С любимыми не расставайтесь! (сборник)

Вскоре и он заметил интересное: женщина в платке стояла перед вагонным окном и улыбалась.

– Надо издать указ, чтобы женщины все время так улыбались, – сказал он.

Елена Ивановна посмотрела, закивала головой и тоже улыбнулась, да еще лучше. Он тут же подтвердил:

– Да, да, так.

Она отвернулась, стала смотреть вдоль перрона, но фокусник уже не мог остановиться.

– Знаете, когда я буду помирать, я напишу просьбу, чтобы у моего гроба стояли красивые женщины. Или просто симпатичные. Пускай откуда-нибудь приведут.

– Я подойду?

– Еще бы!

– Тогда вы предупредите, я буду начеку.

– Черт побери! Вы красавица, на редкость привлекательная женщина, кажется, более чем достаточно! Но вы еще и хороший, добрый, умный человек, это уж лишнее!

– Боже мой, сколько времени? – спохватилась Елена Ивановна. – Мне надо в один дом, в гости. Это не очень интересно, но обязательно.

– Мы же хотели в кино!

– Вам не кажется, что у нас роман? Все забываем, всюду опаздываем…

От этих слов у фокусника пресеклось дыхание.

– А пошли вместе! Только там интеллектуалы, будут сидеть за столом и острить.

Они бежали по улице, возбужденные тем, что у них есть неотложное дело.

…Вдоль длинного стола сидели и закусывали люди с разнообразными интеллигентными лицами.

На вошедших оглянулись и стали приветствовать. Но Елена Ивановна замахала руками и тихо пристроилась к столу, усадив рядом фокусника.

– Не приставайте к нему, – сразу сказала она хозяйке и сама положила ему в тарелку, что было повкусней.

Все слушали молодого человека с особенно индивидуальным лицом.

Взволнованный событиями, фокусник не вникал в слова: ему слышалось сиплое воркованье саксофона, затем короткая барабанная дробь и удар в тарелки. И все засмеялись.

За ним что-то пробормотал хмурый старик-контрабас, и снова барабанная дробь, и опять удар тарелок, и все опять засмеялись.

Затем засвистала девушка-дудочка, но барабана не последовало, поэтому никто не засмеялся, и она сконфузилась.

Вступил еще какой-то музыкальный инструмент, и тут грянула такая барабанная дробь и так здорово ударили тарелки, что все опять развеселились.

– Что-то наш гость ничего не пьет, ничего не ест, молчит. Расскажите нам что-нибудь, – попросила хозяйка.

Но фокусник так пожал плечами и так развел руками, что всем стало ясно: ему решительно нечего рассказать.

– Ну тогда произнесите тост, у нас все уже говорили тосты.

Фокусник прижал руку к груди:

– Не губите меня!

Тогда его оставили, и он мог молчать сколько угодно. Вид у него был несчастный, он понимал, что Елена Ивановна должна стыдиться за него перед своими знакомыми. Правда, она сидела гордо и слегка улыбалась и не собиралась вступать в разговор – ей-то можно было!

А барабаны рокотали, и тарелки били непрерывно.

Вот все начали вставать, и хозяйка сказала:

– Какой нам разговорчивый гость попался.

Но Елена Ивановна возразила:

– Почему, он весь вечер разговаривал, только про себя.

Когда они вышли на улицу, фокусник воскликнул:

– Откуда вы знаете, что я все время разговаривал! Я действительно мог несколько раз что-нибудь рассказать и очень к месту, но пока собирался с духом – уже было поздно.

– Что вы оправдываетесь передо мной, вы лучше их всех!

– Да чем же, чем! – воскликнул фокусник.

– Да всем.

– Вы не знаете меня, вы что-то себе придумали, но это не я! Посмотрите на меня внимательно.

Он дал ей возможность вглядеться в его лицо.

– Ну, что?

– А что, ничего, – сказала она одобрительно.

– У меня совершенно нет памяти. Я понимаю, ни у кого нет памяти, но у меня действительно. Это дефект, результат контузии.

– Это хорошо, что у вас нет памяти, – сказала Елена Ивановна.

– Что? – переспросил фокусник.

– Значит, вам легко забывать мелкие неприятности жизни.

Они шли молча. Фокусник размышлял над ее словами, она же смотрела прямо перед собой и странно, легкомысленно усмехалась.

– Я неразговорчивый, малообразованный человек, без чувства юмора. Может быть, это результат неправильного воспитания…

– Вам нужен близкий друг, лучше всего женщина, и все это пройдет.

Фокусник опять стал размышлять над ее словами, но не успел прийти ни к какому выводу, потому что им встретился Рассомахин. Он так удивился, встретив фокусника с женщиной, что не решился поздороваться, и прошел мимо. Потом он оглянулся. Фокусник тоже оглянулся. Рассомахин обрадовался, закивал и вернулся.

– Привет, дорогой. Как жизнь? Мы, кажется, незнакомы? – как бы ненароком взглянул он на Елену Ивановну. Ему очень хотелось познакомиться.

Елена Ивановна протянула руку, но фокусник торопливо схватил ее за рукав, делая вид, что он смущен ее бестактностью.

– Здравствуйте, Степан Николаевич! – низко поклонился он и помахал кепкой, как испанской шляпой. – Мое почтение, Степан Николаевич! Кланяйтесь, Елена Ивановна, кланяйтесь, это большой человек, он любит почет, любит улыбки, улыбайтесь, улыбайтесь!

– Клоун! – с обидой сказал Рассомахин и, повернувшись, пошел своей дорогой.

Фокусник взял Елену Ивановну под руку и хотел идти дальше, но она отняла у него руку и осталась на месте.

– Что? – спросил он.

– Да разве это можно так? Ни с того ни с сего оскорбить человека! Я и не знала, что вы умеете злиться, никак не предполагала.

– Почему бы и нет?

– Мне это не нравится. – Женщина глядела на него прямо и серьезно. – Все, что вы о себе говорили, – это ерунда. Но вот это мне правда не нравится.

Она сказала это так, словно сомневалась, идти с ним дальше или принять какое-нибудь другое решение.

– Я думала, вы легкий, веселый человек. Вот вы можете прийти к незнакомым людям и показывать им фокусы и рассказывать им все откровенно – незнакомым людям. Это значит, что у вас открытый, доброжелательный характер.

– Если бы мы встретились до войны! – воскликнул фокусник. – Или даже сразу после войны. Я – да, я был точно такой, как вы говорите, я еще в госпитале был веселый, я потому и начал делать фокусы, чтобы всех веселить в палате. А сейчас нет, я уже не такой. Может быть, это возраст. А вам что-то показалось, это вы ошиблись, что же, это бывает, это бывает…