.
– А больше никто. Ты один в Питер приехал, пропитанья мне привез...
– А-а-а...
Торговец говорит мне:
– Когда Исайка голодал с семьей, я помогал ему, а то сдох бы. Хороший жид, верный.
Напротив меня латыш-мельник. Борода четырехугольная, рыжая и щеки - два красных под глазом кулака.
– Дорого, Мартын, за помол дерешь.
– Какой дерешь! Никогда моя не дерешь. Что надо, - возмущается тот.
– Дорого... Скинь.
– А мельниц наладить дорого, дешево? Скольки труда, уметь нада, вот тут, головам иметь. Ха-ха-ха.
– Пей, Мартын, не слушай, пей.
– Пьяная рука расплескивает самогонку на тарелку латыша.
– Зачем селедка поливайт? В рот нада!
– Стой!
– хозяин чиркнул зажигалку и к тарелке. Самогонка синим огнем пых!
– затрещала у мельника борода.
– Видал?
– закричал хозяин.
– Вот какая самогонка. Товарищ председатель, видал? Как спирт. Нет, ты в рот мне загляни. Лоскутья лезут.
– И, весь изогнувшись, подставляет широко открытый рот прямо к носу председателя волисполкома.
– Крепость - страсть...
Вдруг тенористый голос в соседней комнате и к нам:
– Живой! Живой! Живой пришел! Эй, вы!.. Я - живой!
Шустрый низенький старичонка, в черном пальто и козырек фуражки к уху, прыгал от гостя к гостю и кричал:
– Эй, вы! Живой пришел... Я - живой.
– А мы мертвые по-твоему?
– смеялась у дверей хозяйка.
– Живой!.. Фамилия Живой... Пасечник... Живой... Фамилия Живой... Эй, я Живой... Живой! Гуляй, Живой!..
Он,
в сущности, не кричал, а гнусил, но так суетился и скакал и, как градом, поливал словами, словно рота солдат бросилась на нас в атаку и закидала бомбами. Все оцепенели, сразу стало тихо, но вдруг задрожала изба хохотом:– Братцы, да ведь это Живой, пасечник!
– Садись, Живой.
– Пей, Живой!
– Я Живой, а вы мертвые... Эй, вы! Я Живой.
Он все еще топчется, помахивает длинными рукавами, наскоро глотает самогонку, самогонка течет по коричневой с желтым бороде, лик постный.
– Эй, Живой! Мно 1000 го ли меду снял?
– Двац пудов, триц пудов, сорк пудов. Я Живой, пасечник. А вы кто? Эй, Живой пришел!
– Ко мне в улей две матки попало. Как быть?
– Ккой сстемы улей? Надо знать... Живой скажет. Живой все знает... до свиданья.
– Песню давайте...
– громко предлагает председатель. Это коренастый человек, с большими, как у вахмистра, усами. Выпивши, но держится бодро, моментами напускает на лицо грозу: белые брови тогда слетаются вместе, и глаза ищут жертвы.
– Товарищ Тараканов, кушайте... Товарищ Тараканов, очень большое утеснение с налогами.
– Товарищ Тараканов, ублаготвори ты мне тот клинышек-то, земельку-то... Я б те отблагодарил...
– По закону, все будет по закону... Давайте, споем...
– Товарищ Тараканов, ты у нас с братом семьдесят десятин отобрал, а кому отдал?..
– Кому следует... По закону.
– А-а, по закону... А откуда это у тебя серый-то жеребец об'явился?.. Тоже по закону?
– "Вни-из по ма-а-атушке-е-е по Во-о-ол..." - замахав руками, сердито начинает председатель.
Сначала вяло, потом погуще подхватывают, и всем столом ревут козлами песню. Бросили, начали другую. Бросили.
– Революционную! Давайте революционную... Ага, не знаете, не любите?..
– Пей! Товарищ Тараканов, кушай.
– Не хочу, - встал и пошел к выходу.
За ним высокий молодой крестьянин:
– Тараканов, навести меня.
– Не хочу.
– Ну, зайди, ну, ненадолго... Хоть одну рюмочку, желательно очень угостить. Товарищ...
– Не хочу, - и вышел.
– Сердится, - сказали крестьяне.
– Не выйдет твое дело...
– Выйдет... Еще как выйдет-то. Я знаю, чем взять его.
Между мною и хозяином втерся большой белобрысый, толстогубый и толстоносый парень. Было темно. Хозяйка зажгла лампу-молнию под потолком. Парень орет мне в ухо:
– Лешего два, чтоб я опять пошел в милицию... Нашли дурака.
– Лешка! Зовут? Да?
– Зовут. Нашли дурака... Эвот у Васьки Улана наган, и у прочих наганы. Поди, разоружи их... Тараканова хотят стрелять.
– Кто? Где?..
– Исай Ароныч, милай... Пей!
– Я жид!.. Пархатый жид... Кто громил меня? Мужики громили.
– Жуликов поймаешь, а город выпустит... Этак самого убьют... Нашли дурака. Ха, служи...
– Зачем выпускают?
– Знамо, зачем. За взятку.
– Эй, Мавра, дай-ко пива!