С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Тактично не сказала – от алкоголизма? Алкаш я. Так понял?

– Да он лечит вовсе не от этого! Он избавляет именно от нервных перенапряжений. А это только следствие – тяга к алкоголю. Конечно, не алкоголик. Какой же ты алкоголик. Но есть же у тебя нервное перенапряжение!

– Нету меня нервного перенапряжения! Это сейчас я нервный. Все остальное время я спокоен.

– Не знаю, это трудно объяснить. Он не просто психопатолог. Он излечивает от астмы, от экземы. От рака! Возвращает человеку память, свежесть восприятия, о нем легенды ходят! Станешь опять такой, какой был в восемнадцать лет! Помнишь, какой ты был?

– Не помню.

– Прежде ты был другой!.. И опять станешь такой! У него лечатся большие люди, которых я тебе назвать не могу! К нему попасть – это великое везение! К нему очередь! И я о тебе уже договорилась! Причем он не терпит людей с гонором, а ты скромный человек.

Землеройка вела меня через старое кладбище. Потом потянулись пустырь, бывшие мастерские, угрюмые, приплюснутые к земле завалы ржавых труб, заскорузлых досок, завезенных сюда невесть когда, мостики через болотистый ров. И наконец – линялое полурухнувшее здание. Когда-то здесь что-то помещалось.

Землеройка постучала в многостворчатую железную дверь. Через некоторое время ее открыла девушка в белом халате.

– Это со мной, – сказала Землеройка. – К. М. разрешил.

Значит, она – своя здесь? Может быть, и лечилась?

– В комнату бесед, пожалуйста, – сказала девушка. Комната бесед была обширная, по-казенному беленная, напоминала нашу госпитальную палату.

Когда мы вошли, за длинным столом, накрытым клеенкой, люди пили чай. Они сразу же стали приветствовать Землеройку: «Что же вы, где же вы, а мы тут вас!..» Затем принялись здороваться и со мной. Добросердечно, но как бы сдерживая до поры радость предстоящего, более близкого знакомства:

«Пожалуйста, с нами чаю, наверное, остыл, надо подогреть, вот сушки, вот пирог, домашний пирог, не стесняйтесь, у нас не стесняются!»

И сразу же перестали обращать на меня внимание, чтобы я не стеснялся. Продолжали застольную беседу, из которой явствовало, что здесь все друг к другу привязаны и мне будет предложена такая же всеобщая симпатия и ненавязчивые знаки внимания.

Ожидание в «комнате бесед» длилось и длилось, никому не было скучно. Время от времени заваривали чай: «Попейте еще, хороший чай, целебный, а пирог наша Улочка спекла!»

А Улочка – это была общеизвестная уличная. Иностранцы нас не посещают – провинция, штат девушек постепенно сократился в конце концов до одной, да и ей теперь приходится искать клиентов не в гостинице, а на улице, поэтому ее так и назвали. Здесь же ласково – Улочкой. Рыжие волосы не полыхают, как обычно, а по-домашнему гладко, жакетик на все пуговички, чтобы и в мыслях ни у кого не было и не подумал бы никто ничего такого. Никто и не думал.

За шахматной доской сидели трое, которых я помнил по вышеупомянутой драке: тот, что с маленьким сыном, тот, что бил ящиком, и осатанелый, – здесь приветливые, тихие.

Я обратил внимание на человека преклонного возраста с ироническим лицом. Оказалось, что он был членом парламента, специально приехал лечиться. Характерно, что никто не высказывал здесь особых знаков уважения к нему. Вели себя так, будто и не знали, кто он. Землеройка, пожалуй, даже злоупотребляла этим: завела разговор довольно рискованный да, по-моему, и бестактный.

– Вот, объясните, пожалуйста, почему у вас там, в верхах, торжествует ординарность?

Член парламента добродушно отбивался.

Но вот в двери появилась девушка в белом. И, прежде, кажется, чем она появилась, все встали. К молодым сотрудникам, как убедился позже, относились с особенным любовным почтением. Они работали сутками, спали здесь же, по три часа, многие приехали издалека.

– Пожалуйста, на обследование.

Отправилась простая женщина с веселыми бровками треугольником. Ее проводили пожеланиями успеха. (В чем?)

А члена парламента все не оставляли в покое.

– Как это Одноухий набрал себе столько бандитов, что с ними справиться нельзя? – спросил тот, что бил ящиком.

Этот вопрос и меня заинтересовал.

– Набрать просто. Есть люди за чертой бедности, есть привилегированные. Как перераспределять? Отсюда и терроризм… Это первое. Кому-то надо держать людей в напряжении, чтоб не отвлекали свои мысли на ненужное. Кому-то нужны погромы.

– А мне нужна война! – Это Улочка. – Захватили бы все страны, тогда можно жить где угодно, хоть в Париже!

Снова появилась девушка в белом. Мы встали. Она вызвала следующего. Мы сели. Но Землеройка зашептала:

– Тебя, тебя же!

Дело в том, что я поотвык от своего имени. Кличка же моя, надо сознаться, Алкаш. Такая уж мне досталась, хоть пьет в городе каждый третий.

Иду за девушкой по запущенному коридору.

Привела меня в голый кабинетик. За канцелярским столом сидел молодой человек воинственно-скандинавского вида. Он заговорил со мной мягко, неторопливо.

– Простите, у нас не принято так сидеть.

Я не сразу понял, как не принято. Потом сообразил: сижу нога на ногу.

– Это вредно?

– Это будет… это затруднило бы наши взаимоотношения. Руки, пожалуйста, на стол. На один стук отвечайте левой рукой, на два – правой. Постарайтесь не ошибиться. Внимание…

Стал постукивать облезлой шахматной пешкой по столу. Я старался не ошибаться. Он подсчитал ошибки, записал количество, сказал:

– У нас принято говорить «спасибо».

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Смерил давление. Смотрит, чего-то ожидая.

– Спасибо.

– Следите за собой.

– Ну да, простите.

– У нас не принято говорить «ну».

Должен сказать, что эти пустячные запреты – не говорить «ну», не говорить «ага», не сидеть нога на ногу, вставать при появлении девушек в белом – оказались в дальнейшем не так просты и осваивались с трудом. Первое время надо было являться каждый день, затем через день, потом раз в неделю. Обследовали нас сотрудники очень молодые и все с высшим образованием, энтузиасты. Результаты обследований поступали на ЭВМ (реакция на световые сигналы, запоминание знаковых сочетаний, разное другое). Расшифровка продолжалась долго, так что в основном мы проводили время в комнате бесед. Причудливая компания здесь собралась.