С любовью, Луков
Шрифт:
Я тоже старалась не отвлекаться. У меня случались взлеты и падения, но я все равно продолжала идти к своей цели. Когда была моложе, люди пару раз вели себя со мной как последние сволочи, критикуя или оставляя неприятные комментарии. Именно поэтому я предпочитала больше ни с кем не знакомиться.
А вот моя мать никогда не позволяла себе сломаться из-за такого.
Так как я могла о ней не беспокоиться? Как могла не любить женщину, которая воспитала меня и подарила веру в то, что я непобедима? Как она могла решить, что не являлась для меня приоритетом?
— Не беспокойся обо мне, — небрежно
Однако мне это не помогло.
Чувство вины пожирало меня изнутри. Я была в ответе за сложившуюся ситуацию. Мама считала так, потому что тысячу раз слышала от меня о том, что именно фигурное катание помогало мне чувствовать себя особенной. Этот вид спорта стал моей целью. Убедил в том, что я тоже в чем-то хороша. Открыл для меня новую жизнь и сделал меня счастливой и сильной.
Но, на самом деле, такие эмоции я испытывала, только благодаря своей матери. И остальной семье. Людям, которые подарили мне возможность ощутить их. Я знала, что все эти чувства появились благодаря семье. Благодаря маме.
Мне всегда казалось, что она знает об этом.
Но, видимо, я была эгоистичной сукой, раз не догадалась, что это не так. До настоящего момента.
В груди заныло еще сильнее, и мое горло сжалось до такой степени, что я не могла глотать, продолжая сидеть на кухне и всматриваясь в лицо, которое любила всем сердцем.
— Мама, — единственное слово, что я смогла произнести.
Именно в этот момент раздался рингтон ее мобильного. Мать не сказала мне ни слова и, потянувшись к телефону, ответила на звонок.
— Детка! — сразу же воскликнула она, и стало ясно, что звонила Руби.
На этом наш разговор закончился. Вот как поступала моя мать, когда решала, что беседа исчерпала себя.
Видимо, она понимала, и не без оснований, что если бы мы продолжили говорить об аварии, то я наверняка бы выдала тираду. По крайней мере, при нормальных обстоятельствах.
Ком в моем горле разросся в размере, когда я перевела взгляд на маму, болтающую с еще одной дочерью, как будто не она только что закончила беседовать со мной, уговаривая, что в автомобильной аварии нет ничего страшного. Да еще и намекнула, будто мне плевать на нее.
Неужели я была настолько бессердечной?
Что-то, ужасно похожее на слезу, появилось в моем правом глазу, но я прижала кончик пальца к уголку и не стала заострять внимания, влага это или нет, потому что боль в моем горле и сердце затмевала все остальное.
Я все еще оставалась на кухне. Продолжала сидеть и смотреть на маму, гадая, что она думает обо мне на самом деле. Я знала, что мать любит меня. Знала, что она желает мне счастья. И прекрасно понимала, что эта женщина изучила все мои сильные и слабые стороны.
Но…
Неужели она считала меня эгоистичной сукой?
Аппетит пропал, как и усталость.
Это конец.
Пока-пока.
— Ох, детка, тебе не стоило этого делать... — мама замолчала, а затем, отодвинув табурет и подарив мне улыбку, которая наверняка принесла ей страдания, направилась
из кухни в гостиную.Гнев продолжал циркулировать по моим венам, пока я сидела за столом с практически нетронутой едой на тарелке. До меня долетел низкий смех моей матери. Главное, что она была в порядке.
Но…
Мама действительно считала, что фигурное катание для меня важнее, чем она.
И знаете, я это оценила. Еще бы. Ведь я не могла дышать без фигурного катания. Не могла представить себя без него ни сейчас, ни в будущем.
Но в то же время я не могла дышать и без своей матери. И если бы мне пришлось выбирать между ними, я бы и думать не стала. Ни секунды.
Моя вина в том, что я была отвратительной дочерью. Ужасным человеком. Той, что не могла раскрыть рта и произнести простые слова, в которых больше всего на свете нуждалась моя мать.
Побольше признаний в любви и поменьше сарказма.
Продолжая страдать из-за того, что Пол бросил меня, я не ценила ни ее, ни братьев с сестрами, а ведь именно они пытались вернуть меня к реальной жизни, даже в те моменты, когда я вела себя, как капризная дрянь.
Мои родные всегда хотели видеть меня счастливой. И желали мне победы, так как она являлась моим приоритетом. Всегда.
Меня же их забота не волновала. Ко всему прочему, я так и не дала им повода для гордости. Мне нечего было предложить им взамен.
Я задыхалась, потому что винила себя в проигрышах. Из-за чрезмерной зацикленности. Из-за того, что была навязчивой и сложной в общении.
Ком в горле все разрастался, продолжая душить меня.
Боже.
Невозможно было сидеть здесь и вести себя так, будто ничего не случилось. Все, чего мне хотелось — просто находиться дома, есть то, что нравилось, и отдыхать до полного восстановления, но теперь... теперь ничего из того не имело значения. Нет.
Какой же я была сволочью.
Боже, какая же я дрянь, и это полностью моя вина. Если бы у меня получилось исправить положение, усерднее тренироваться, возможно, все было бы по-другому. Но теперь уже поздно что-то менять.
Я больше не могла сидеть на месте.
Поэтому, отодвинув свой стул, направилась к входной двери, собираясь выйти из дома. Однако остановилась, решив убрать свой ужин в контейнер, который затем поставила в холодильник.
Схватив свои ключи, я сбежала из дома. Что-то, похожее на чувство поражения и отчаяния, заполнило меня изнутри, заставляя переживать... Вынуждая чувствовать себя ничтожеством.
Я не знала, куда направляюсь.
Не знала, что, черт возьми, собиралась сделать.
Но нужно было действовать, потому что... отвратительное чувство внутри все росло, и росло.
Мать была моей лучшей подругой, но даже она полагала, что фигурное катание для меня превыше всего.
Неужели так считали все, кого я любила? Было ли это единственным впечатлением, которое я оставила о себе?
Занятия фигурным катанием доставляли мне самое большое удовольствие в жизни, но все это не имело никакого значения без заслуг моей матери и братьев с сестрами, которые поддерживали, заботились и любили меня, даже когда я находилась в отвратительном состоянии. Когда этого не заслуживала.