Чтение онлайн

ЖАНРЫ

С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген
Шрифт:

Аристотелю вторит и Геродот, повествуя о союзе пунийцев с «тирсенами» или же «тирренами», как греки сначала обозначали все не-эллинские племена, а затем прочно привязали это название к этрускам: Тирренское море — Этрусское море.

Итог дипломатической деятельности Магона и его посланцев впечатляет. По Аристотелю, Карфаген заключил с этрусками несколько подробнейших, детальных соглашений, охватывающих все стороны общей деятельности двух народов.

«Ввоз и вывоз товаров» безусловно подразумевает торговые квоты, запрет или разрешение на отдельные категории изделий и, обязательно, пошлины с налогами. Зная о щепетильном отношении Карфагена к монополии на торговлю с западом, соглашение должно учитывать и территориальные

ограничения — не плавать дальше некоей обозначенной точки, что мы затем увидим в первом договоре с Римом.

Не менее интересно «предотвращение взаимных недоразумений» — это уже проходит по ведомству налаживания системы безопасности: ненападение на суда высоких договаривающихся сторон, вероятно некая сигнализация на море для безусловного опознавания союзника (Флаги? Изображения на парусе? Окраска бортов?), третейские суды в гаванях при теоретическом нарушении пункта первого.

«Письменные постановления касательного военного союза» мы даже комментировать не станем — если въедливый и дотошный Аристотель говорит именно о «письменных», значит он или его информаторы были знакомы с копиями, широко распространявшимися и сохранившимися в списках. Архивное дело давно появилось и активно развивалось.

Понятие о закрытости отдельных международных договоров, разумеется, возникло уже тогда и какие-нибудь «секретные протоколы к пакту Карфаген-Этрурия» без всяких сомнений существовали (правда, мы их никогда не прочтем, к величайшему сожалению!), но о военном союзе следовало громко оповестить все заинтересованные стороны включая фокейцев, против которых этот союз и был направлен. Дабы знали, что любое нападение на этруссккий корабль является нападением на Карфаген, а равно и наоборот.

В свете всего изложенного в предыдущих главах и неплохо представляя себе финикийско-карфагенскую ментальность с врожденным, пронесенным через долгие столетия образом мыслей ушлого торгаша, теперь замахнувшегося на создание империи, можно представить себе, как продвигалось обсуждение с этрусками пунктов договора «о ввозе и вывозе товаров».

Никаких сомнений, дело шло поистине с сатрапическим размахом — условия обязательные и необязательные, права сторон, клаузулы, финансовые гарантии, схема возмещения убытков, возможность передачи споров в суды включая жреческие, и так далее, и тому подобное. Хорошо, что тогда не изобрели примечаний мелким шрифтом. А может быть и изобрели, кто знает...

Впрочем, как показывает история, этруски неплохо разбирались в коммерции и в целом не прогадали. Им этот союз был столь же необходим по вполне объективным причинам.

При Магоне Великом возникает военно-экономический альянс Карфагена и Этрурии, противостоящий не только и не столько абстрактным грекам, расселяющимся где им придет в дурную голову, сколько народившемуся объединению Массилии и Тартесса. Забота о безопасности судоходства в западной части Средиземного моря была необходима, но оставалась целью сопутствующей.

Приоритет номер один — борьба за рынки экспорта и импорта. За безусловную монополию и изгнание или усмирение обезумевших от сиюминутных успехов конкурентов!

Мы наблюдаем сугубо экономический конфликт, приправленный нарастающими этническо-цивилизационными противоречиями. Если взаимопроникновение культур финикийцев и этрусков в некоторой мере наблюдалось, то греки и варвары-тартесситы являлись безусловными и неприятными чужаками.

Поселите в своей квартире сомалийского пирата из глухой деревни образца XXI века, никогда не видевшего унитаза и не знакомого с алфавитом, и вы примерно поймете, какие чувства испытывали пунийцы-финикияне при виде варваров, покусившихся на их достояние. А ведь обитатели Финикии почти двадцать веков назад, при фараоне Джосере и его верховном визире Имхотепе, строителе первой пирамиды, считали себя верными поклонниками и продолжателями великой культуры Древнего Египта!

Со времен Магона начинается не просто война за рынки. Начинается столкновение цивилизаций — эллинской и финикийской. Греки были куда

более молоды, и, если использовать терминологию Н. Гумилева, более пассионарны, более активны, более устойчивы к переменам и невзгодам.

Финикийская цивилизация, подойдя к самому своему апогею, наивысшему взлету, начала стареть. О дряхлости речь не идет — в 550-500 годах до н.э. Карфаген представляется нам могучим мужем с мощной мускулатурой, занесшим копье над врагом, но...

Но ему уже хорошо за сорок лет. Элладе разве что двадцать пять — выносливости побольше и юношеского безумия хватает.

Однако, никто не замечал, что рядом подрастает выкормленное волчицей малолетнее дитя, пренебрегающее музицированием, книгами и рисованием, но прилежно занимающееся физкультурой и упражнениями со щитом и мечом.

Имя безнадзорному ребенку — Рим.

И однажды деточка вырастет.

* * *

Предположительно, лидером этрусской конфедерации являлся город Цере (современный Черветери), а главной целью союзников стала Алалия (Алерия) на Корсике, как основной источник напряженности в Тирренском море.

После 546 года до н.э., когда персы захватили собственно Фокею, основные потоки греческих беженцев устремились в Массилию и Алалию — очень уж хлебные местечки. Массилиоты вели обоюдовыгодную торговлю с Галлией и Иберией, Алалия же превратилась в ведущий центр благородного пиратского ремесла — мы помним, что в античности морской и побережный разбой не считался чем-то зазорным или недостойным, вовсе наоборот, пиратство приносило славу, добычу и воспевалось поэтами со времен Гомера.

Неудивительно, что Магон Великий, как главнокомандующий, назначил Алалию приоритетной точкой для нанесения решительного удара — ликвидация этого змеиного гнезда разом снимала множество проблем, прежде всего экономических: фокейцы перестанут опустошать этрусские берега, возобновятся стабильные коммуникации между Африкой и Италией, возродится торговля, а греки лишатся важнейшего форпоста, позволяющего быстро перебрасывать подкрепления на Сардинию, которая по договору с этрусками должна была войти в зону влияния Карфагена.

Одна из первых грандиозных морских баталий с участием Нового Города состоялась в 535 году до н.э. Обратимся к описанию Геродота:

«...По прибытии на Кирн фокейцы пять лет жили там вместе с прежними поселенцами и воздвигли святилища богам. Так как они стали [потом] разорять окрестности и грабить жителей, то тирсены и карфагеняне, заключив союз, пошли на них войной (те и другие на 60 кораблях). Фокейцы также посадили своих людей на корабли числом 60 и поплыли навстречу врагам в так называемое Сардонское море. В морской битве фокейцы одержали нечто вроде Кадмейской победы: 40 кораблей у них погибло, а остальные 20 потеряли боеспособность, так как у них были сбиты носы. После этого фокейцы возвратились в Алалию. Там они посадили жен и детей на корабль и, погрузив затем сколько могло на него поместиться имущества, покинули Кирн и отплыли в Регий.

Что до людей с погибших кораблей, то по крайней мере большую часть их захватили в плен карфагеняне и тирсены и, высадившись на сушу, побили камнями»[27].

Сардонское море находится юго-западнее Корсики (Кирна), между островом Сардиния и Балеарскими островами, где Карфаген владел крупной военно-морской базой на Ибице — вероятно, союзный флот вышел как раз оттуда. Фокейцы же, прослышав о подготовке столь масштабной операции (военную разведку изобрели еще в Древнем Египте и Месопотамии две тысячи лет назад) выдвинулись навстречу Магону Великому не желая давать бой на своей территории и стараясь не допустить эскадру неприятеля к Корсике — вполне разумный шаг, лучше нанести упреждающий удар, чем сидеть в обороне. «Битву при Алалии» правильнее будет называть «битвой в Сардонском море».

Поделиться с друзьями: