С любимыми не расставайтесь! (сборник)

Он шел по улице, не выпуская из виду Рассомахина и Мишу. Но в то же время он боялся слишком приблизиться, чтобы они его не заметили. Когда он уставал или расстраивался, глаза у него становились растерянными, словно он что-то потерял или чего-то вдруг испугался.

Через дом он повстречался с дочерью. Она прыгнула на него, обхватила за шею и не отпускала.

– Ты меня встречаешь!

– Да, да. Но ты пока иди, а я сейчас вернусь.

– Куда ты?.. – окликнула она.

– Ловлю гостей, убегают.

Она уронила руки.

– Ну что опять у тебя такое?!

– Ты иди, я сейчас. Вот я их догоню, и мы вернемся. Только ты не мешай, прошу тебя. Иди, ну говорю же я тебе! – разозлился он.

Дочь вздохнула и пошла дальше.

Рассомахин и Миша повернулись друг к другу и закурили. Фокусник тоже задержался. Он делал вялые кренделя по тротуару, пока те не двинулись дальше. Так он плелся вслед, то принимая решение догнать, то снова отставая.

На углу он остановился. Отсюда было видно, как Рассомахин и Миша постояли на автобусной остановке, сели в автобус и уехали.

14

Он проснулся у себя дома.

Дочь была уже одета. Она сидела за столом и грустно смотрела на него.

– Поцелуй отца, – сказал он.

Дочь подошла и поцеловала его в щеку.

– Кстати, я забыл, как ты относишься к отцу.

– Отец – это все, – привычно ответила дочь. – Папа, что ты наделал…

– Было ужасно, да?

– Вообще-то ужасно.

– А, после войны для меня жизнь – подарок. Значит, этой женщины нет: немножко меньше подарили, что делать…

– Почему ты не вернулся?

– Она сказала, чтобы я без них не возвращался.

– Не говори глупости. Ей и в голову не могло прийти, что ты поймешь все буквально. Дикое положение: ты вытворяешь бог знает что, и она же чувствует себя виноватой.

– И потом я знаю одно. Я такой и другим быть не могу. Даже ради Елены Ивановны, даже ради нее. Я знаю, что ей со мной будет трудно, плохо. Что мне делать? – спросил он.

– Ты должен ей сказать это сам.

– Да, я скажу.

– Причем сегодня же, не надо тянуть.

– Да, сегодня.

Позвонили в дверь. Дочь пошла открывать. Фокусник прислушался и узнал голос Елены Ивановны. Он стал поспешно одеваться, но Елена Ивановна уже входила в комнату. Пришлось остаться под одеялом.

– Здравствуй, милый! – Она поцеловала его и поставила на стол сумку. – У меня осталось много закуски, будем доедать.

– Лена, – страдая, сказал фокусник. – Я перед тобой страшно виноват.

– Еще бы, убежал со свадьбы, опозорил перед коллективом.

– Мне надо с тобой поговорить.

– Говори, – серьезно сказала она.

– Я должен одеться.

…Их было трое за круглым столом: он, Елена Ивановна и дочь.

– Понимаешь, Лена, есть вещи, которые мне всегда были противны, – говорил он. – Я ни к кому не подлаживался ради благ жизни. Измениться я не могу.

– Хорошо, – сказала Елена Ивановна.

– И знаешь, прости меня, но в общежитие я ходить буду, – не теряя твердости духа, продолжал он. – Хотя, может, это и глупо.

– Хорошо.

– Но это программа минимум, – предупредил он на всякий случай.

– Хорошо, – сказала она.

Дочь молчала и гордилась своим отцом. А Елена Ивановна тяжело вздохнула.

15

Сначала он зашел в магазин, поставил чемодан, пошарил в карманах и сосчитал ресурсы. Оглядев прилавок, стал соображать, на что хватит. Хватило на апельсины. Он купил несколько штук и уложил в чемодан.

Однако в знакомом общежитии было пусто. Вахтерша не сидела у барьера. И барьера не было. И коридоры были пусты. У стен стояли сложенные железные кровати и заляпанные известью малярные козлы.

Фокусник стоял с чемоданом в пустом коридоре, когда вдалеке показалась девушка с рюкзаком.

Она издали закричала:

– Виктор Васильевич!

И побежала к нему, начав говорить на ходу, потому что очень спешила:

– Мне необходимо с вами поговорить, куда вы делись? Я вам писала на филармонию, а вы, оказывается, не от филармонии. Я на практику, наши уже все уехали. Виктор Васильевич, после свадьбы все было хорошо, но потом вступили в силу его родители. Сейчас некогда, я вам напишу на Главный почтамт до востребования, можно?

И она побежала.

– Постой! – крикнул фокусник и, колотя себя по ноге чемоданом, побежал вслед за ней.

– Не могу!..

Он вышел на улицу.

В небе, каждое на своем месте, стояли облака. Скромно блистали березы в рощице. К лету сюда была завезена громадная куча песка. В ней, как вставленные, торчали дети. На садовых скамейках сидели внимательные старухи, воспитательницы из окрестных детских садов, отцы с книгами, матери с вязаньем.

Фокусник тоже присел на скамейку, подставил голову солнцу и, закрыв глаза, стал слушать слабые птичьи голоса детей.

– Петя, отойди, не трогай дядин чемодан.

Это мать сделала воспитательное замечание мальчику. Он пытался обхватить чемодан руками в надежде ощутить его своей собственностью.

Фокусник открыл чемодан и дал ребенку апельсин.

– Зачем же это, не надо. Петя, отдай дяде апельсин. Он тебе дал подержать, ты подержал, и довольно.

– Ничего, пускай кушает, – сказал фокусник.

– Он не должен привыкать, – возразила мать.

Но ребенок держал апельсин крепко и не зря: роняя на ходу ведерко и лопатку, к нему быстро шла девочка, ровесница. Она тоже схватилась за апельсин и стала тянуть к себе.

– Петя, не жадничай, – сказала мать. – Ты подержал, теперь дай девочке подержать.

– Ничего, ничего, – проговорил фокусник и встал. – Сейчас, одну минутку.

Он взял свой чемодан, отошел в сторону и поставил у дерева складной иллюзионный столик.

– Загадочный индус! – громко объявил он. – Известный египетский маг Нон Саиб!

Взрослые посмотрели на него с удивлением, дети с интересом.

Он произнес что-то по-индусски, показал всем крупное желтое зерно и бросил его на столик. Из него тут же выбился апельсиновый куст. На ветвях закачались оранжевые плоды.