С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Тебе не скучно? – спросил он.

– Что ты!

– Тогда тебе надо пересесть.

Он усадил Женю на другую скамью и побежал к забору. Студенты азартно выдергивали из него гвозди. Забор трещал и шатался…

Один за другим преподаватели брали свои журналы, отправлялись на занятия. У двери, вежливо пропуская их, теснилась комиссия – три человека, из тех, кто уже приходили к Чеснокову, и Ласточкина. Чесноков нервничал, возился с портфелем, укладывая туда и вынимая обратно твердые куски пластилина. Он не спешил, он надеялся, что комиссия пойдет к кому-нибудь другому.

Мы бываем уверены в себе, независимы и держимся достойно более всего в то время, когда ни к чему особенно не стремимся душой. Но едва мы предприняли труд, который стал нам важен и дорог, – как мы становимся беспокойны, ожесточенны, как мы начинаем зависеть от всякого, кто может нам помешать!

– Что это у вас, Сергей Петрович? – спросила Ласточкина.

– Пластилин.

– Пластилин? А зачем? – удивилась Ласточкина.

– Лепить, – сказал Чесноков, и она засмеялась.

Все преподаватели, кроме Чеснокова, ушли из учительской. Главный член комиссии спросил его:

– А у вас что, нет занятий?

– У меня сейчас неинтересно, – сказал Чесноков. – Просто практическое занятие.

– Практика? – оживилась Ласточкина. – Напротив, это очень интересно!

– А почему вы пришли именно ко мне? – спросил Чесноков. – Объясните, в чем дело. У нас вообще нет условий, я давно хотел об этом поговорить. Нужна постоянная договоренность с поликлиникой, а то у нас нет больных. Оказалось, что одной студентке надо удалить зуб, будем практиковать на ней, но это же не выход!..

Ласточкина посмотрела на часы:

– Не будем тянуть, уже десять минут как начались занятия.

Чесноков пошел. Комиссия двинулась за ним.

Кресло в учебном кабинете было одно. В нем сидела девушка в белом халате и шапочке. В лицо ей ярко светила лампа. Она сидела, открыв рот, и другие студенты, тоже в халатах, по очереди подходили к ней, наклонялись и внимательно осматривали ее зуб.

Чесноков в сопровождении комиссии вошел в кабинет. Студенты поздоровались и раздвинулись, освобождая место.

– Случай всем ясный, – сказал Чесноков, осмотрев студентку. – Резекция нижнего моляра. Удаление сравнительно с остальными зубами часто представляет наибольшие затруднения. Где находится врач при удалении правых моляров? Завальнюк.

– Врач находится справа, несколько позади больного, лицом вперед, – сказала студентка.

– Приступайте, Завальнюк, – сказал Чесноков.

Завальнюк взяла со столика инструмент и стала позади больной лицом вперед.

– Ой, – на всякий случай сказала она и приступила.

Студенты сосредоточились.

– Трудный зуб, – сказала Завальнюк.

Больная деликатно застонала.

Завальнюк посмотрела на Чеснокова.

– Что-то не идет.

– Что значит – не идет? Наложите щипцы.

– Наложила.

– Продвигайте.

– Продвинула.

– Смыкайте. – Девушка опять застонала.

– Ну вот, – сказала Завальнюк, глядя на Чеснокова.

Больная тронула его за локоть, прося о помощи.

Ласточкина что-то шепнула на ухо главному.

– С ума сойти, с ума сойти, – повторяла она, вертя пальцами папиросу и не замечая, что говорит вслух.

– Завальнюк, сосредоточьтесь! – сказал Чесноков.

– Не кричите, – сказала Завальнюк. Она снова наложила щипцы, но от волнении у нее не ладилось.

Девушка в кресле застонала.

– Помогите вы ей, – сказал главный. – Нельзя же так.

– Она должна сама, – сказал Чесноков.

Ласточкина не выдержала и с досадой сказала:

– Сергей Петрович, как-нибудь прекратите это, вы же врач!

– Я не могу, – сказал Чесноков. – Вы же знаете, что я давно уже не практикую.

– Боитесь за свою репутацию? – спросил председатель комиссии.

– Я не боюсь за свою репутацию, я правда не могу.

– Нельзя сводить счеты с медициной, – сказал Котиков. – Нельзя обижаться на науку!

– Я не свожу счетов, – сказал Чесноков. – Я не могу! Я не могу!

– Как же вы тогда учите студентов? – спросила Ласточкина. – Если вы сами не умеете, чему вы учите студентов?

– Я плохо учу, – сказал Чесноков. Сдергивая на ходу халат, он быстро пошел прочь из операционной.

Студенты, теснясь, пропускали его. Они смотрели растерянно, не понимая его и жалея.

Он выбрался в коридор, однако там тоже толпились студенты и так же растерянно, не понимая, смотрели. Наклонив голову и ни на кого не глядя, Чесноков скрылся в преподавательской.

Здесь никого не было. Он надел пальто и остановился в задумчивости. Затем он схватил со своего стола клещи и как одержимый стал выдергивать ими гвозди. Раз! – из стола. Два! – из сцены. Три! – из доски расписания. И, отшвырнув клещи, бросился обратно.

Ласточкина уже наклонилась над студенткой, готовясь удалить зуб, когда у кресла вырос Чесноков.

– Дайте сюда, – сказал он.

Он не знал, что из этого получится, и пока еще не думал об этом. Забытое давно состояние овладело им вдруг. Он был почти ею: это он сидел с открытым ртом и устал так сидеть, это он боялся щипцов и новой боли и того, что, может быть, никому никогда не удастся вытащить этот злосчастный зуб!..

– Ей надо новокаин вколоть, – посоветовала Завальнюк, – а то уже все прошло.

– Вы думаете?

Чесноков сосредоточился, и лицо его стало спокойным.

Рыжая студентка выскочила из кабинета в коридор. Она подсела к телефону и набрала номер.

– Это кинотеатр? Это Витя? Витя, сбегай к бабушке, пускай скорей идет к нам в медучилище, тут Чесноков удаляет зубы!..

Однако бабушка пришла поздно. В коридоре медучилища по два-три человека на стуле уже сидела очередь. Перед ожидающими стояла девушка, у которой Чесноков удалил зуб, и давала интервью.