S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Его глаза были сухими.

Он развернулся, не оглянувшись, и поехал обратно на базу.

Он вошёл в часть с лёгкой походкой, будто вернулся из обычной поездки. Его товарищи подняли головы — кто-то хотел спросить, но он опередил их.

— Чего такие мрачные? — усмехнулся он, хлопнув механика по плечу. — У нас тут что, траур по чувству юмора?

Кто-то неловко улыбнулся. В глазах офицеров мелькнуло напряжение.

— Ты… в порядке?

— А с чего бы мне быть не в порядке? — Марк развёл руками. — Работаем, парни. Всё идёт по плану.

Он смеялся, шутил, рассказывал анекдоты, разыгрывал кого-то из молодых пилотов. Он стал лёгким, будто ничего не весил.

Но за этой лёгкостью было пустое небо, в котором не осталось Солнца.

Каждую ночь он садился в ангаре, молча разбирая и собирая пистолет. Отточенными движениями, механически, словно проверяя, ещё ли он человек или уже просто механизм, приводимый в действие волей обстоятельств.

Один раз в зеркале он увидел свои глаза.

Там была пустота.

Очередной вылет. Район близ боевых действий.

Марк взлетел, словно делал это в последний раз.

Голоса в наушниках, команды, гул двигателей. Он больше не думал о земле под крыльями. Ему было всё равно.

А потом его подбили.

Системы отказали, панель загорелась тревожными огнями, он мог постараться посадить горящую машину, но даже не дёрнулся. Он не собирался убегать. Он не собирался спасаться.

Глаза скользнули по приборам, потом на горизонт.

И направил самолёт вниз.

Если мир решил забрать у него всё — он заберёт у мира хоть что-то взамен. Тех, кто повинен в смерти его мира.

Он видел внизу позиции противника, различал фортификационные структуры, видел огненные вспышки. Он шёл прямо на них, с точностью, с хладнокровием хирурга, заносящего скальпель над живым телом.

Но в последний момент случилось то, что случилось.

Перед ним вдруг поднялся туман — густой, серебристый, необоримый.

Всё вокруг исчезло.

Голоса в рации пропали.

А потом…

— Вставай уже, давай, Марк, ужин стынет, — раздался голос Горгона.

Мужчина не сразу понял, где находится и что видит перед собой, а постаравшись подняться, понял, что мышцы пронзает дикой болью.

— Ты всю ночь провалялся в лихоманке, чтоб её. Потел, аки русская печь, плакал и всё время трясся в судорогах.

— Охх... — лишь сумел промолвить Марк, пытаясь собраться с мыслями. Но всё, что у него было — обнажённое всем ветрам расколотое сердце. Давно и дико болевшее. Впервые с момента у воронки собственного дома вся эта боль сумела найти себе выход и теперь тонкими струйками слёз выбиралась наружу.

Марк чувствовал себя разбитым, он впервые не сдерживал давления, и потому его лицо, всё время собранное, наконец начало разглаживаться.

Ели молча, Оскар ничего не спрашивал, а Горгон лишь привычно покрякивал от вкусно сваренного обеда.

Это был первый день, когда Марк открыл Стиксу своё истинное лицо, да что лицо, он словно разорвал себе рёбра, обнажив бьющееся сердце. Открыл в душе такую рану, какой боялся больше всех заражённых вместе взятых. Или, может, это Стикс вынудил Марка показаться этому миру.

Словно угадав мысли мужчины, бородач, прожевавшись, произнёс.

— Он всегда сдирает кожу. Всегда видит нас, всегда испытывает. Помни лишь о том, что ты не один, даже когда чувствуешь, что ты одинок. Мы рядом. Никаких других лекарств и решений нет. Главное проживи достаточно долго, чтобы рана затянулась.

На этих словах Оскар согласно кивнул и положил руку на сложенные в замок ладони Марка.

— Спасибо, — сипло промолвил он, и его голос, такой тихий, словно голос младенца. Отдалённо похожий на тот голос, каким он общался с Иришей и Милой. Голос Человека.

Глава 32

Ammini, Ur-sanabi, qatu ipteru?

Ammini libbu damiq?

Для кого же, Уршанаби, трудились руки?

Для кого же кровью истекает сердце?

Эпос о Гильгамеше — Таблица XI

После завтрака Марк вышел наружу. Маленькое безжизненное тело ребёнка, завёрнутое в найденную в комнате пожарной безопасности тряпицу, лежало у него на руках. Перед мужчиной была куча щебня, и он, положив ребёнка перед ней, достал сапёрную лопатку и стал осыпать её на тело мальчика, пока оно полностью не скрылось под горной породой. Шахта словно укрыла его сон каменным одеялом.

Марк стоял, глядя на камни, и думал о том, что горе прежнего мира не оставило его. И, вероятно, не оставит никогда. Но, может быть, через много времени он поймёт, как ему с этим жить. По сути, если бы не Стикс, он сгорел бы в огне войны, в огне собственной души. В этом смысле Стикс сохранил ему жизнь. Но зачем? И главное — зачем она самому Стиксу? На все вопросы можно было дать один-единственный ответ: «Случайность». Но если это так, то как распоряжаться случайно подаренной жизнью? Он встал, выдохнул, развернулся и зашагал вслед за Горгоном и Оскаром. Как бы то ни было, для выживания пустота в сердце лучше, чем щемящая боль. Если не останавливаться, то, возможно, через долгое время, пустоту сумеет заполнить что-нибудь ещё. По крайней мере, он на это надеялся.

Шахта, в которую они вернулись, была относительно современной. Аккуратно заложенные анкерные крепления без следов коррозии, свежая цементация стыков между плитами крепи, ровные вентиляционные каналы с нетронутыми лопастями дефлекторов. Всё это указывало на то, что порода здесь ещё свежа. Они двигались в направлении террикона — того самого места, на которое получилось приземлиться благодаря «Возврату» Оскара.

Им открылся вид на свалку переломанных тел. Гора гниющего мяса. Запах стоял тяжёлый, насыщенный аммиаком, железом и разложением, резавший ноздри. За ночь сюда нападали новые заражённые — медляки, привлечённые запахом смерти. Большинство уже были мертвы, растерзав друг друга в борьбе за зловонную плоть. Те, кто остались, ожидаемо занимались каннибализмом.

Бывшая проводница поезда сидела на корточках и методично грызла скальп мёртвого мужчины, грудь которого пересекала полоса синяка от ремня безопасности — похоже, он прибыл с подземной автодороги. В стороне бывший фермер, всё ещё в комбинезоне с эмблемой компании, разворотил грудную клетку какому-то офисному клерку и копался внутри, вытягивая крупные мышцы. Невысокая женщина с седыми косами, когда-то, возможно, бухгалтер, держала в руках обглоданный позвоночник и, склонив голову, ритмично кусала остатки сухожилий, не реагируя ни на что вокруг.