С тобой навеки

— Аксель.

— Это не ощущается так, как с другими людьми. Вот и всё, что я скажу. Всё. Больше ничего.

Паркер на мгновение притихает.

— И ты правда не думаешь, что можешь испытывать к ней чувства?

Я думаю о тех ноющих, скручивающих, резких болях в груди. Это же не чувства, нет? Я никогда не испытывал их прежде, ни к кому. И люди, которые мне близки — моя семья, мой маленький круг общения — ну, к ним я такого совершенно не испытываю. То, что я чувствую к Руни — это похоть. Желание. Простое, банальное желание. Ну и та чертовски странная изжога. Это логичный ответ.

Паркер качает головой, будто знает, о чём я думаю.

— Мне кажется, тебе стоит это обдумать.

Он может говорить всё, что захочет. Нечего тут обдумывать, нечего рассматривать. Я делаю то, что делаю обычно — испытываю тревожность, когда что-то меняется. Зайти дальше с Руни, как бы сильно я этого ни хотел, для меня не так просто. Я на взводе, когда что-либо меняется. Так было всегда.

Ну, хотя бы между нами создастся некоторая дистанция после нашей ночи, которую я собираюсь предложить сегодня, потому что я скоро рухну от сексуального неудовлетворения. Дневные часы я буду проводить здесь. Она будет заниматься своими делами у меня дома. Мы вытрахаем это из наших организмов… к тому же, благодаря отстранению днём я смогу забыть про влечение к ней и двинуться дальше.

Внизу снова взрывается смех. Я слышу голос, которого не слышал, когда впервые поднялась шумиха. Её голос.

— Паркер, — спрашиваю я убийственно тихо. — Что ты сделал?

Он откашливается, нарочно отодвигаясь подальше от меня и моей монтировки.

— Она сказала, что ей не сидится на месте, спросила, может ли внести свой вклад. Я сказал ей, чем можно заняться. Там нужно шкурить и красить. Полно работы, которую она способна безопасно сделать.

Монтировка выскальзывает из моей ладони и резко падает на моё колено.

— Ё*аный ты в рот!

— Иисусе, Аксель, — говорит он. — Разве так ужасно включить её в команду? Позволить помочь, если она хочет?

— Да!

— Ладно. Тогда прячься здесь, в своей башне терзаемого героя, если тебе так нужно. Парни на первом этаже развлекут её.

Перед глазами всё застилает красным.

— Прошу прощения? — я показываю на свою левую руку и широкое вольфрамовое кольцо на четвёртом пальце. — Жена. Моя.

Паркер хрюкает.

— Вау, режим пещерного человека активирован. Расслабься. Я не в этом смысле.

Я вскакиваю и иду на лестничную площадку, откуда открывается отличный вид на помещение внизу. Тело Руни поддерживает идеальную позицию для отжиманий и летает вверх-вниз, пока она отжимается бок о бок с одним из членов команды, который уже начал проседать, а потом падает как тюфяк и машет руками в знак капитуляции.

Руни завершает последнее отжимание, затем падает на пол, перекатывается на спину, и её светлые волосы нимбом рассыпаются вокруг неё. Её щёки порозовели, грудь быстро поднимается и опадает. Затем её глаза встречаются с моими. Её улыбка становится шире.

Меня охватывает худшая на данный момент боль, вонзаясь прямо в сердце.

***

Все ушли на ночь. Кроме меня. И Руни.

Возможно, я прячусь в том, что Паркер окрестил «башней терзаемого героя». Ну и ладно, тут тихо и нет прекрасной жены, которую мне внезапно стало боязно вытрахивать из своего организма. Я отчаянно желаю её, но в то же время… немного ошеломлён мыслью о том, как вклинить в одну ночь всё, что я хочу с ней, и надеяться, что это станет всем, что ей нужно.

На пороге звучит стук, и я оборачиваюсь через плечо. Что ж. Свобода от упомянутой прекрасной жены закончилась.

Жена.

Когда я слышу «жена», я думаю о том, как мой зять Эйден ворчливо говорит это моей сестре Фрейе. Когда папа зовёт так маму, и она волшебным образом появляется, прищурившись и зная, что он собирается шутливо пропесочить её за что-то.

Это интимное слово. Такое слово, которое я никогда не рассчитывал использовать и уж тем более произносить в мыслях.

И всё же вот она, моя… жена, прислоняется к косяку, вспотевшая и улыбающаяся.

— Привет, — говорит она.

Я опускаю валик.

— Привет.

Она оглядывается по сторонам, отталкиваясь от косяка.

— Помощь нужна?

«Нет», — хочу сказать я, но мой язык делает нечто ужасное и отвечает:

— Конечно.

Её улыбка делается шире, когда Руни наклоняется и берёт кисточку, которой я прокрашивал по краям.

— Я собиралась предложить заняться ужином, но Паркер только что сказал, что мы скоро ужинаем с ними мексиканской кухней?

Я замираю, держа валик в воздухе. Краска капает на укрывную пленку на полу. Что задумал Паркер, чёрт возьми?

— О?

Сосредоточенно прищурившись и высунув язык, Руни водит кисточкой вдоль плинтуса.

— Я подумала, что ты ранее договорился с ним, и меня устраивает. Я просто не была уверена, сегодня ли та ночь, когда мы, ээ, ну ты понимаешь…

Я раскатываю краску по стене в форме W, работая быстро, перетряхивая свой мозг в поисках выхода. Сейчас всего половина шестого вечера, но пока мы доберёмся до дома Паркера и Беннета и поужинаем, мы потеряем часы. Остановившись, я поворачиваюсь лицом к ней.

— Давай… давай выждем ночь. После ужина с ними, — я реально придушу Паркера за это обломное вмешательство, — будет поздно.

Она краснеет и кивает.

— Ага. Хороший план.

— Извини, что время ужина уже прошло. Я не хотел работать так допоздна.

«Обманщик. Ты прячешься в своей башне терзаемого героя».

Проклятье. Паркеру нужно выбраться из моей головы.

— Всё в порядке, Аксель. Я планировала пойти и заняться приготовлением еды, но Паркер меня остановил, и это наверняка к лучшему. Я не уверена, насколько хороша твоя страховка от пожара, и такое чувство, что тебе и так хватает катастроф с домами.

Я фыркаю, неожиданно развеселившись.

— Ну, хотя бы ты сможешь есть то, что они приготовят. Они знают, что ты вегетарианка, и их кухня безопасна для тебя.

Она одобрительно хмыкает.

— Да. Я вижу в ближайшем будущем много вегетарианских тако.

— Надо наесться углеводов для следующего челленджа с командой.

— Слушай, — говорит она. — Вик не разрешал мне помочь ему со сносом той гипсовой стены, которую нужно заменить. Сказал, что я даже не удержу кувалду, что уж говорить про замах. И вот так начался челлендж с отжиманиями. Я сказала ему, что если сумею отжаться больше раз, чем он, то сама снесу ту стену.