С/С том 11. Гриф - птица терпеливая. Невинный убийца. Лишний козырь в рукаве
Шрифт:
— Мне не следовало прикалывать ее. — Она нерешительно посмотрела на едва освещенную лестницу, ведущую вниз.
— Можно взять вас под руку? Ступеньки здесь слишком крутые.
— Я как раз хотела просить вас о такой услуге.
Она слегка оперлась на мою руку, и мы начали спускаться вниз. На полпути моя экскурсантка споткнулась и чуть не упала, но я успел ее поддержать и притянул к себе, чтобы она не упала.
— И все это высокие каблуки, — сказала она.
Я ощутил ее грудь у своего плеча и взглянул на женщину. Ее глаза светились в полутьме, как у кошки. Наклонившись, я поцеловал свою спутницу в губы. Она
— Этого нам не следовало делать, — сказала она, подняв на меня глаза.
— Да, — согласился я и прижал ее к себе еще крепче. Затем поцеловал ее еще раз, и она ответила на мой поцелуй.
— Не надо, прошу вас…
Вздохнув, я отпустил ее.
— Прошу прощения, — сказал я. — Мне, действительно, очень жаль. Не знаю, что это на меня нашло.
— Не говорите, что вам жаль. Мне это понравилось. Но не лучше ли нам выбраться из этого мрачного места?
После тишины и покоя собора нас ослепил яркий солнечный свет на площади, оглушили и поразили оживленное движение и множество сновавших взад и вперед людей. Минуту мы постояли на ступеньках собора, щурясь на яркое солнце. Толпа обтекала нас, и мы чувствовали себя наедине друг с другом.
— Я сунула вам 1000 лир в карман, — сказала женщина. Еще немного практики — и я смогу быть такой же ловкой, как синьор Торчи.
— Но я их не заработал, — возразил я. — Так что не могу принять эти деньги.
— Замолчите, пожалуйста, я терпеть не могу разговоров о деньгах.
— Тогда позвольте мне, по крайней мере, проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую вблизи.
— С меня хватит собора. Пойдемте куда-нибудь поесть. Мне хочется с вами поговорить.
С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза полностью исчезли за стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю свою выразительность. Глаза — это было единственное, что жило на нем.
— Что вы сказали? — озадаченно спросил я.
— Вы всегда так тупы? Разве вам не хочется поболтать со мной? Куда мы поедем?
Я не знал, что и подумать. Мне и в голову не приходило, что она говорит это серьезно.
— Можно пойти в «Сантернаро» или, если попроще, — в «Савикнн».
— Меня больше бы устроила какая-нибудь траттория.
— Вы, правда, хотите в кабачок?
— Да. Лучше всего, конечно, туда, где вы обычно обедаете.
Я отвел ее к Пьерро, в кабачок, что неподалеку от собора. Пьерро вышел из-за стойки, чтобы обслужить нас. Это был небольшой человечек с брюшком и узким лицом, скрытым за густой черной бородой. Подойдя к столику, он оглядел мою спутницу, и в его глазах загорелись одновременно удивление и восхищение.
— Синьора, синьор, — сказал он. — Какая радость видеть вас у себя! Что вам принести?
— Прошу вас, заказывайте, — сказала она. — Что здесь лучшее?
— Здесь отличное «ризотто». Это фирменное блюдо траттории, и никто не готовит его лучше Пьерро.
— Итак, «ризотто», — сказала она с улыбкой Пьерро.
— Потом «ассобукко».
Она кивнула.
— И к этому бутылку «Барелло».
Когда Пьерро скрылся в кухне, дама достала из сумочки портсигар и предложила мне закурить. Я взял сигарету, первую за два дня, и зажег для дамы спичку.
— Наверное, вы думаете обо мне бог знает что и не совсем
лестное, — сказала женщина, прямо взглянув мне в глаза.— Нет, но я не могу поверить своему счастью.
Она рассмеялась:
— Я, наверное, кажусь вам слишком экстравагантной?
— Никоим образом, но вы, вероятно, слишком импульсивны и теперь жалеете о том, что поддались первому порыву.
— Так оно и есть. Я не знаю, что лучше, уйти или остаться.
— Останьтесь, — сказал я. — Лучше всего следовать первым побуждениям.
— Вы так думаете?
— Да.
— Прекрасно. Тогда я остаюсь. Но скажите, как вас зовут?
— Дэвид Чизхольм. А вас?
— Лаура Фанчини.
— Я считал вас американкой, но Фанчини — известная итальянская фамилия.
— Я и есть американка, но мой муж — итальянец.
Я бросил на нее быстрый взгляд.
— Итальянец или был итальянцем?
— Разве это так важно? Да.
— Все еще итальянец?
— Да.
Появился Пьерро с двумя бокалами «Кьянти» и сифоном.
— «Ризотто» будет готово через пять минут, синьора, а пока позвольте предложить вам аперитив.
Я незаметно толкнул его в бок.
— Убирайся, Пьерро, ты нам мешаешь.
Он с улыбкой вернулся за стойку.
— А какой смысл вы вкладываете в мои слова «все еще»? — спросил я. — Он жив или мертв?
— И то, и другое. Четыре года назад он попал в страшную катастрофу и с тех пор не двигается и не говорит. Но он жив.
— Это печально.
— Да, очень. — Она разбавила «Кьянти» водой из сифона.
— Но это печально и для меня. Если бы я раньше знал об этом, то не поцеловал бы вас, — сказал я.
— А почему вы меня поцеловали? — спросила она, не глядя на меня. Ее тонкие пальцы вертели бокал.
— Сам не понимаю.
Она продолжала играть с бокалом. После долгого молчания она наконец сказала:
— Я почувствовала то же самое.
Сердце у меня сильно забилось.
— Вы попросили меня остаться здесь, — продолжала она, — значит, вы влюбились в меня с первого взгляда? Верно?
Я улыбнулся.
— Не совсем точно. Я поправляю вас. Просто при первом взгляде на вас я почувствовал как бы удар тока.
В этот момент появился Пьерро с «ризотто». Он поставил его. Мы молчали до тех пор, пока хозяин траттории не ушел от нашего столика.
— Я не могу понять, почему такой человек, как вы, занимаетесь работой экскурсовода, — сказала она.
— Для меня нет другой работы. Я не отмечен в полиции. Но это, конечно, тайна.
— Вы хотите сказать, что у вас нет разрешения на жительство?
— Вот именно.
— Но ведь его нетрудно достать.
— Не для меня. Мне не дают разрешения на жительство потому, что у меня нет гарантированной работы, а работы мне не дают потому, что у меня нет прописки. Типичный итальянский замкнутый круг.
— Тогда почему вы вообще остаетесь в Италии?
— Мне нравится эта страна, и, кроме того, я пишу книгу об итальянских соборах.
— Вы, я думаю, будете последним человеком на земле, который решил заниматься подобным делом.
— Вы так считаете? Когда я жил в Нью-Йорке, я был архитектором. Не знаменитым, но на жизнь я себе зарабатывал. Потом меня призвали в армию, и в конце концов я оказался в Италии. У меня не было денег, а так как мне не хотелось вступать в конфликт с полицией, то я стал «диким» гидом.