С тобой навеки

— Ты так хорошо обнимаешь, — шепчу я.

Он стоит тихо и не шевелится, но я чувствую, что это приносит ему удовольствие. Воздух холодный, но Аксель горячий, поэтому его объятие так успокаивает, что я растворяюсь в нём. Это сила дерева, пустившего корни в почву, комфорт огня в студёной ночи. Это идеально.

И это будет у меня лишь ненадолго.

— Спасибо, — шепчу я, отпуская. И он отпускает меня.

Кончики его пальцев задевают мои, когда Аксель делает шаг назад и поворачивается к тропинке.

Я наблюдаю за ним и Гарри, пока они растворяются в темноте. А потом я захожу в дом, чтобы обнять истерично вопящего котенка дальше по коридору.

Но проходя мимо кровати и тумбочки, я замечаю, что в свете лампы белеет аккуратно вырванный листок бумаги. Я останавливаюсь и беру, видимо, рисунок, который он набросал, пока мы сидели за столом. Грейхаунд Гарри лежит на животе с безмятежной мордой, над ним чёрное небо со звёздами, облаками и полумесяцем луны. К его боку прижимается крохотный котёнок, который слегка заштрихован чёрной ручкой, чтобы напоминать серый комочек шерсти, мяукающий дальше по коридору. И на её мордочке будто виднеется широкая сонная улыбка.

Я убираю этот листочек в свой чемодан. Ещё одно здешнее сокровище, которое я никогда не хочу забывать.

Глава 20. Аксель

Плейлист: Hozier — Sunlight

У меня болит голова, и это не от вина, которое мы выпили вчера вечером. Это от того, что мой мозг превратился в автомат для пинбола и рикошетит противоречивыми мыслями. Облегчение, что мы с Руни выведем это неудобно сильное влечение из наших организмов, расстанемся друзьями, и жизнь продолжится. Беспокойство, что это скручивающее, ноющее нечто в моей груди, удвоившееся за ночь — это некое предупреждение, к которому мне стоит прислушаться.

— Ты сегодня особенно тихий, — Паркер вытирает пот со лба, пока мы сидим, привалившись к стене и отдыхаем от работы над полами в спальнях на верхнем этаже.

— Сара всучила мне вино, — говорю я ему. — Мы с Руни выпили его, и я, возможно, загнал себя в угол.

Паркер оживляется.

— Звучит многообещающе.

— Нет.

Он со стоном встаёт, потирая колени.

— Ну, я весь во внимании. Выговорись. Дело в Руни, конечно же.

Я хмуро смотрю на него.

Он фыркает и берётся за последние куски напольного покрытия, которое нам нужно отодрать.

— Знаешь, я очень хорошо не лез не в своё дело с тех пор, как ты сказал мне прекратить попытки свести тебя с людьми. А это было… — он поднимает взгляд к потолку. — Когда? Два года назад? И ну надо же, Руни случайно мельком упомянула, что именно тогда вы и познакомились.

Моя хмурая гримаса становится убийственной.

Паркер пожимает плечами.

— Конечно, я бы хотел нести добро, устроить для вас немного сводничества, раз я перед тобой в долгу, но я не буду этого делать.

— Нет, не будешь. Потому что сводить меня с моей женой — совершенно неподобающе.

Он хохочет.

— Какова ирония. Просто потрясающе.

Я на это не реагирую.

— Кроме того, — говорю я ему. — Ты мне ничего не должен.

— Нет, должен! Ты — причина, по которой мы с Беннетом встретились и сошлись.

— Это было ненамеренным и абсолютно эгоистичным, — подмечаю я. — Беннет никак не мог заткнуться про то шоу, так что я познакомил вас двоих, чтобы он от меня отстал. Я понятия не имел, что у вас сложится.

— Или что он подкатывал к тебе.

— Я никогда не знаю, когда ко мне кто-то подкатывает. Как люди вообще знают такие вещи, это за пределами моего понимания.

Паркер смеётся.

— Это было бесценно. Он так бесился.

— Пока не понял, что с тобой ему намного лучше.

Звуки людских голосов на первом этаже быстро становятся громче, портя момент. Голоса взвывают, перемежаясь хохотом и криками. Я хмурюсь.

— В чём дело?

Паркер пожимает плечами и отрывает полосу повреждённого водой напольного покрытия.

— Кто знает. Наверняка один из парней просто травит пошлые шуточки. Они ж дети. Великолепно владеют инструментами, но дети. Слушай, могу я просто спросить… почему ты так категорично против того, чтобы исследовать, не может ли быть… нечто большее с Руни?

— Потому что я практически отшельник с эмоциональным диапазоном ворчливого барсука, у которого закончилась еда, тогда как она — самая тёплая, самая любезная общительная бабочка для всех на свете, и скоро она возвращается к существованию в остальном мире. «Большее» нам даже в голову не приходило. И не придёт, благодарю покорно.

— Откуда ты знаешь? — настаивает он. — Ты говорил с ней об этом? Аксель, она буквально сияет, бл*дь, когда ты входишь в комнату.

— Я сравнил себя с барсуком по складу характера. Я не говорил, что я выгляжу как барсук.

— Иисусе, — смеётся он. — Ну ты и заноза.

— Что? Я знаю, что её влечёт ко мне. Меня к ней тоже влечёт. И всё.

— Вас обоих явно влечёт друг к другу. Я не отрицаю этого. Я лишь пытаюсь сказать, а не стоит ли обсудить, испытываете ли вы друг к другу чувства помимо влечения?

— Мы поговорили! И единственное, что у нас будет — это секс.

— Что? — его монтировка падает на пол.

Чёрт, я не хотел выпаливать это. Просто Паркер по напористости может соперничать с Вигго. Я могу терпеть лишь какое-то время, а потом срываюсь.

— Я же сказал тебе, я загнал себя в угол, — подняв свою монтировку, я принимаюсь за полы.

— Аксель, воу. Погоди. Погоди нахер. Если ты хочешь этого, просто секс без чувств, почему ты паникуешь? Разве ты не должен (позволь предложить тебе такую эмоцию) быть счастлив?

— Я собираюсь переспать с женщиной, на которой женат! — рявкаю я. — Уж извини, если я немного на нервах.

Он подавляет смешок.

— Ты себя слышишь?

— Прекрати. Притворись, что я ничего не говорил.

Я свирепым рывком дёргаю монтировку. Я разберусь с этим внутренним хаосом в старой-доброй манере. Ломая всякое дерьмо.

— Ну же, — говорит Паркер. — Из-за чего ты так завёлся?

Я отдираю ещё больше напольного покрытия и не отвечаю ему.

Паркер ударяет своей монтировкой по моей, останавливая мои движения.