С мандатом губкома

13. Брат мой — враг мой

На хутор они приехали далеко за полночь. Уже где-то горланили петухи, пророча рассвет.

— Куда вас? — спросила Феня.

— К старшому хутора, — ответил Гриня.

— А я думала, у вас родня какая, больно рвались сюда.

Феня начала подворачивать вола к ограде небольшого домика. Когда Сивый уперся в плетень и стал, Феня не спеша слезла с воза и ушла во двор. Послышался стук в дверь и вскоре ее голос:

— Марфуша, открой. Это я.

Потом доносились голоса двух женщин, но о чем говорили на крыльце, разобрать было трудно. Наконец Феня вышла на улицу и окликнула негромко:

— Идемте в хату.

Ребята слезли с воза. Сава осторожно ступал по захолодавшей земле босыми ногами. Было ему и непривычно и как-то неловко. Они сняли свой сундучок и пошли с ним за Феней во двор.

Увидев на крыльце полуодетую женщину, поджидавшую их, Гриня спросил Феню:

— А старшой-то где?

— Так вот она и есть старшой на хуторе.

— Как? — несколько смешался Гриня, но тут же быстро сориентировался и протянул женщине руку: — Уполномоченный Кашин.

Женщина взяла Гринину холодную ладонь в свою теплую, мягкую руку, тряхнула несильно.

— Митрясова, Марфа Митрясова.

Услышав фамилию известного в губернии бандита, Гриня машинально отдернул руку и едва не повернул назад, решив, что за Марфой сейчас появится «сам». Усилием воли он заставил себя оставаться на место, но все тело его напряглось, как перед прыжком.

Хозяйка поняла состояние гостя и причину этого. Она добродушно улыбнулась:

— Не бойтесь, товарищ Кашин. Брат мой и мне враг.

И все же признание ее мало рассеяло подозрения Кашина. Он входил в темную избу с недоверием и сильным волнением, ежесекундно ожидая нападения. Только то, что впереди них шла Феня, несколько ободряло, потому что ей они уже доверяли после случившегося у Золотого.

В темной горнице хозяйка шепотом пригласила их:

— Садитесь вот здесь. Я сейчас вам на полу постелю. Феня со мной ляжет.

Ребята опустились на лавку у стены. Марфа, почти бесшумно двигаясь по избе, налаживала им постель, стаскивая на пол какие-то кожухи, дерюги, тряпье старое.

Феня ушла распрягать вола.

— Ну, вот и готово, — сказала хозяйка. — Можете ложиться. Я вас потом рядном укрою. Поди, не замерзнете?

Сунув сундучок под лавку, ребята сели на четвереньки, ощупью нашли свои места на полу. Легли прямо в одежде. Гриня даже решил не снимать саботки, мало ли что. Надо быть наготове.

Марфа накрыла ребят рядном, поправила Саве тряпье под головой.

— Ну, спите, товарищи. Уж светать начинает. Я вас не буду будить. Отсыпайтесь как следует.

Сава уснул почти сразу же. Засопел сладко и ровно. К Грине сон долго не шел. Он все еще опасался подвоха, прислушиваясь ко всему чутко. Вот в предутреннем полумраке избы тенью скользнула к кровати на цыпочках Феня.

— Ну, как? — спросила шепотом хозяйка.

— Пристроила Сивого у тебя в сарае, — ответила тоже шепотом Феня. — Оно бы лучше в поле пустить, да у вас тут лихие люди шастают.

— А где их нет ноне?

Умостившись рядом с хозяйкой, Феня вместо того, чтоб спать, ударилась рассказывать о приключении у Золотого. И хотя она шептала в самое ухо Марфе, Гриня почти все слышал и понимал.

— ...Веришь ли, душа в пятки... Такие лбы, такие хари... А ребятки-то, господи, молоко на губах... Ну, что они... Я со страху чуть не умерла было...

Гриня невольно улыбался в темноте, вспомнив, как «со страху умиравшая» крестила грабителей палкой. И именно этот испуганный шепот Фени подействовал на него усыпляюще — успокоил, убаюкал.

Проснулся Гриня, заслышав стук замка на своем сундучке. Открыл глаза — в окно солнце бьет. Вскочил, а у сундучка мальчишка лет четырех склонился и замок дергает. Дернет — отпустит. Замок покачается. А мальчишка опять дернет — отпустит. Хорошая игрушка малышу.

— Как тебя звать? — спросил Гриня.

Мальчик вздрогнул, оглянулся на чужой голос. В глазах вспыхнул испуг, малыш кинулся бежать из избы, путаясь в длинной холщовой рубашке.

Вошла со двора Марфа.

— Ну, выспались?

— Спасибо. Выспался. А сколько ж времени сейчас?

— Да дело уж к обеду. Ваш товарищ Сава раньше встал, мне уж хворосту подрубил. Там во дворе на тагане суп вам варю.

— Спасибо, товарищ Ми... Марфа.

Гриня поднялся с постели. Марфа стала сразу же убирать ее. Она была еще не старой женщиной, крепкой и решительной в повадках.

— Васянька-то, сынишка, выбежал. Ма, грит, тятя проснулся. Всех мужчин тятями зовет.

— Да? — удивился Гриня. — Интересно. А где ж сам тятя?

— Эх, — вздохнула Марфа. — В девятнадцатом под Лбищенском погиб. Сказывают, вместе с начальником дивизии, с Чапаевым, в одном бою. Из наших там мало кто уцелел. Казачки отвели душу, потешились над ними, попили кровушки.

— А как же брат ваш? Муж герой, а он...

Марфа посмотрела на Гриню внимательно, словно решаясь, говорить, нет ли, и сказала:

— Спирька, братец, — это другой товар. Этот еще при царе по кривой тропке пошел, да так и заплутался.

— Ну, а вы пробовали его как-то убедить, остановить?

— Хмы, — мотнула головой Марфа и сказала холодно: — На братце столько крови, что его убеждать поздно. Да навернись он мне... Я б сама эту сволочь останови...

Хозяйка умолкла на полуслове. Видно, разговор ей этот не к душе был. Но Гриня не любил недомолвок.

— А разве он не бывал в Прорве?

— Был раз. Да теперь вряд ли захочет, — неохотно ответила хозяйка и тут же предложила: — Вы, товарищ Кашин, умывайтесь во дворе с вашим другом, а я вам супу налью.

— Что вы, товарищ Марфа, какой суп. Вы что? У нас есть свой сухой паек. Вы на нас не тратьтесь, у нас на то подъемные есть.