С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
Углядев в коридоре Шершавникова, который беседовал с пожилым профессором, Бузыкин направился к ним. Он почтительно поздоровался за руку с профессором. Шершавников рассеянно протянул ему руку:
– Здорово, Бузыкин!
– А вот вам я руки не подам, – сказал Бузыкин.
Шершавников не понял:
– Почему?
– Потому что вы мне глубоко антипатичны.
Лицо у Шершавникова затвердело.
– Не идет тебе это, Бузыкин. Не идет.
– И все-таки, Шершавников, прошу тебя на будущее. Не ставь себя в глупое положение.
Он
Студенты занимались своими кропотливыми делами.
Бузыкин сел за стол, принялся проставлять зачеты. Зачетную книжку протянул и Лифанов.
– Андрей Павлович, у нас тут недоразумение произошло. Помните, вы поставили мне зачет?
– Ну, помню.
– Так число-то вы проставили этим годом, а надо было тем годом. И теперь мне стипендию все равно не дают. Ведь не сдал-то я за прошлый семестр!
Бузыкин поднял голову.
– Слушайте, Лифанов! В хартии переводчиков говорится, что перевод в современном мире должен способствовать лучшему пониманию между народами! А вы будете только разобщать! И прошу иметь в виду всех! Никаких поблажек не будет! Никаких!
Он ехал в «Запорожце». Евдокимов был за рулем.
Машина остановилась.
– Помочь? – спросил Евдокимов.
– Чего там, у меня две рубашки, – сказал Бузыкин.
Вошел в развороченную комнату. Сразу увидел лист бумаги, приколотый к стремянке.
Написано было красиво, фломастером:
«Андрей, я ушла. Освобождаю тебя от прощания с красивыми словами».
Он вышел на балкон, свернул записку в трубку, крикнул в нее как в рупор:
– Володя, тебе повезло, живи один! Она сама ушла!
Машина развернулась, уехала со двора.
Он вернулся в комнату. Решил передвинуть письменный стол, чтобы можно было ходить по комнате. Но стол был дряхловат, ножка подкосилась, книги рухнули на пол. Стал собирать – зазвонил телефон.
– Бузыкины! Вы когда-нибудь кончите базарить?
– Кто говорит?
– Снизу говорят!
– А в чем дело?
– А в том, что у нас тут люстра качается!
Чувство обиды и мести не оставило Бузыкина. Он взял чашку, приподнял ее и бросил на пол. Она звонко раскололась.
Снизу застучали в потолок.
Бузыкин стал искать, что бы еще швырнуть, но в это время вошел сосед, Василий Игнатьевич. Он был тих и вежлив.
– У тебя дверь настежь.
– Так надо.
– Билла отпустили?
– Отпустили.
– Обо мне треп был?
– Был.
– А чего?
– Ты портвейн с водкой мешал?
– А им какое дело?
– Значит, есть дело.
– Да там полбутылки и было всего, – оробел сосед. – Портвейна.
– Какая разница.
С лестничной площадки крикнули:
– Деда! Иди, тебя бабушка зовет.
Сосед совсем увял.
– Уже сообщили. Я говорю ему – пошли домой. А он – коктейль, коктейль. Хиппи лохматые. (Ушел.)
Бузыкин перелез через диван, пошел в комнату
жены, подальше от людей. Включил по пути телевизор, загремела музыка.Тахта гола, постель убрана. Только подушка осталась. Просторно и свободно стало в доме. Он стал подплясывать под телевизионную музыку. В этом просторном и пустом мире можно было подплясывать как угодно, никто не увидит. Он посматривал на себя в зеркало. Ему хотелось быть сейчас еще более неуклюжим, бестолковым, загнанным, чем он был в жизни. Вы другие? Вы умные, деятельные, удачливые? Вам повезло. А он – вот такой. Просто подплясывает. Один. И судить некому.
Зазвонил телефон…
Он снял трубку.
– Андрюша, это я.
Это был голос Аллы. Робкий, виноватый. Это был голос прежней жизни. Ответить значило отозваться на него. Он молчал. Но молчать было больше нельзя.
– Да, – сказал он.
– Ты мне звонил?
– Да, – не сразу ответил Бузыкин.
– Ты решил что-нибудь?
– Да…
– Правда?
– Да.
– А у нас тут аппарат сломался. Зато теперь починили, у меня стоит свой, в комнате. Вот, послушай!
Она поднесла трубку к телевизору. Не знала, что у него там – та же музыка. Все плохое уходило из ее жизни в прошлое. Больше не будет этой постылой спешки, отсюда – туда. Теперь покой, теперь счастье…
Бузыкин устало опустил трубку на колени. Кто-то вошел в дом. Это была Нина.
– Андрей, ты правду мне сказал? – спросила она. – Там действительно все кончено?
– Да.
Нина поставила чемодан, прислонилась к вешалке. Все обиды и унижения, годы обид и унижений становились прошлым. Устала она, устала. Но теперь, что бы ни предстояло им впереди, будет счастьем…
Из телефонной трубки Бузыкин услышал:
– Эй, где ты там?
Бузыкин поднял трубку к уху.
– Хорошо, записываю. Завтра в девятнадцать ноль-ноль кафедра.
Жена смотрела на него больным взглядом.
Алла сидела молча. В лице ее стали видны утомленные припухлости, приметы несбывшихся надежд.
Перед Бузыкиным появился Билл.
– Вы готов?
– Готов.
Они бежали по пустынной ночной улице. Бузыкин вслед за англичанином. Долго бежали, пока не исчезли.
Проза
Всё наши комплексы
Она словно медлила перед тем, как постареть всерьез, и с приветливым видом все держалась. Теперь не редкость такие женщины: умные, с юмором, эрудированные, им нелегко найти мужа под пару.
А другая была из шахтерского поселка. Постарше ее и попроще. И все сложение более тяжелое, и волосы – мелкими кудряшками, провинциальная завивка.
Первую звали, скажем, Оля, а вторую звали, предположим, Таня. Они отдыхали зимой в доме отдыха. А когда пришло время уезжать, скажем, эрудированная Оля сказала провинциальной Тане: